Байкал. Книга 4

Они отвернулись, но для верности я зашла за самолёт. Снова захотелось плакать, но надо было укрепиться, что толку рыдать теперь, ничего не поправить, надо думать, как быть. Так что я вдохнула глубже, и сначала сняла все украсы, а их было не меньше, чем полпуда, сняла платье, и стала одеваться в Эрбиновы одежды мягкого льна…

– Ты что ж про одёжу-то не подумал? – негромко сказал я.

Арик снова пожал плечами и показал мне кулак, едва я чуть повернул голову.

– Да не смотрю я! – отмахнулся я, хотя, признаться, подсмотреть хотел. – И не видно, спряталась. А она… вроде ещё похорошела, а?

– Эр… – зло прошептал Арик.

– Ну ладно, чего ты, я же не могу не видеть, – усмехнулся я.

– Смоги.

Наконец, Аяя вышла из-за самолёта, смешная до невозможности, привязала гашники штанов накрест, и рубашку узлом спереди, она ей почти до колен. Я протянул ей вязанку:

– Холодно, а наверху ветер, надень, замёрзнешь.

Она взяла со вздохом, а мне отдала свой свёрток с платьем и золотом, тяжёленький, надо сказать, и надела вязанку через голову, несколько прядок растрепались из косы, в которую она заплела волосы, она пригладила их и посмотрела на нас.

– Что глядите? Некрасивая стала? Сами виноваты, не хотели на царицу глядеть, глядите на бродяжку, – сказала она, со вздохом оглядывая себя. – Токмо… сандалий али… чего такого нету? А то босиком озябла уже…

– Есть носки, есть! Но, как и всё остальное, громадные, не обессудь, – сказал я, поспешив отыскать носки в том же мехе, что и остальные мои одежды были увязаны, мне тут навязали из тончайшей шерсти местных коз, Вералга показала невольницам, как вязать носки, сроду они такого дива не видывали, а мне надоело по дому босому ходить, вроде и жарко, а на каменном полу ноги стынут…

Арик смотрел на неё так, что мне стало не по себе, мне казалось, он хочет её съесть или себе за пазуху спрятать, поэтому, чтобы помешать ему теперь же совершить ещё какую-нибудь глупость, я сказал:

– Ну, так двинемся? Ночь скоро за половину перейдёт…

– Да-да… – сказал Арик, выдыхая. – Да. Яй, теперь на небо гляди, изучала звёзды уже?

Она покачала головой, не изучала. Вот надо же, сколько она мне в своё время об этих самых звёздах рассказывала, чего я нигде не читал, никогда не слышал и не догадывался, настоящий звездочёт. А теперь… не изучала. Арик подошёл ближе, объяснить, и показывал из-за её спины, так, чтобы она видела, а она слушала и переспрашивала, и верно, видит всё, что он там ей говорит, а он объяснял самые азы, что мальчикам в семь лет рассказывают… Н-да, Смерть постаралась обокрасть её, как могла.

Но, правда, она такая милая, когда вот так смотрит внимательно, и слушает Арика, а он, стоя у неё за спиной, вытянув руку, тычет в небо, но при этом я вижу, как он покраснел от её близости, её макушка щекочет ему подбородок, и его желания я легко могу угадать, и я на его месте хотел бы прижать её теперь же, зарыться в волосы лицом… Ну, началось… чёрт, Ар, какое ты мне испытание такое устроил, неужто некого больше попросить было позаботиться об Аяе?.. Я вдохнул поглубже, и отвернулся.

Потом он что-то показывал ей на картах, разложив на крыле самолёта в свете факела, который, между прочим, вот-вот прогорит, а другого у нас нет, совсем темно станет…

– Вы долго ещё? – подал я голос.

Они обернулись, отвлекаясь от своих карт, и Арик сказал:

– Ты не бойся, Яй, ты в воздух только поднимись, а дальше само всё пойдёт, едва поймаешь ветер. Даже если с пути собьётесь, по картам найдёте и по звёздам, – закончил Арик. – Завтра нагоню вас, помогу, ежли что… в людных местах не садись, долетите за двое суток, если с отдыхом.

А я подумал, как она, вот такая, маленькая, потащит и самолёт и меня, здоровенного, и поклажу? Даже Арику, богатырю, было, помнится, непросто. Оказалось, довольно легко. Только вначале Ар немного подтолкнул самолёт, а дальше мы с нею поднялись и, качнувшись несколько раз, словно пробуя силу, она выровнялась, уже не тряся и не вибрируя, ловко вела руль, даже улыбнулась. При свете взошедшей луны я хорошо видел её лицо, и оно удивительным образом стало похоже на Ариково, когда мы вот так взлетали с ним…

– Когда ты научилась летать? – крикнул я.

Она лишь пожала плечами:

– Арий показал, оказалось, я умею…

– Не тяжело? Один я вдвое против тебя вешу, – спросил я.

Она засмеялась и посмотрела на меня:

– Ты… Что ты! Ты мне своей Силой помогаешь, – сказала она.

– Я? – удивился я. – Как же?

– Не знаю, – она пожала плечами. – Может, тебе нравится летать. А может, я тебе нравлюсь, но твоя Сила в меня перетекает, я чувствую.

Мне нравится летать?.. Ну… с ней определённо. Арик, удостоверившись, что Аяя утвердилась в полёте, оставил нас, поворотив назад, в Фивы, и мы летели довольно долго молча, так, что я привычно начал задрёмывать. Только бы она не дремала, не то разобьёмся… Я встрепенулся, посмотрел на неё, нет, и не думает, улыбается всё, подставив лицо ветру, тоненькие прядки ветер выдернул из косы и реют они вдоль его струй. Легко летит, Арик с куда большим напряжением поднимал самолёт…

Да, я проводил их немного, но, убедившись, что она почувствовала уверенность с самолётом и рулём, повернул назад. Мне ещё надо встретить остальных предвечных и убедить их, что я не имею отношения к похищению Аяи Гором. Что ж, Гор наложил на себя руки, но я сделал его бессмертным. Бедняга, Гор, мне было жаль его, попавшего в жернова судьбы, он как солнечный луч сломался, но, отразившись в нас, предвечных, как зеркалах, усилился и теперь станет светить вечно. Я постараюсь…

А вот Кратона я не жалел, я с наслаждением наблюдал на другой день его бледное лицо и потухший взгляд, он даже постарел сразу на несколько лет и осунулся. Вот так тебе! За Аяю, за то, что ты её, едва вернувшуюся из объятий Смерти, сделал своей наложницей, не разобравшись, что перед тобой чистый лист, ребёнок… Захватил мою Аяю… вот и страдай теперь. От неё мало счастья всем, как от истинной Любви…

Вералга, конечно, приступила с допросом, но к этому я как раз был готов, и отбился с лёгкостью. Все их обвинения мне – тьфу. Даже и Мировасора, который имел доказательства, если можно так выразиться, что это я под видом Гора похитил Аяю.

– Не ожидал я от тебя такого, Анпу, – сказал Мировасор, сам поймал меня в дворцовом саду, когда я уходил от полубольного Кратона, с котором мне было что обсудить каждый день.

– Ты о чём это, не пойму…

– Ты отлично знаешь, о чём. За что ты так жестоко поступил с Кратоном? Дал бы смертному прожить остаток жизни счастливым.

– Аяя не делает смертных счастливыми, разве ты ещё не понял? Как и Хатор.

Он долго смотрел на меня своими тёмно-серыми непроницаемыми глазами, потом спросил:

– Хорошо, на Кратона тебе плевать, это я могу понять, в конце концов. Но а сама Аяя? Так ли ей хорошо без него? Она была бы царицей, теперь она… кто? Твоя наложница? Где ты прячешь её? Не боишься мести Вечной?

Я сдержался, чтобы не сказать ему всё, что я думаю о подобных расспросах, но в конце-концов именно благодаря ему, его идее, мы все вместе и спасли Аяю…

– Если ты не станешь призывать Её, всем будет лучше, – негромко сказал я. – У Неё очень чуткий слух, Мировасор, мне бояться нечего, у меня Печать Бессмертия, а вот тебе… ты предвечный, но не бессмертный.

– Ты угрожаешь мне?! – изумился Мировасор.

Я улыбнулся как можно слаще.

– Ни в коем случае, Мировасор, но, что-то теряя, мы приобретаем. Кратон потерял сына, но Кеми остался в его руках, он потерял наложницу, но вот-вот возьмёт себе женой свою невестку и получит нового наследника от неё и не одного. Аяя не родила бы ему детей.

– Откуда тебе знать? – спросил Мировасор, прищуриваясь. Побледнел, всё же испуган. Что ж, Мировасор, пришло время немного сбить с тебя спесь, непонятно с чего ты так уж уверился в своем величии.

– Я знаю, – уверенно сказал я.

Но в действительности я, конечно, не был уверен, но я не думал об этом все две с лишним сотни лет, пока носился в поисках её по свету, и потому ответа на этот вопрос я в себе не нашёл, и перестал думать об этом, тем более что у меня было достаточно забот. Теперь, когда моё сердце не горело ревностью и злостью, я мог спокойно заниматься тем, к чему приступил с таким рвением.

Под моим началом было уже несколько сотен жрецов, которых я учил особому искусству бальзамирования. Я долго думал, с чего начинать, просто ли научить, в каком порядке и что делать с мёртвым телом, чтобы остановить разложение, или же объяснить суть так, чтобы всякий, кто брался за это дело, понимал, что он делает и что за чем должно следовать. Что происходит с телом после смерти, как влияет окружающий воздух, какой концентрации нужно взять солевой раствор, чтобы тело не брала гниль, чтобы ткани остались эластичными, а не стали ломкими. Как нужно поступать с органами, и прочее. Это искусство я изучил в своих многочисленных и уже давнишних путешествиях, всегда делал записи и сохранил их, к счастью, они хранились у Эрика, потому что после моего возвращения мы долго жили мирно, и я многое отдал ему, потому что он интересовался всем новым. Это было ещё до гибели Байкала, того Байкала – нашей с ним столицы, которую мы после погубили, утопив в Великом Море…

Стройки по всему Кеми шли быстрыми темпами, и, думаю, через год-другой начнутся уже постоянные обряды в храмах Анпу. Вот только человеческие жертвы я приносить не стану, как бы ни настаивала Повелительница Царства мертвых. Ничего, довольна будет и без этого.