Загадай желание

– Не дай бог такого, – кивнула Женя, суетливо разливая вино по бокалам.

– Он писал в своем ЖЖ, что такая женщина, как ты, тянет его вниз. Он сказал, что если бы он не уехал, он бы повесился, помнишь? Я боюсь, что всем нам не потянуть еще хоть миллиметр Максима Померанцева. Ты слышишь? Это дорога в ад!

– Прекратите! Я же пришла, чтобы вы мне помогли! – воскликнула Олеся. – Наверное, мне не стоило сюда приходить.

– Мы желаем тебе добра, – заявила Нонна. – Мы составим план и не допустим повторения этого кошмара.

– А никого не интересует, что я думаю об этом? – вспыхнула Олеся.

– Будет гораздо лучше, если мы тут подумаем за тебя, ты себя дискредитировала еще в прошлый раз, когда чуть не улетела к нему в Италию только потому, что он позвонил тебе спьяну и сказал, что почему-то вспоминал о тебе. Он просто держит тебя на поводке, играет как кот с мышью. Пришло время взять свою судьбу в руки, – категорически заявила Нонна, подразумевая, что, конечно же, судьбу Олеси теперь возьмет в свои руки именно она, Нонна. Эта работа всегда была ей по плечу, а от Олеси теперь будет требоваться только одно – слушаться.

Олеся покачала головой и вцепилась в бокал с вином – третий по счету.

Посреди этого весьма талантливо разыгранного монолога Нонна вдруг запнулась – она увидела Анну. Та стояла в глубине коридора, ведущего к входной двери, и молча смотрела на всех. Нонна не знала, как долго она там простояла. Возможно, что долго. Анна молчала и смотрела на них странным, рассеянным взглядом. Нонна улыбнулась и помахала рукой. Все обернулись, увидели Анну и также принялись вскакивать с мест, оживляться и оглядываться. Теперь все будет хорошо. Анна придет и поправит все, она успокоит тех, кто беспокоится, примирит тех, кто не может найти общий язык. Она найдет решение и найдет слова, чтобы каждый понял, почему нужно поступить именно так. Она не осудит и не потребует от них ничего – никаких действий, никаких обещаний. Анна залечит раны и исцелит мертвых одним безмятежным взглядом своих прекрасных светло-серых глаз.

– Вот и ты! Ань, представляешь, Померанцев вернулся. И эта наша тютя его не выгнала, а сидит тут и рыдает, говорит, что не может без него, – сказала Нонна.

– Я не знаю, что делать! – поправила Нонну Олеся. – Я не говорила, что не могу жить без него! – добавила она, хотя про себя она и отмечала то, что ей ужасно хочется немедленно подняться и броситься обратно, к себе домой, посмотреть, там ли он еще. Олеся говорила себе, что надеется на его уход, но мысль о пустой квартире заставляла ее сердце сжиматься от разочарования.

– Ну, а ты что думаешь, – как ей поступить? – спросила Женя у Анны.

Та сделала несколько шагов, вошла наконец в просторную гостиную и остановилась.

– Должна она его немедленно прогнать? – задала Женя второй вопрос.

– Я не знаю. Откуда я-то могу знать? – Анна пожала плечами и принялась развязывать платок, завязанный на ее шее мудреным узлом.

– Нет, но что ты об этом всем думаешь? – хором спросили все.

Анна беспомощно посмотрела на Олесю, и в глазах ее почему-то промелькнуло отчаяние.

– Я не знаю! Слышите вы или нет? У меня закончились уже ободряющие речи, честно. Мне вообще не до вас!

– Анна! – ахнули все в полнейшем неверии. – Ты что?!

– Ничего! – воскликнула она, бросила на стол сумку и выбежала из комнаты.

Через секунду дверь в детскую захлопнулась. Вся компания осталась сидеть в таком глубоком шоке и потрясении, что в гостиной воцарилось гробовое молчание. Нонна растерянно пялилась на опустевший коридор. Ванюшка закрыл глаза так, словно бы собрался медитировать. Олеся, никем не сдерживаемая, почувствовала отчаянное желание пойти и броситься на шею Максиму. Женя потянула руку к бутылке на столе, взгляд ее соскользнул на сумку Анны. Из внешнего кармана почти наполовину выпало на стол потрепанное удостоверение – пропуск на Ваганьковское кладбище, в колумбарий. Женька кивнула и прикрыла рот рукой.

– Анна была у Володи, – пробормотала она и кивнула на сумку.

– Ах, вот оно что! – воскликнули все с пониманием и моментально расслабились.

– А ты говоришь – у нее кто-то завелся. Только не у Анны, – добавила Женя.

– Господи, вот ведь есть на свете настоящая любовь! – воскликнула Олеся, вытирая слезы. Если Анна была у Володи – это все объясняет.

Настоящая любовь не умирает

Анна сидела в стареньком кресле и смотрела, как близнецы уплетают бабушкины блины. Есть в комнате вообще-то было строго запрещено, но, учитывая обстоятельства и тот беспредел, который творился на кухне, свекровь отошла от своего же собственного правила. Результат был налицо – щеки Вовки перемазаны шоколадно-ореховой пастой, крошки на постели, маленький пластмассовый мусоровоз Саши под завязку нагружен кусками блинов. На полу блестит лужа пролитого чая. Ни следа бабули, что показательно. Свекровь дает понять, что раз друзья на кухне Анны, то и лужа тоже ее.

– Эй, а убирать-то кто будет? – спросила Анна у мальчишек. Хотела строго, но не получилось. От одного взгляда в их смышленые карие, совсем как у Володи, глаза она прощала им все.

– Мы! – радостно пообещал Саша.

Вот ведь странно, вроде бы абсурдно идентичные люди, а такие разные. Вовка любит поесть, Сашка – больше балуется. Вовка спит, как сурок, а Сашку не уложить. Вовка уже вовсю читает сказки с картинками, а Сашку даже слоги заставить тянуть невозможно, стоит ему увидеть букварь, как он тут же исчезает. Ищи его свищи! Впрочем, компьютер любят оба.

– Значит, вы? И когда вы планируете этим заниматься? – Анна нахмурила брови и погрозила пальцем.

Сашка захихикал. Анна склонилась к нему и принялась щекотать животик. Сын смеялся так заразительно, что и она принялась смеяться. Сашка выкручивался и визжал.

– А меня? – раздалось обиженное из-за спины. Вовка тоже желал быть потискан и помучен любимой мамой. Анна принялась щекотать близнецов. Если бы сейчас к ним ворвалась Маша, то ситуация стала бы неразрешимой – на дочь ее рук не хватило бы. Разве что ногой пришлось бы щекотать. Анна вспомнила, как ей не хватало рук буквально ни на что, это был тот особый период, когда близнецы только пошли, им было по полтора года, а Машке не было и пяти. Дети вываливали на пол и себе на головы содержимое шкафов, еду, мыльную пену, опрокидывали тазы с замоченным бельем – стиральная машина сломалась, а на новую денег, естественно, не было. Ничего у них со свекровью не было с тех пор, как умер Владимир. Анна тогда часто ложилась ночью спать с мечтой о том, чтобы не проснуться. Во сне к ней приходил он.

Анна родилась под счастливой звездой, так о ней говорили родители. Анна не понимала, что имеют в виду отец и мать, но думала, что речь идет о какой-то конкретной звезде, типа Вифлеемской. Удачный гороскоп, видимо. Но люди имели в виду другое.

– Какая же красавица! – восхищались они, не отрывая глаз от Анны. Хотя сама она считала, что у нее обычная славянская внешность. Она уродилась как раз такой, о каких говорил Некрасов, – спокойная плавность движений, безмятежное лицо, чистая кожа, глубокие серые глаза, густые соломенные волосы – бесценный дар в каждом жесте, в королевской осанке, в идеально точеной женственной фигуре, в высоком росте. Она была красива ребенком, она стала еще красивее в юности.

– Какая же она у вас чудесная девочка – и добрая! – также добавляли люди, и это тоже было правдой. Наверное, слово «покладистая» подошло бы ей больше. Она была добра, потому что была счастлива, а счастлива она была от природы – радовалась тому, что есть. Возможно, она была такой оттого, что Господь благословил ее отсутствием каких бы то ни было амбиций. Она ничего особенно не хотела, кроме того, что у нее и так было. Потом она встретила Владимира, и единственное, чего она хотела теперь, – это не расставаться с ним. Желание сбылось легко, как и все в ее жизни. Ей словно бы отвешивали этой легкости по самую макушку, чтобы захлебнулась, напилась вволю, потому что знали, что потом все это будет отнято.

Владимир был старше Анны на пятнадцать лет. Он был капитаном теплохода, на котором шальной и счастливый выпускной класс Анны проводил последний вечер. Раскрасневшаяся от жары и шампанского Нонна лихо отплясывала на верхней палубе с мальчишками, неуклюжими, но мечтающими о поцелуях. Они были все такие смешные, такие наивные. Анна отлично помнила тот день. Она стояла, облокотившись на перила, в белоснежном легком платье из ситца, на голове венок, который она сплела из цветов, подаренных влюбленным в нее одноклассником, – устала таскать букет в руках, но и выбросить постеснялась. Мальчишки из их класса все поочередно (а некоторые и попарно) признались Анне в любви. Каждому из них она, смеясь, пообещала дать ответ и пожелала удачи с экзаменами в институты – в армию не хотел никто.

– Я бы убила, чтобы стать тобой, – сказала вдруг Нонна, остановившись и завороженно глядя на Анну, такую неправдоподобно красивую в лучах закатного солнца, на фоне искрящейся Москвы-реки.

– С чего бы это?

– Ты что, не заметила? – усмехнулась Нонна.

– Чего не заметила? – пожала плечами Анна.

– Даже капитан на тебя пялится.

– Что? – Анна подняла глаза и увидела ЕГО. Владимир, такой взрослый, очень даже красивый в белоснежной форменной рубашке с погонами, но прежде всего все же взрослый, очень взрослый, действительно смотрел на нее, не отрываясь, и в глазах его читалась почти что боль.

– Видишь? – Нонна хихикнула и состроила глупую рожицу.

Анна отвела взгляд, но буквально через секунду посмотрела снова. Было что-то магическое, притягательное в этом полном чувственности и безнадежности взгляде из-за стекла рулевой рубки.

– Ты думаешь, это капитан? – спросила Анна, рассеянно улыбаясь и скользя взглядом по его лицу.

– Ой, опять это твое выражение безмятежности, – фыркнула Нонна и принялась передразнивать Анну. – «Ах, я так устала от внимания, это такая мука – быть красоткой-блондинкой!»

– Ужасная мука, – прыснула Анна, прекрасно зная, что от ее белозубой улыбки бедному капитану станет еще хуже.

– Что ж ты не перекрасишься в зеленый цвет? Сделала бы ирокез – и вся проблема бы решилась, – язвила Нонна.

Какими же они были детьми, кто бы мог подумать, что Владимир преступит все должностные инструкции, чем вызовет яростное сопротивление и возмущение со стороны учителей, сопровождавших класс.

– Конечно, вам нельзя познакомиться с нашей выпускницей! – визжала их классная руководительница, услышав, о чем Владимир, красный как рак, спрашивает Анну.