Говорит и показывает. Книга 2

– Исключая меня, конечно, старого гриба, но и я вполне способен оценить прелесть удовольствия завтрака на траве. А?

Мне понравилась эта идея. Оставалось продумать бюджет нашего праздника. Деньги я как мог копил, покупая доллары на все свои «заначки».

Я проснулась от неприятного чувства вертящейся дурноты. Открыла глаза, «вертолёт» постепенно снизил скорость и приземлился. Я знаю, что такое похмелье, в моей жизни это происходило несколько раз. С Ю-Ю парочку, и с Васей мы тоже пару-тройку раз набирались изрядно. Вот и теперь… Только… где я?

Я пытаюсь понять, что это за потолок, состоящий из двух, нет, трёх плохо подогнанных бетонных плит, как в моей комнате в общежитии. Но это другие плиты, незнакомые. Повернуть голову удалось не сразу, так ужасно меня мутит.

– Приветик, – Славкин голос вполне бодрый и даже весёлый.

И где сам Славка? Славка… значит его комната… и я что, спала в его комнате? Вот это в первый раз, чтобы я не помнила, где я заснула и почему… я пошевелилась немного, пытаясь понять в одежде я или нет.

– Да не боись, всё твоё при тебе, – засмеялся Славка. – Я может и мечтал бы воспользоваться, но, чтобы ты хоть что-то осознавала, а не так как вчера… Пить ты совсем не умеешь, Майя Кошкина.

Это верно. Во-первых, не умею, во-вторых, на меня действует сразу и слишком сильно. Поэтому не очень и люблю, а все думают, я выпендриваюсь.

Вот и Славка, появился в поле моего зрения… смеётся, вихры лохматые, тоже недавно встал, волосы мокрые у лица, умылся только что.

– Я кофе сварю?

– Ой, не говори про кофе, – взмолилась я, чувствуя, как меня затошнило от одного воспоминания о его вкусе.

А в следующее мгновенье я побежала в ванную блевать, пугая его соседа по блоку, который шарахнулся от меня как от привидения.

В-общем, я проболела целый день, не в силах не только поехать домой, но даже выйти из Славкиной комнаты и дойти хотя бы до своей. Но оно и лучше. Славкины соседи по комнате уже уехали, а мои соседки все ещё были здесь и их суета, подготовка к экзаменам не сочеталась бы с моим смертельным похмельем.

А Славка оказался настоящим другом, очень нежно ухаживал за мной, дурой, и даже согласился спуститься на вахту и позвонить Васе, сказать, что я не приеду сегодня домой.

Глава 3. Тайны и открытия

Прийти к Маюше в гости, в тот дом, где она прожила уже шесть лет, нимало не нуждаясь в нас, волнительно и даже рискованно, мы с мамой придумали, что идём вместе к её многолетней приятельнице на день рождения, чтобы не вызвать недовольства у Виктора. Не представляю, что бы он сказал, узнав, что мы пошли в гости к Маюшке.

Мне понравилось здесь, эта квартира в старом сталинском доме на четвёртом этаже, она была маленькой и даже тесной по сравнению с нашим домом, даже с прежним. Но хозяева, а я подозреваю, что именно Майя, так разумно организовала всё это пространство, что казалось, что здесь места больше, чем у нас. Вася оказался красивый парень, смущался нас, но это только ещё украшало его. Мама-то хорошо его знала и то сказал потом, что он повзрослел со школы и стал «ещё интереснее», как она выразилась.

И сосед их, как оказалось, приёмный Васин отец был на первый взгляд старый и скучный, после стало ясно, что первое впечатление ошибочно. Он с обожанием смотрел на детей, и старался понравиться нам.

Мы готовы были расспрашивать их о работе, о планах и прочем, но дети огорошили нас объявлением о том, что намерены пожениться.

– Лидия Леонидовна, Татьяна Павловна, я прошу вас отдать за меня вашу Майю, – сказал Василий.

Мы с мамой, вздрогнув, переглянулись, и, думаю, нам обоим пришла одна и та же мысль: отец должен принимать эти слова, не мы…

– Так вы… Ох ты… во это да… – неуклюже проговорила я.

Я узнал о планах Маюшки и Васи от мамы. Она позвонила мне сама и рассказывая о чём-то, потом вскользь упомянула об этом. Вскользь, потому что была уверена, что я знаю, что я-то не могу не знать, если это знает она…

Это было в день выборов. В результате, я позабыл о том, что надо выйти из дома и проголосовать. Да и так не пошёл бы, должно быть…

Что я почувствовал? Одиночество. Странно, ведь Маюшка оставила меня ради Васи так давно, так давно, что в это не верилось: ещё Советский Союз был цел и никто не мог подумать, что через шесть лет мы будем жить не при Советской власти, а в царстве олигархов. Вот как давно это было. Почему же я только сейчас вдруг осознал это?

И почему я чувствовал то, что заставило меня сорваться и сказать Маюшке то, что я сказал на той лестнице? Как может быть и то, и вот это – её решение выйти за него.

Вот ничего странного нет, всё к этому шло, и я это знал, но почему сейчас вот такое потрясение? Потому что не мне первому она сказала об этом? Потому что даже мама не сомневалась, что я уже знаю…

Май, как же мне понять это? Что ты хочешь отставить меня? По-настоящему теперь. И показать это? Но как больно ты решила это сделать. Рассчитывала именно так? Хотела именно так? Ведь не осталась со мной ни разу наедине с того дня, как произошёл тот разговор. Да что наедине, после того как пришла тогда на Труда, я вообще её не видел.

Уехать надо куда-то, уехать, напиться, забыться как-то… Вот чёрт, когда это кончится!

– Ты куда пропал-то? – Юргенс поравнялся со мной, когда мы вышли с планёрки. – Я уж думал, бастуешь как шахтёры. Или ещё хуже, где-нибудь в троллейбусах этих взорвался.

– Очень смешно! – укорил я его неуместной шуткой над несколькими терактами, произошедшим на днях, мы так привыкли к этому бедствию, что и шутить люди не стесняются. И всё же… Интересно было бы посмотреть на него, если бы там был тот, кто ему дорог. Но кто ему дорог, Господи…

– Да ладно тебе. Что случилось-то, отощал даже. Где был? В М-ске своём прекрасном?

– Нет, в Сочи ездил.

– Один?

– Кто ж один в Сочи ездит, – ответил я, почти зло, потому что, конечно, брал с собой Яну, девушку, с которой познакомился в тот самый ужасный для меня день третьего июля, когда я узнал о предстоящей свадьбе Маюшки, а Ельцин выиграл эти дурацкие выборы.

– И как она?

– Кошмар, как и обычно, – ответил я.

Юргенс захохотал, хлопнув меня по плечу.

– Ладно, не тоскуй. Я тебя познакомлю, я тут с одной близняшкой познакомился. Тебе одна близняшка, мне другая, прикольно, а?

Я согласился, чего уж, хоть близняшки, хоть сикарашки, лишь бы не думать… И мы оправились на свои приёмы. Здесь мы ведём приём амбулаторных пациенток, которых потом берем для дальнейшего ведения, в некоторых случаях достаточно медикаментозной терапии, некоторым просто психотерапии и витаминов, другим гормонов, третьим – ЭКО.

Я прицельно занимаюсь проблемами бесплодия, Юргенс – нет, его эти вопросы не вдохновляют как меня. Он отличный хирург, кстати, но душевно он в своих пациентах старается участвовать по минимуму, столько, сколько необходимо. Он хирург от Бога, но для него искусство ради искусства. Он оперирует не человека, он создаёт почти ювелирное произведение. Но, может быть где-то это вернее. Я же, оперируя каждую мою пациентку, мысленно вижу её лицо, глаза перед собой, я помню её историю и даже её имя, фамилию – реже. Все эти женщины, что были у меня на столе, ближе и милее моему сердцу тех, кто были со мной в постели, вот такой поразительный парадокс. Хотя я знаю, что и у Юргенса так.

– Илья Леонидыч, вас к телефону.

Надеясь, что это не Яна, которой я, между прочим, этот номер не давал, я взял трубку.

– Ю-Ю… Господи, слава Богу! Я тут… как же ты, куда пропал? Я чуть…

– Я замуж почти вышел, – ответил я.

От одного её голоса у меня сдавило горло, что ещё? Что тебе ещё, Май, ты оставь тогда меня… только совсем. Чтобы я и думать не мог о тебе. Но как не думать? Мозг себе смолой залить что ли?..

– Ты… обиделся? Прости меня, я хотела по-другому, но…

– Не надо, кукла, сделала как сделала, – сказал я, понимая, что если действительно, она перестанет общаться со мной, я… я даже не знаю, что я тогда… – Ты… заявление в ординатуру подала?

– Завтра хочу приехать. Ты…

Увидеть! Увидеть тебя!..