Мир Гаора. Сторрам

Гаор ещё очень давно обнаружил, что когда ищешь обратную дорогу, то не думай, а просто зеркально повторяй маршрут, полагаясь даже не столько на зрение, как на память в руках. Понял он это, ещё мальчишкой, когда отцовские шофёры то ли от нечего делать, то ли ещё по какой причине учили его водить машину. Тогда он освоил и легковушку, и грузовик, стоял в гараже маленький, но, как ему объяснили, совсем как большегрузный, и с виду маленькую, но тяжёлую из-за брони, а потому с большой инерцией и всё же вёрткую генеральскую «коробочку» для полевых разъездов. А в училище… БМП, БТР, различные модели десантных машин, мотоциклы, тягачи, и даже танк им дали опробовать. Фронт довёл всё это до необходимого совершенства.

За этими мыслями он добрался до гаража и, аккуратно въехав в раскрытые наполовину ворота, поставил трактор на прежнее место.

– Ага, наконец-то, – вынырнул из-за стоявшего рядом крытого грузовика-трейлера с радужной эмблемой Сторрама на борту парень, вытирающий тряпкой руки и вряд ли старше него, с гладко выбритыми головой и лицом.

Механик – понял Гаор и вылез из кабины. Парень без клейма и ошейника, бритый, значит, свободный, и ему господин.

– Ну и как тебе машина, волосатик? – спросил парень, подмигивая подошедшим к ним двоим, судя по курткам, шофёрам.

– Рулевой люфт на семь влево, господин механик, – ответил Гаор, озабоченный одним: не допустить какой промашки и не схлопотать по морде, помня того, избившего его хозяйского шофёра.

Один из шофёров, который постарше, негромко рассмеялся, а второй с интересом оглядел Гаора. Механик покраснел.

– Ладно, принял я машину, ступай, – буркнул он.

– Да, господин механик, – ответил Гаор, обрадованный таким поворотом событий, и сразу пошёл к выходу.

– А классно умыли тебя, – прозвучало у него за спиной.

– Ты смотри, как разбирается, – сказал ещё кто-то.

Гаор не обернулся: ему приказали идти отдыхать.

На дворе было очень светло и тихо, как всегда после снегопада, и он шёл к рабскому корпусу быстро, но не бегом, наслаждаясь белизной и светом. Надзиратель у входа, видимо, знал о приказе Гархема, потому что, ни о чём не спросив, быстро и небрежно обыскал и впустил. Было непривычно спускаться вниз и идти мимо надзирательской одному, но усталость всё сильнее настигала его, снова болели спина и ягодицы, вот аггел тарктарский, никак не заживает. Нижний надзиратель так же молча впустил его в необычно тихий и пустой коридор.

На ходу расстёгивая куртку, Гаор побрел в спальню. Здесь тоже было пусто и тихо, пол, видно, только что вымыли, и он влажно блестел. Дневаливший сегодня пухлогубый парень с дальнего от Гаора конца спальни удивлённо уставился на него.

– Ты чо, паря?

– Сказали отдыхать до обеда, – ответил Гаор, раздеваясь.

Куртка оказалась и впрямь непромокаемой и от снега только штанины у комбеза намокли, брюки тоже нормально, а вот рубашку и нижнее бельё хоть выкручивай. Гаор сгрёб мокрое бельё и пошлёпал в умывалку, чтоб хоть немного на трубе подсушить. Труба оказалась густо завешенной бельём, рубашками и портянками: видно, многие переоделись в сменку, а пропотевшее оставили сушить. Подштанники Гаор быстро пристроил, а вот рубашка никак не влезала, чьё-то надо подвинуть, а это тебе не в Алзонской землянке, где хоть и тесно, а все друг друга знают и сушатся у печки в очередь. Ему уже почти удалось найти место, когда в умывалку влетел дневальный.

– Рыжий, лопать иди!

– Ну?! – обрадовался Гаор.

Что завтрак он пропустил, Гаор знал и никак не рассчитывал на дополнительный паёк. С едой ведь кто не успел, тот и опоздал, а дружка, чтоб приберёг ему пайку, у него нет.

– Вот те и баранки гну, бубликом завиваю, – ответил дневальный, – мотай по-быстрому.

Гаор ещё раз оглядел трубу.

– Мотай, – повторил дневальный, – не серди Маманю, она уж налила тебе. Иди, повешу твоё шмотьё.

Гаор отдал ему свою нижнюю рубашку и побежал в спальню, торопливо, прямо на голое тело натянул верхнюю рубашку и брюки и побежал в столовую.

– Ага, пришёл, – встретила его Маманя, – да куда ты за общий стол лезешь, только отмыли его, сюда садись.

До сих пор, бывая в столовой только со всеми, Гаор толком и не огляделся в ней ни разу. Приходя, сразу шёл к своему месту за мужским столом, а там уж не зевай по сторонам – паёк целее будет. Хоть здесь и не таскали у других из мисок, а за хлебом всё равно пригляд нужен. Он и не знал, что за женским столом почти у самой плиты стоит маленький – десяток еле поместится – стол. А на нём миска каши, два ломтя хлеба и кружка. Миска и кружка пари?ли, а, значит, и каша, и питьё горячие. А он сразу и вспотел, и промёрз.

Гаор сел к столу и набросился на еду. О том, что нужно поблагодарить, кормить-то его не вовремя не обязаны, он вспомнил, уже набив рот, и благодарность вышла очень невнятной. Маманя рассмеялась.

– Ешь давай, потом всё скажешь. Тебе дальше как велели?

Гаор проглотил, что было во рту, и ответил:

– После обеда на складе.

– Ну и ладно, – кивнула Маманя.

Она отошла к плите, а напротив Гаора вдруг села девчонка, похоже, одна из тех, что его дразнили в выходной, и стала смотреть, как он ест. Гаор никогда не любил, чтобы ему в рот заглядывали. Ест, что дали, чужого не взял – чего пялиться?! Он сердито посмотрел на неё и уткнулся в миску. Навалили ему щедро, первый, самый жгучий голод он заткнул, и теперь ел уже не спеша, наслаждаясь теплом, разливавшимся по телу от каждой ложки. А тут малолетка припёрлась и всё удовольствие портит! Девчонка вздохнула. И ещё раз. Гаор упрямо был занят только кашей.

– Рыжий, – не выдержала девчонка.

– Мм, – откликнулся Гаор.

– А ты деревянный или каменный? – невинным тоном поинтересовалась девчонка.

Гаор вынужденно оторвался от миски и поднял на неё глаза. Она сидела, подперев кулачками подбородок, отчего лицо её стало совсем круглым, и смотрела на него тоже круглыми глазами желудёвого цвета, такие же коричневые с желтым отливом волосы скручены на макушке в узел, а поверх него повязан узкий пёстрый шарфик со свисающими вдоль щёк концами. Гаор улыбнулся.

– Я усталый, – ответил он и взял кружку.

Возившиеся у плиты женщины рассмеялись.

– Отстань, Дубравка, дай парню поесть.

– Ишь как не терпится!

– Выходного дождись.

– Неделя придёт, дружка приведёт.

– Ага, – ответила, не оборачиваясь, Дубравка, – а он опять как сядет курить, так и не встанет. Мы его с Кисой уж дразнили-дразнили… У него, небось, и вставать нечему, – фыркнула она вызывающе, – и поглядеть, небось, не на что.

От этого отмолчаться Гаор не мог.

– Когда подрастёшь, малолетка, тогда и покажу, – ответил он, допивая и ставя кружку, как здесь принято, вверх дном. – Спасибо, Маманя.

Девчонка жарко до слёз на глазах покраснела, а женщины так смеялись, что Маманя только рукой ему махнула, иди, дескать.

В спальню Гаор пришёл ублаготворённый и сразу залез к себе, разделся, уже засыпая, повесил рубашку и брюки на перекладину в изножье и заснул, как провалился.

Разбудил его только шум пришедших на обед, и он даже спросонья не сразу сообразил, что такое творится.

– Рыжий, давай по-быстрому, – мимоходом бросил ему Старший, – обед проспишь.

В умывалке толкотня, разбирают развешенное на просушку бельё, некоторые прямо тут же переодеваются в сухое, а то прихватит по-мокрому холодным ветром… тады только молись, чтоб кровяница не привязалась.