Панакея. Книга 2. Российская федерация. Иштар. Любовь

Мы выехали за город. Они о чём-то не совсем понятном мне разговаривали между собой. Стало темно и как-то неуютно. Вокруг дороги мелькали даже не деревья, а их контуры. Я подумала: «Никаких вольностей я не позволю! И, собственно говоря: куда мы едем?»

Похоже, оба они были неплохие психологи. Словно в ответ на мои мысли мужчина за рулём сказал:

– Не волнуйтесь… Мы едем на базу! – Будто это могло утешить. Какая-то там база: не то с фруктами, не то с кирпичами. И добавил, – И мы вполне интеллигентные. Только работа такая, – Похоже, это была у них общая любимая фраза. Они стали вспоминать только для них одних понятное и смешное, что было вчера с установкой машин. Затем обсудили чемпионат по какой-то борьбе. Казалось, что я полностью перестала существовать для них. А они просто дали мне время освоиться: ведь человеку надо время, чтобы привыкнуть к чужой ауре, голосу, запаху. Как собаке и любому другому живому существу. Только мы не всегда осознаём это.

И действительно: вместо того чтобы обидеться на отсутствие общения со мной, я вдруг прислушалась к голосам, принюхалась, сама не осознавая этого, расслабилась и стала смотреть на оставляемые машиной деревья. Мне стало так спокойно, как давно уже не было ни с кем, и я чувствовала себя защищённой. Пахло, несмотря на сигаретный дым и старые, местами прожжённые сигаретами чехлы на сиденьях, чем-то чистым и ясным. Совершенно не было чувства, что я ехала на свидание на какую-то базу, да ещё и в сауну какую-то необычную. Тогда я ещё не осознавала, что это тот мужчина, за которым я готова буду пойти хоть босиком по скользким камням и горящим углям на край света. Только где он, этот край света? А по асфальту без обуви не ходят, а больше ездят в машинах!

Недавно он снова приснился мне. И я даже услышала звонок в дверь. Встала, хотя и понимала, что никто не побеспокоит меня теперь за полночь. Босая и голая, тихо подошла к двери, не выдавая своего присутствия, как учил он в целях безопасности. Посмотрела в глазок. За дверью, естественно, никого не было. А, может, всё же он приходил, а я проспала и не успела?..

Позже я узнала, что это были профессиональные соревнования полицейских по боксу в Англии, и мужчина за рулём их тогда выиграл. И совсем потом – потом, когда он уже был «на гражданке», его, даже не знаю за что, пробовали убить. В рукопашной впятером не справились и – застрелили! Соль земли нашей…

Но вернёмся к событиям почти двадцатилетней давности. Железные ворота в заборе, огораживающем неизвестно какую площадь, раскрылись при приближении: нас ждали. Во дворе стояла военная техника, в которой я не разбиралась, но мой бурный восторг вызвала мысль: что если на такой самоходке проехаться по городу! Вдруг стало легко и весело. Мы вошли в помещение. В сауне было чистенько и пусто. А так – обычно.

– Ты в святая святых! – сказал он с придыханием.

– В сауне?! – съехидничала я.

– На нашей базе! Сюда не просто женщине – любому постороннему вход воспрещён! – ответил он обиженно, как маленький ребёнок.

– Получается, что я не любая?! – уже звенящим голосом спросила я.

– Конечно, не любая! Ты – моя женщина! – гордо.

– Я – ничья! – ответила я возмущённо.

– И это уже хорошо! Есть ли у тебя тапочки? – заинтересованно.

– Спрашиваешь! Я самая завзятая в мире саунистка! – А он посмотрел на мои ноги, таким «мужским» взглядом: снизу – вверх, и ответил, улыбаясь одними губами, с небольшим шрамом между губ, справа:

– Я в этом был уверен, – низким голосом.

Было чисто и тепло, особенно с мороза. В большой комнате был постелен зелёный палас. Стояло два, правда несколько уже поиздержавшихся, кресла и столик, на который он поставил пиво. Он снял полушубок и стал убирать оружие. Я взвилась:

– Послушай! Дай посмотреть! – радостно заверещала я. – Не жадничай! – И попробовала отобрать пистолет. – Дай!

Он вынул обойму – и протянул мне. Пистолет приятно лёг в руку.

– Как всё же тебя зовут?! – с большим запозданием спросила я.

– …! – как будто это само собой разумеется – представляться через неделю после знакомства. Я не буду называть его имя: не хочу менять его. Пусть он просто будет: Мой Герой. Ведь он действительно был Героем!

– А меня… – решила наконец представиться я.

– Я знаю. Вероника! – сказал Мой Герой.

– Работа такая?! – ехидно спросила я.

– Ну да. Всё же давай париться, – ответил он спокойно. И, повернувшись ко мне спиной, стал полностью раздеваться, аккуратно складывая одежду на кресло.

Мне досталось второе, но я замоталась полотенцем. Когда мы вошли в сауну, он сказал:

– Какая ты красивая, Анджелина! – внимательно посмотрев на меня.

– Вероника! Можно Ника. Кто это – Анджелина?! – спросила я, осознав, уже спрашивая, что между мной и кинодивой действительно есть определённое сходство.

– Анджелина Джоли. Не ревнуй! Ты – лучше! – вспомнил он то, о чём я тогда не знала, и улыбнулся совсем не голливудской улыбкой, почти не разжимая губ. Справа между ними был заживший рубец в несколько сантиметров, который мне смутно напоминал о ком-то. Но что это мой дед – я вспомню нескоро.

Я села на ступеньку ниже его. Приятно пахло свежим деревом.

После третьего захода и чинного обмывания в разных кабинках душа, не клеившегося разговора с хихиканьем, сидения в полотенцах в ветхих креслах мы опять пошли париться. Он вдруг начал целовать меня прямо в сауне. Я ощутила слабый вкус лука, но как-то надо было перенести и это, и ощущение совершенно чужого мужчины, к которому ничего пока не испытываешь. Мы парились и ещё и ещё возвращались друг к другу: он всё в большем восторге, а я как-то почти механически, жалуясь себе самой на почти полное равнодушие к происходящему. Потом я дотронулась до его руки.

Я до сих пор помню его руки: красивой формы, с не очень длинными, но поразительно чуткими пальцами сапёра и любовника. С мускулистыми сильными предплечьями, обтянутыми белой эластичной кожей, под которой пробегали голубоватые, не обезображенные атеросклерозом сосуды. Его запястье выглядело почему-то совсем не защищённым. А женский инстинкт – сберечь слабое! И я дотронулась до него, после чего весь мир вокруг меня перевернулся и пропал где-то вне нас. Я до сих пор помню его руки, хотя прошло уже столько лет!

После этого мы пили пиво, к которому наконец от жажды притронулась и я, хотя оно никогда не нравилось мне… с детства. Удивляет такой поворот? Я это о пиве. У моей мамы не было молока для кормления, и папа каждый день приносил его от кормилицы. Я пила, затем полчаса орала и засыпала часов на пять. Однажды он пришёл раньше и увидел, что на столе у женщины стояло бутылок пять из-под пива. Оно ведь молокогонное! Бизнес есть бизнес! Позже приехала из деревни бабушка, и меня перевели «на корову». Родителям стало ещё тяжелее. Центр города, пятый этаж, лето, отсутствие холодильников в ту эпоху развитого социализма. Папа потихоньку подсыпал в молоко соду, чтобы оно быстро не кисло. Потом я выросла и испытывала отвращение к этому пенному продукту.