Двойные двери

И Антон пошёл на попятную:

– Маргиналы тут всякие жили раньше, – пояснил он Ане, – Бомжи, пьяницы. Мне пару раз пришлось им помощь оказывать… Напивались до зелёных чертей, дрались…

Елена Львовна кивнула ему. А Маша принесла на подносе чай, и – не какое-нибудь изысканное печенье, а тарелку с горячими пирожками. Всё тут было перемешано, в этом доме. Изысканная лепнина на сохранившемся камине, пластиковые окна (поубивать бы кое-кого!) и пирожки с домашним вареньем.

Елена Васильевна сказала устало:

– Если бы тут был подходящий дом, мы бы купили. Но вы, наверное, этим вопросом сами не занимались. И не заметили, что здесь никто готовых коттеджей не продаёт. Все, кто решил тут осесть, начинают с нуля… строятся… Мы – две женщины – ввязываться в стройку… простите. А дом этот не такой уж ветхий. И стиль у него приятный такой… не вычурный. Я больше боялась, что будут проблемы из-за всяких документов, разрешений… Дом этот – такая старина! Но оказалось, что он нигде не стоит на учёте, памятником культуры не является.

И местный этот… ну вы его знаете… Вовченко..

Антон кивнул – кто же мог не знать главу сельской администрации. Как прежде говорили – сельсовета.

– Он был только рад, что это гнездо маргиналов… как вы правильно сказали, будет ликвидировано. Дом не станет ветшать, у него появятся хозяева. Конечно, средств пришлось вложить очень много. Вы понимаете – ремонт, разные там сети, канализация, газ и свет… Мы смогли переехать только через полгода. Но оно того стоило.

– Будет очень нескромно напроситься на беглую экскурсию? – Антон потянулся ещё за одним пирожком, – В общих чертах, так сказать… Я давно интересуюсь этим домом – ведь других достопримечательностей в селе нет. Хочется посмотреть, что вы с ним сделали.

Он подступал к границам того, что позволено при первом посещении. И по заминке Елены Львовны это было видно. Но она не отказала:

– Пожалуйста-пожалуйста. Анечка, может быть, ты проводишь доктора? Мне, с моими ногами, наверх лезть…

А ведь на ноги она ему не пожаловалась, хотя могла бы. У врача все при каждом удобном случае стараются получить совет. Антон надеялся, что это «Анечка, может быть ты» – не попытка познакомить его поближе с незамужней дочкой. Ничего, похожего на близкие отношения с женщинами, в его планы не входило. Не только сейчас, скорее всего – никогда больше.

– Пойдёмте.

Аня встала. Она всё делала как-то робко, неуверенно – говорила, двигалась. Её хотелось взять за плечи, встряхнуть и спросить – что ты такая запуганная? А ведь его и позвали из-за того, что она была запуганной.

– Со второго этажа начнём? – Аня стояла возле лестницы.

– А на чердак вы не поднимались?

Она покачала головой:

– Насколько я знаю, нет. Может быть, только рабочие, когда проверяли – не течёт ли крыша? Нам не до чердака было. Тут столько дел оказалось всяких! Если хотите, давайте посмотрим, что там – на чердаке.

Они поднялись по лестницам, которые в старых домах совершенно особенные. Где-то они пологие, с мелкими ступеньками – может быть, для того, чтобы по ним могли скользить вверх-вниз дамы в длинных платьях, а то и со шлейфами. А тут были лестницы узкие, с очень высокими и крутыми ступеньками – говорящими ступеньками, предупреждающими… Поскрипывали, пели они при каждом шаге. Наверное, потом их заменят, как заменили старые дубовые рамы, вставили пластик.

Отрезок лестницы между вторым этажом и чердаком был и совсем узкий – только-только одному человеку пройти. Оно и понятно, Казимирыч не терпел в своих владениях посторонних.

«Неужели будет открыто?» – подумал Антон, чувствуя какой-то даже трепет. Но нет! Дверь, сделанная из легкого, рассохшегося уже дерева, так и оставалась запертой.

– По-моему, у мамы ключа от чердака нет, – сказала Аня, – А что там, а? Вам ведь интересно узнать? Вы знаете, да?

И снова Антон уклонился от ответа:

– Ну, обычно на чердак стаскивают разные старые вещи. Обломки прошлого. Среди них бывает что-то любопытное. Один старый врач, который подарил мне докторский саквояж, нашёл его как раз на чердаке. Бог знает, сколько ему лет!

Аня кивнула – и повела его дальше. Коридор второго этажа остался таким же полутёмным, каким он его помнил. Но двери были заменены на современные, стены оклеены дорогими тиснёными обоями, пол застелили ковролином.

Сравнение было неуместно, но Антону невольно вспомнился бревёнчатый домик на окраине села. Конечно, по сравнению с этим особняком он был новостроем – его поставили, должно быть, сразу после Великой Отечественной. И всё же брёвна уже почернели, фасад с двумя окнами, как в самых бедных избах – кто хоть чуть побогаче, уже старались сделать три окошка.

Недавно поселилась в этом доме молодая пара – ни на что лучшее денег у них, как видно не хватило. Мужу повезло – нашёл работу, устроился на известковый завод. Первое, что сделали супруги, скопив немного денег – поставили белые пластиковые окна. В обрамлении чёрных брёвен они смотрелись…

Аня шла и открывала двери:

– Вот тут моя спальня. Мамина – на первом этаже, у неё, правда, больные ноги, ей по лестнице подниматься трудно. Тут что будет – мы пока не придумали что. Наверное, поставим много цветов в горшках и кадках, что-то вроде зимнего сада. Зимы в деревне такие долгие, хочется хоть немного зелени.

– Я вот только боюсь, – вдруг пришла ей в голову мысль, – Мама придумала везде постелить этот ковролин. Теперь шагов совсем не слышно. Вдруг это всё-таки не призрак, а кто-то реальный?…

– Сегодня пусть у вас кто-нибудь соберётся и съездит за лекарствами. Тогда уже нынче вы будете крепко спать. И успокойтесь, здесь – насколько я знаю – уже много-много лет никого не обворовывали и тем более не убивали, – и, чтобы отвлечь девушку, Антон спросил, – А обманки вы убирать будете?

– Какие обманки?

– Не знаю, много ли их осталось. Может быть, только одна. Раз вы о ней не знаете, значит, её ещё не трогали. Давайте сначала закончим экскурсию, а потом я её вам покажу – она на улице.

Аня показала ему всё, ничего не скрывая. И ванную комнату, где вместо огромной чугунной ванны была теперь душевая кабина. И кухню, где хозяйничала Маша («Кушать хотите? Минут через десять борщ готов будет – можно обедать»). И пустые комнаты, только что после ремонта. Судьба их была ещё не решена, хозяева только обживались.

Потом Аня снова понизила голос:

– А вот сюда он чаще всего проходит! Я, конечно, никогда за ним не иду, даже на другой день заходить сюда боюсь. Но всё-таки потом захожу и смотрю – вдруг он что-нибудь после себя оставил? Вдруг это всё-таки живой человек?

Конечно, речь шла о самой большой комнате, которую нынче бы назвали «залом». Она была одной из самых тёмных в доме – первый этаж, да ещё окна во внутренний дворик. Когда-то – не при маргиналах, конечно, – здесь была библиотека. Новые хозяева, похоже, больше всего денег, вложили именно в эту комнату. Если что-то и испортили тут, то очень мало. Дух старины вполне сохранился. Люстра с хрустальными подвесками очертаньями своими напоминала даму в бальном платье, присевшую в реверансе. Паркет, тяжёлые бархатные шторы глубокого шоколадного цвета. И книги на полках, и кресла – может быть, даже купленные в антикварном магазине. И даже – хотя с него следовало начать, потому что он стоял посреди комнаты – настоящий концертный рояль.

– У вас кто-то играет?

– Я, но совсем немного… Когда-то училась в музыкальной школе. Папа тогда купил рояль – ему предложили по случаю очень хороший, немецкий. Школу я закончила, но очень слабенько на тройки. Ни то, ни сё – продолжать образование не стоило, так, для себя что-то «изобразить» могу. Но рояль мы так и не продали. А когда купили этот дом, мама как раз хотела избавиться от инструмента, чтобы не тащить его сюда. А я настояла. Мне кажется, он тут хорошо смотрится, правда? На своём месте?

Антон кивнул.

– Ну, а теперь – вы мне хотели что-то показать? – спросила Аня.

– А, да… Я тут немножко путаюсь после вашего ремонта, но, по-моему, вот отсюда должен быть выход на задний двор. Так ближе нам будет, чем обходить весь дом.

Они прошли через маленький чуланчик, куда до них заходила, наверное, только Маша (тут стояли веник, совок, ведро) и вышли в небольшой двор, образованный двумя крыльями дома.

Были тут в своё время и розарий, и небольшой фонтан, в центре которого стоял мраморный слон. Ничего не осталось. Обломки слона – четыре ноги и часть брюха. И долго тут, наверное, ничего не будут приводить в порядок. Ведь укромное место, снаружи его не видно, гости сюда не заходят. Двор зарос лебедой и сурепкой, в дальнем углу лежал строительный мусор. Много – машиной вывозить надо.

Антон уверенно направился к левому крылу, тому, где стены укрывал вьющийся хмель.

– Вот здесь она была… Да, вот есть, смотрите…

Он отвёл листья хмеля, и Аня увидела дверь – тяжёлую дубовую дверь в виде арки, обложенную кирпичом.

– Куда она ведёт? – почему-то шёпотом спросила Аня.

– В том-то и дело, что никуда! Это обманка, я же вам говорю. Раньше такое было принято, даже модно. В доме на стене могли нарисовать любимых собак, так реалистично, что гости тянулись их погладить. Или, например, фигуру служанки, метущей комнату. Гости медлили проходить в эту комнату – думали, там не закончили уборку. А это была всего-навсего обманка. Шутиха такая. И эта дверь – это просто картина, вот посмотрите.

Аня провела рукой по штукатурке. Действительно, нарисовано.