Там, за Вороножскими лесами

– Вот видишь, у нас с тобой матушки есть, по милости Божией живы -здоровы, а у него родители еще в малолетстве преставились. Брату до него и дела нет. Истосковался он без ласки, ты его приласкай, отогрей, ну как любящие бабы могут, да совсем его другим познаешь.

«Зачем я это говорю? Она ж дите совсем, разве поймет, вон к мамке хочет».

– И еще, – Демьян стал серьезным, – я отцу твоему обещал оберегать тебя, да мне уехать скоро придется. Не добрые скоро времена настанут, не раз кровь прольется. Ежели здесь чего дурного случится, сама поймешь, когда… ты князю своему во всем признайся, чья ты дочь…

– Нет! – с волнением перебила его княжна. – Это же позор для матушки, я на такое не пойду!

– Не скажет он никому, молчать станет, чтобы над ним не потешались. А ты этим себя спасешь, от монастыря али еще от чего худого. Иногда лучше дочерью сотника быть чем князя.

К ним широкими шагами приближался Алексендр.

– Все готово! Пошли, – кивнул он в сторону церкви.

– Дозволь, княже, с тобой наедине переговорить, – Демьян нагло потянул князя за рукав.

– Робша, уже за здравие молодых набрался? – пошутил Алексашка.

– Ты что творишь?! Ты как с невестой себя ведешь? – накинулся на него Демьян. – Это же жена твоя стоит, мать детей твоих! Вы же сейчас пред Богом клятвы давать станете. Пред Богом! А ты…

– А что я? – надулся Александр. – Она от меня нос воротит, а я должен…

– Должен, должен, княже. Подойди, успокой, ласковое слово скажи. Иди, а я вас в притворе подожду.

Олексич быстро пошел к церкви, осенил себя распятием и зашел внутрь. Туда же толпой протискивались и дружинники. Но Демьян остановился у входа, так, чтобы было видно двор, и бессовестно начал подглядывать.

Вот князь подошел к княжне, что-то ей говорит. Она молчит, опустив голову. Александр опять злится, начинает расхаживать вкруг нее, размахивает руками. «И это утешил?» Князь что-то кричит в лицо княжне. Ефросинья поднимает голову, обнимает князя за плечи и, поднявшись на цыпочки, быстро целует в щеку и тут же отстраняется. Александр растерянно стоит, будто его не поцеловали, а ударили. Тревожно оглядывается, словно собирается что-то украсть, рывком притягивает невесту к себе и начинает страстно целовать. Она не отстраняется, гладит его по спутанным ветром волосам. Демьян смущенно отворачивается, снова крестясь, шепчет молитву. Мимо него проплывают, взявшись за руки, раскрасневшиеся жених с невестой.

Глава IV. А встань за нас

1

В Ольгове были накрыты столы для свадебного пира. Как бы случайно, завернул к брату на огонек со своей дружиной Святослав. Все делали вид, что ничего не происходит, но даже нищие на паперти шепотом толковали – князь с ворованной женой приедет. Горожане кто помоложе озорно подмигивали друг другу, кто постарше неодобрительно качали головами. Им ли не знать, чем такие шутки могут обернуться для княжества.

Демьян с княжеского пира отпросился. Свое дело он сделал, ему предстояли тяжелые хлопоты по погребению Горшени и еще двух воев, скончавшихся дорогой.

– Кому ж теперь десяток Горшени отдашь? – беспокоился Первуша. – Выезжаем скоро.

– Вьюн поведет.

– Да молод еще Осип! Нешто можно вровень с Горшеней ставить, не справится.

– Когда отец тебе десяток давал, чай не старше Оськи был.

– Ну, то я, – надменно выпятил нижнюю губу Первуша, – опять же Горшеня подучивал.

– Так и ты Вьюна подучи.

– Да когда он меня слушал? Мы-то не такими были, – по-стриковски проворчал тридцатилетний вой.

Демьян спрятал усмешку, вспомнив, сколько раз Первуша до хрипоты спорил со старым десятником, не желая признавать его правоту.

– Справится. Оське быть.

На следующий день Демьяну все же пришлось явиться на свадьбу. Александр прислал за ним детского с нетерпящим возражений посланием. Нехотя Олексич поплелся на широкий княжий двор. Пир шумел во всю.

Веселый и изрядно хмельной Алексашка сам выскочил к Демьяну, хватая за рукав, усалил по левую руку от себя. На второй день пировали только мужчины. Кто-то еще бодренько выкрикивал здравицы, кто-то уже лежал носом в стол. Неутомимые скоморохи раздували щеки, извлекая из рожков и свирелей затейливые звуки.

Демьяну очень хотелось узнать, как Ефросинья, но он не решался. Александр в очередной раз с упоением вспоминал о ловах вепря, с каждым разом все приукрашивая и приукрашивая свой рассказ. Размеры убитого кабана уже могли поспорить с медвежьими. Толстый Коснятин с Миронегом слаженно поддакивали. Святослав кривился в усмешке, перешёптываясь с любимцем Буяном. Олексича тяготил пьяный угар, хотелось быстрее вырваться на волю из этой круговерти.

На углу скромно сидел новый тысяцкий. Встретившись с Демьяном взглядами, он первым кивнул головой. «А ведь я на его месте сижу? – спохватился Олексич. – Ему по левую руку от князя нужно сидеть, а его в самый конец задвинули. Коли не уважают, зачем выбирали?» Демьяну почему-то стало обидно за Якова, как будто это не Яшку Кумича оскорбили, а память об отце попрали.

– Княже, – обратился он к Александру, – негоже тысяцкому на задворках сидеть. Народ уважать не станет, коли ты свое пренебрежение им выказываешь.

– Робша, устал я от поучений твоих. Молодой еще, а ворчишь как дед, – беззаботно улыбнулся князь. – Ох, намается с тобой Агашка, пожалеет, что топор не мне всучила.

Он пьяно засмеялся, уткнувшись Демьяну в плечо.

– О своей бы жене думал, а не мою припоминал.

– А моя хороша, Робша, уж так хороша, – Алексашка мечтательно вздохнул, – Век тебе за нее благодарен буду. Проси, что хочешь.

– За Агафьей отпусти, больше мне ничего не надобно.

– Все ты об своем, как тетерев на току, – отмахнулся князь.

«Да, что ж это такое! – внутри у Демьяна все бушевало. – Уеду я наконец отсюда или нет!»

Святослав с Буяном опять зашептались. Филька зло сузил глаза и громко, чтобы слышно было и в отдаленных концах стола, обратился к Демьяну.

– Понравился нам конь степной, больно хорош. Как твоя меньшая сестра подрастет, так ты ее тоже под какого поганого подложи, и нашему князю добрый конь нужен.

Демьян вихрем вскочил с лавки, подлетел к Буяну, так быстро, что никто ничего не успел и разобрать, рывком опрокинул Фильку на пол и начал жестоко избивать – не разбирая лупить по чему придется, не давая встать. Он выплескивал на этого, свернувшегося в комок человека, всю ярость: за сестру, за мать, за разлуку с любимой, за павшего в дурной сечи Горшеню. За все, что накопилось!

– Демьян, Демьян, ты, что творишь?! – слышал он как во сне испуганный голос своего князя. – Да оттащите вы его, ведь убьет!

Десятки сильных рук схватили Олексича, оттягивая от жертвы. Он тяжело дышал, казалось, не понимая, где находится.

– Да, что на тебя нашло? – причитал Александр. – То ж дурак, дурак был дураком и останется, хоть забей его.

Демьян перестал рваться, скрутившие его ослабили хватку.

Фильку подняли, он держался за голову и тихо постанывал.

– Ведите прочь, – раздраженно бросил Святослав.

Бояре сидели притихшие. Никто никогда не видел сына Олексы таким. Все знали, что Демьян к обидным словам был терпелив, драку первым никогда не затевал, а если и дрался, то бил так, чтобы лишь проучить, не причиняя увечий. Многие поняли, что дикий, разъедаемый ненавистью, Олексич был делом и их рук, каждый воткнул свою иглу в израненную душу.

– Дозволь, княже, пойду, – Демьян шагнул к двери.