Мир Гаора. Коррант. 3 книга

– Гудни им, – приказал Ридург, вылезая из кабины.

Гаор послушно нажал кнопку клаксона.

В левой створке была узкая, на одного человека, калитка. Властным, по-настоящему хозяйским жестом толкнув её, хозяин вошел. Из-за ворот послышался собачий лай, человеческие голоса, и ворота медленно, без скрипа, но словно нехотя раскрылись, впуская машину. «Приехали», – понял Гаор.

Он медленно, плавно въехал в ворота, остановился и выключил мотор. В быстро сгущавшихся сумерках вокруг громоздились невысокие и кажущиеся бесформенными здания, суетились люди… Гаор вышел из машины, и к нему сразу подбежала большая собака, тщательно обнюхала и, отступив на шаг, оглушительно гавкнула.

– А ну, цыц! – весело прикрикнул на неё хозяин и позвал его. – Рыжий! Иди сюда.

– Да, хозяин, – откликнулся Гаор и медленно, расправляя затёкшие от долгого сидения за рулём мышцы и опасаясь резким движением вызвать атаку замолчавшей, но оставшейся рядом с ним собаки, подошёл.

– Никак с покупкой, – сказала высокая женщина, разглядывая Гаора влажно блестящими глазами.

Гаор так привык за эти годы, что женщины-рабыни ходят в мужской одежде, что растерянно уставился на неё. Длинная сборчатая юбка, просторная кофта с длинными рукавами, на плечи наброшен узорчатый платок, второй платок, белый, повязан на голове, не так скрывая чёрные с сединой волосы, как открывая лоб с синим клеймом-кружком посередине, в вороте кофты виден ошейник.

– Да, Нянька, – ответил хозяин, – забирай его и устраивай. А остальное всё завтра. Двое суток в дороге.

– А и понятно, – без малейшего намёка на приниженность ответила женщина. – Ступай, хозяин, тебе тоже с дороги всё готово уже.

– Это когда же успели? – весело спросил Ридург.

– А то не ждали тебя, – с сердитой лаской в голосе ответила Нянька. – Эй, девки, вы где?

– Да, здесь мы, здесь, – из темноты к ним подбежала молодая светловолосая рабыня в белой кофте и длинной юбке, – с приездом, хозяин, заждались мы вас, всё готово уже, хозяйка ждёт.

– Иду, – Ридург потрепал Няньку по плечу. – Чтоб у тебя и оплошки были… Рыжий, машину в гараж загони и до утра отдыхай, остальное завтра.

– Да, хозяин, – пробормотал ему в спину Гаор.

А гараж здесь где?

– Ну, и чего стоишь? – сурово спросила его Нянька. – Слышал, что сказано, так сполняй.

– А гараж где? – ответил вопросом Гаор.

– А вона, оглянись. Эй, Трёпка, покажешь ему, потом в кухню отведёшь.

– Ага, – ответила возникшая из темноты девчонка в одной рубашке-безрукавке до колен и с растрёпанными, беспорядочно падавшими ей на плечи волосами.

«Трёпка – это… ну да, растрёпанная, и впрямь похожа», – весело подумал Гаор.

Первая растерянность прошла, и он спокойно пошёл за девчонкой к одному из строений. Широкие ворота не заперты, вернее, только щеколда наброшена. И пока он снимал её, раскрывал ворота, нашаривал выключатель и включал свет, Трёпка выкладывала ему, что это Старшая Мать, её все слушаются, а хозяин её Нянькой зовёт, она его ещё дитём нянчила, а хозяйка по хозяйству мало встревает, даже быват за весь день на чёрный двор не выйдет, у неё свои дела, пишет да читает, а жить здесь хорошо, её вот в давнюю зиму купили, и так-то хорошо тута, а после Старшей Матери другая Мать, её ещё Большухой кличут, она и за едой, и за одёжей следит, а ты, Полкан, отойди, а то неровен час и под колёса попадёшь… Под её неумолчный, как журчание ручейка, говор Гаор осмотрелся в гараже, отметил, что сделано всё с умом и по делу, рассчитан гараж на три машины, но стоит только легковушка с большим багажником, и, похоже, рядом с ней как раз место для фургончика. Он поставил фургон на место, выключил свет – вся работа по разгрузке и регулировке будет завтра, а сегодня ему отдыхать разрешили – и закрыл створки, как и было, на щеколду.

Трёпка ухватила его за руку и повела. Полкан шёл рядом, время от времени тыкая Гаора носом и помахивая хвостом. Собак Гаор не то что не любил, а просто никогда не имел с ними дела, если не считать волкоподобных собак охраны на гауптвахте, притравленных на человека и вызывавших ужас у арестантов, и потому тычки Полкана заставляли его вздрагивать. Они поднялись на невысокое крыльцо – Полкан отстал от них, чему Гаор безусловно обрадовался – Трёпка толкнула дверь и ввела его в наполненную светом, шумом голосов и запахами еды кухню.

– А вот и мы, – весело сказала Трёпка.

– Мир дому и всем в доме, – поздоровался Гаор, оглядывая повернувшихся к нему от стола людей, мужчин и женщин, но все с клеймами и в ошейниках.

– И тебе мир, – ответили ему.

А женщина, одетая, как и Старшая Мать, но без платка на плечах, сразу стала командовать.

– Ты сапоги-то сними, вона у порога оставь и к столу садись. Голоден небось.

– Спасибо, Мать, – ответил Гаор, снимая сапоги и выставляя их в ряд таких же сапог у стены.

Портянки он смотал и сунул в сапоги. С другой стороны двери у косяка висел рукомойник, напомнивший ему фронтовые самоделки, а рядом полотенце. Гаор с наслаждением умылся и ополоснул руки, вытерся и уже тогда подошёл к столу.

– Садись, – указали ему место между двумя молодыми мужчинами и перед ним поставили миску с кашей, а в кружку налили… молока.

– Ложки нет никак? Трёпка, ложку ему дай, – распоряжалась Мать, – ты ешь, потом всё расскажешь.

Ну, про еду ему можно было и не говорить, что ему за весь день за рулём и два бутерброда? И Гаор ел жадно, даже не разбирая вкуса и не замечая сидящих рядом.

– Ты мотри, наголодался как, – удивилась сидевшая напротив женщина, – ты откуда ж будешь?

– Из Аргата, – ответил с полным ртом Гаор.

– Никак голодом тебя там морили, – засмеялись за столом.

– Да не спеши, паря, не отымут.

– А чо, голодно тама?

– А зовёшься как?

Гаор с сожалением оглядел опустевшую миску и ответил:

– Рыжий.

– А, ну ясно.

– Большуха, ты ему ещё подложи, – распорядилась Нянька. – А материно имя какое?

«Началось», – с тоской подумал Гаор, понимая, что сейчас неизбежно возникнет его обращение и вопрос: за что? Но отвечать надо, и отвечать правду, потому что соврать он не сумеет, и всё равно правда выплывет.

– Я не помню матери, – ответил он, принимая заново наполненную миску.

– Чего так?

– Матерь родную забыл?!

– Как так?

– Меня в пять лет от неё забрали, – ответил Гаор, уже спокойнее принимаясь за еду, – и помнить запретили.

За столом перегнулись.