Фредди сел у костра и оттуда смотрел, как Эркин, осторожно нажимая Андрею на щёки, приоткрывает белые бескровные губы и засовывает в рот маленькие коричневые кусочки.
После третьего кусочка Эркин аккуратно завернул плитку и положил её на мешок-изголовье, ещё раз всмотрелся в лицо Андрея и встал. Подошёл к костру и тяжело сел.
– Хуже не стало, – ответил он на безмолвный вопрос Фредди.
– Уже хорошо, – кивнул Фредди. – Всё-таки поешь. Если и ты свалишься…
Эркин усмехнулся:
– От этого не свалюсь. Ты раньше видел… такое?
– Один раз видел. Парень так там и остался. Не вытащили.
Эркин кивнул, налил себе кофе и стал пить, всё время прислушиваясь к дыханию Андрея.
– Заходил кто?
Эркин мотнул головой.
– Мимо ходили. Русский один, дважды прошёл, но не заглядывал. Так, покосился.
Фредди негромко выругался.
– Носит их…
– На чёрта они собак этих привезли? – спросил Эркин.
– Говорят, минно-розыскные. Мины ищут. А для людей неопасны.
– А собаки это знают? – неожиданно спросил Эркин.
– Что?
– Что они не на людей, – Эркин встал. – Пойду посижу с ним. Вечером…
– Вечером я сам управлюсь, – отмахнулся Фредди. – Ты сам не уйди… туда, где был.
– Пока держусь, – Эркин взмахом головы откинул прядь со лба и подошёл к Андрею, наклонился над ним, заглядывая в лицо, и сел на прежнее место.
Фредди лёг на свою лежанку, прикрыл лицо шляпой. И неподвижно лежал до вечерней кормёжки. Тогда вскочил на ноги и молча, не глядя ни на кого, ушёл за Огоньком. Когда он вернулся, располовиненный для навьючивания мешок ждал его у входа. Так же молча Фредди навьючил Огонька и ушёл к стаду.
И работал он молча, исступлённо. Роб сдержал слово. Худой и какой-то осунувшийся молодой негр молча и очень толково помог Фредди засыпать корм и тут же ушёл. Закончив с бычками, Фредди пошёл к себе.
Уже темнело, и ковбойский посёлок засыпал. Было тихо. Ни песен, ни обычного вечернего гомона, даже за рекой у табуна не пели. Всех напугали собаки. Хорошо хоть, русские не у самого посёлка разместили их, а подальше. Даже лая особо не слышно. Иногда только с ветром долетит.
Под их навесом как всегда горел костёр, булькала в котелке вода, а Эркин, сидя у огня, что-то шил. Поднял глаза на застывшего у входа Фредди, улыбнулся.
Фредди выдохнул сквозь стиснутые зубы и сел к костру.
– Ну?
– Заснул. Ты поешь, как раз поспело.
Фредди посмотрел на их лежанку и оторопело заморгал. Мешки лежали по-другому, а Андрея не было.
– Это что за?..
– Я мешок повернул, загородил его. Он там как в тайнике лежит, – Эркин наложил друг на друга обрезанные концы ремня и стал сшивать. – А ложиться буду, отверну. Пусть спит пока.
– Поел он?
– Как темнеть начало, попил горячего. Ну, когда вечернюю пайку дают, ему горло отпустило. Потом я его за навес вывел, и он заснуть смог.
Фредди кивнул. Всё правильно. Он сам после Уорринга долго по тюремному распорядку жил. Но раз начал есть и спать, может, и отойдёт парень. Вернётся.
– Коньяку дал ему?
– Из плоской, что ты принёс? – уточнил Эркин. – Нет.
– Почему?
– Он жжёт сильно.
– Ладно, потом в кофе нальём.
– Я чай заварю, – возразил Эркин.
– А чем поил?
– Мясным отваром. Вон в котелке отдельно.
– Сообразил! – невольно усмехнулся Фредди.
Эркин закончил шить, прислушался.
– Спит. Ты поешь, Фредди. Мяса возьми.
– А ты?
– Я уже ел.
Фредди посмотрел на него. Усталое, осунувшееся за этот день лицо. Ему тоже нелегко пришлось. Лучше уж мешки таскать, с бычками колупаться, чем с таким… ушедшим наедине. Тот парень был им никто, и дружбы особой в той команде не завязалось, и всё равно, всех трясло. А когда тот уже остыл, и они его закопали, всем легче стало. А Эндрю Эркину напарник, это ж покруче родства бывает. И сам… еле держится.
Эркин почувствовал его взгляд, поднял от огня глаза и улыбнулся.
– Достаётся тебе с нами, да?
– Мне ещё ничего, – усмехнулся Фредди. – Да и вам со мной… тоже несладко.