Панакея. Книга 2. Российская федерация. Иштар. Любовь

Панакея. Книга 2. Российская федерация. Иштар. Любовь
Татьяна Зубкова

Международный фестиваль Бориса и Глеба
Роман «Панакея» охватывает период с XVI по XXI век и носит элементы как исторического романа, так и фэнтези. Как Панакея, дочь бога медицины, персонификация исцеления, так и женщины, героини романа, лечат и тело, и душу. Действие происходит в Российской Империи («Книга 1. Российская Империя. Пламя Табеты»), Советском Союзе и Российской Федерации («Книга 2. Иштар. Любовь» и «Книга 3. Гея. Земля»), Англии, Мальте, Израиле, Китае, Украине. Жизнь – это бесконечная череда событий, в которой все повторяется на новом витке и всегда есть Герои, воевавшие за честь Родины, и те, кто любил их.

Татьяна Зубкова

Панакея

Книга 2

Российская Федерация

Посвящается всем героям, а также тем, кто любил их.

Молитва благоверным князьям Борису и Глебу

О двоице священная, братия прекрасная, доблии страстотерпцы Борисе и Глебе, от юности Христу верою, чистотою и любовию послужившии, и кровьми своими, яко багряницею, украсившиися, и ныне со Христом царствующии! Не забудите и нас, сущих на земли, но, яко тепли заступницы, вашим сильным ходатайством пред Христом Богом сохраните юных во святей вере и чистоте неврежденными от всякаго прилога неверия и нечистоты, оградите всех нас от всякия скорби, озлоблений и напрасныя смерти, укротите всякую вражду и злобу, действом диавола воздвигаемую от ближних и чуждих. Молим вас, христолюбивии страстотерпцы, испросите у Великодаровитаго Владыки всем нам оставление прегрешений наших, единомыслие и здравие, избавление от нашествия иноплеменных, междоусобныя брани, язвы и глада. Снабдевайте своим заступлением страну нашу и всех, чтуших святую память вашу, во веки веков. Аминь.

Об авторе

Павлова Татьяна Васильевна

Имею высшее медицинское образование, заведую кафедрой патологии НИУ «БелГУ». Профессор, доктор медицинских наук, член Европейского общества патологов и ряда других обществ и организаций. Мною написано и опубликовано около 500 научных работ, в том числе 10 монографий. Под моим руководством защищено 30 кандидатских и докторских диссертаций.

Пишу художественную прозу и стихи всю жизнь. Публикуюсь под псевдонимом Татьяна Зубкова.

Я взяла фамилию моих предков с дворянскими корнями, живших когда-то в том числе и в Белгороде, куда я была приглашена для участия в основании медицинского факультета.

Мною опубликованы романы «Адам и Ева после ада» («Звонница», Москва, 2016), «Город имени ветра» («Издательство Интернационального Союза писателей», Москва, 2017) и ряд рассказов.

Пишу картины и устраиваю выставки.

От автора.

Часть 4

Иштар. Любовь

«Любовь – это… проявление бессмертного начала в существе смертном»

    Платон

«Любовь – это энергия жизни»

    Роберт Браунинг

Посвящается моей бабушке Елизавете Поликарповне Зубковой (Мишениной)

Глава 1

Последняя четверть ХХ века. Смайл

Я продолжала стоять на дороге. Судорога свела мою левую ногу, но я не упала. Осознание происходящего уже пришло ко мне. Видела я чётче, значит, давление несколько снизилось. Пот перестал бежать между лопатками: наверное, за столь короткий срок моё тело потеряло всю воду! Я не дёргалась – и вспоминала.

Всю мою историю до переезда в Россию я тщательно убрала в какие-то дальние уголки памяти, как стараются забыть о прежнем месте проживания переселенцы, обрубая концы, выбрасывая мешки фотографий, продавая и раздаривая вещи. Когда мой друг Борис эмигрировал в Израиль, он реализовал и преподнёс на память друзьям все свои картины, которые были слишком тяжелы, чтобы брать в самолёт. С собой он забирал: двух дочерей, русскую жену, документы, по четыре необходимых предмета быта: тарелки, кружки, ложки, минимум вещей. Также с ним уехали: так необходимые, но более дорогие на новой родине скатанные в рулоны холсты, кисти и краски. Пусковым моментом к переезду явился тяжёлый сахарный диабет у младшей дочери при проблемах с инсулином и диетической пищей на территории нищей Украины. Перед этим он, как последний бонус, чтобы остаться, окрестился. Но это не улучшило положение.

Мне и с вещами, и с памятью было несколько легче. К тому же ехать было ближе. Большинство предметов из моего гардероба я отдала соседке, которая работала волонтёром в организации, собирающей пожертвования для нуждающихся: таких было немало! Я и не представляла, что одежды у меня столько, пакуя в мешки. С собой брала: три пары обуви, несколько платьев и одно осеннее пальто, которое не выдержало тендер в моей новой жизни и было выброшено. За ним вскоре последовали и остальные тряпки. Уезжали со мной также ворохи научных бумаг, так как тогда ещё не всё было оцифровано, научные образцы, которые так и не стали трендом сезона и через много лет я выбросила все коробки с ними; фотографии, картины друга, а также самые дорогие мне сувениры. Оставляла немногих друзей, так как остальные к этому времени покинули Украину, старую собаку у друзей, чего мне долго не мог простить мой сын, дом в деревне, который из-за отсутствия денег у населения невозможно было продать, а также память о прошедшем. Увозила я и своего приятеля, почти мужа, так как пожениться мы решили после переезда. Именно он стоит теперь на дороге и целился в меня из автомата. Чуть больше, чем через год, когда я обрела свою родину, я обрела и любовь. О ней я и вспоминаю сейчас, стоя на дороге, чтобы она согрела, а лучше – спасла меня! Мне трудно поверить в то, что прошло уже столько времени!

Первая после переселения зима была очень холодной. Я мёрзла в новой квартире, в которой дуло из всех окон, как их не заклеивай, а «родные» радиаторы батарей почти не грели. Зябко было и на работе. Какой я тогда была? Почти такой же, как сейчас. Предпочитала «Шанель № 5», но для меня это было дорого. Хорошую новую игрушку для взрослых на четырёх колесах позволить себе не могла. Работы Ван Гога видела только в Эрмитаже. Хотя уже не курила, но повторяла фразу: «Для чашки кофе и сигареты всегда можно найти время». Мне было ближе к сорока. Рост – выше среднего. Цвет глаз у меня по-прежнему меняется в зависимости от обстановки: в эротических ситуациях они становятся зелёными, а когда градус отрицательных эмоций повышается – почти чёрными, но чаще они – ореховые. В то время была брюнеткой с волосами до плеч. Имела степень доктора наук по специальности «Фармакология». Разрабатывала новые направления в экспериментальной фармакологии. Только что получила кафедру. Точнее будет сказать: получила документально подтверждённое право её создать. Были и хобби: бегала не только во сне, плавала преимущественно в бассейне. Ещё не путешествовала, так как денег на это не было. В связи с новым местом работы мне презентовали квартиру на двоих с сыном, которую я тогда считала роскошной, а теперь – вполне приличной. Производила впечатление лёгкой, мало работающей, незаслуженно преуспевающей. А про кого говорят, что он преуспевает заслуженно?

Накануне временной точки «А» в этой love story вечером мы с друзьями сидели в клубе, хотя это случалось крайне редко. Вошла группа мужчин, явно военных, и один, с хрустальными глазами, так посмотрел на меня снизу вверх! Но его друзья, решили увести его куда-то, отсекли от меня. И – ушли. «А жаль!» – подумала я, подруливая к университету. Обычный коридор, лица, традиционное «здрасте!» – студентам, «здрасте!» – уборщице. «И вам тоже здрасте!» – опять студентам. «И вы здравствуйте! – гардеробщице. – Здравствуйте. Здравствуйте. Здравствуйте!» Ох! Устала! Хоть бы быстрее заскочить в кабинет и перевести дух! Такое впечатление, что я им здоровья желаю, а они из меня силы высасывают! Американский стиль «Smile!» – «Улыбайся!».

Усмехайся всегда. Ухмыляйся – хорошо тебе или выть хочется! Стиль, который только входит в нашу действительность, был близок мне всегда. В аспирантуре меня называли: «Девочка, которая всегда улыбается». А у меня проблем тогда было как личных, так и рабочих – не счесть. Но в рамках начинавшей вырабатываться американской манеры на вопрос: «Как дела?» – уже следовало отвечать, как в советских стихах тридцатых годов:

И когда оледенели два крыла,
У нас опять узнать хотели: «Как дела?»
И ответ донёсся краткий: «Всё в порядке!»

Так и стараемся жить: с русским духом стенания в душе и дорогой во всех смыслах голливудской улыбкой на физиономии! Дух компьютеров со «смайликами», с миллионами рожиц на гаджетах тогда ещё не вошёл в нашу действительность. Но всё равно: улыбалась, даже когда болела голова, были стёрты ноги плохими туфлями, когда оставалась одинокой, не было денег или даже, особенно гордо, под дулом автомата! Позже в обиход вошла фраза: «Не дождётесь!» – будто все всем желают зла! А может, это правда?! Но – улыбайтесь! По выстраданным глазам и неулыбчивым ртам нас узнают за границей! Мой личный статус вне России сильно возрос: раньше меня принимали за польку, теперь – за немку, и всё благодаря «Smile!» Поэтому – сушите бивни! Кто не умеет печь пироги – не спечёт и на бис! Сияйте белыми зубами везде и всегда! Не зря так дорога стоматология! И тогда мир начнёт улыбаться вам, а может – оскалится! На вопрос: «How are you?» – то есть как ты там, тётка: детки-подлецы опять хамят? Мужик, подлец, нажрался? Денег нет не то что на тачку новую – на еду? – не надо долго плакаться, а на равнодушный вопрос ответьте просто: «All right, Райка!» Правда, с именем, в отличие от вечно молодой, как и сама Орлова, комедии «Цирк», возможны другие варианты: «Танька, та, что громко плачет, Катька, та, что ходила с офицерами, Ольга, та, которую скоро полтора века любят в опере „Евгений Онегин“». Список можно продолжать до бесконечности. Или ещё до чего-то.

Как в анекдоте, который когда-то рассказывал мой папа: «Отец Никодим, отец Никодим! Сколько пива выпьете?! – До бесконечности, плюс три литра! – Так ведь бесконечность – это больше, чем три литра! – Кто её знает, эту бесконечность! А три литра – эти уж точно мои!» И действительно: кто представляет эту вневременность, даже после изучения физики-математики в школе и в вузе! В ответ на электронное письмо или СМС пошлите смайлик! Улыбайтесь! И мир, может, всё же станет лучше и добрее! Сожмите зубы, обработанные хорошим стоматологом и пастой, раздвиньте губы с гримом от «Ив Сен-Лоран», «Кристиан Диор» или что вам подходит по вкусу или кошельку, и – молчите! Время нытья, жалоб и длинных разговоров закончилось и у нас! Уйдите на фитнес или – к священнику. Многие уже пошли, так как последнему платить не надо, как и подруге, в отличие от психоаналитика или, как модно называть в современной стране, психолога (чаще самого – неудачника). В крайнем случае напейтесь в одиночку, как говорил мой бывший начальник: «Под одеялом». Но не плачьте даже в подушку, а – улыбайтесь! Признаюсь вам: это очень утомительно. Поступайте престижно! Моя старшая подруга, когда я защитила кандидатскую, сказала: «Теперь твой статус обязывает: иметь хорошую мину при любой погоде, бегать только в спортзале или в парке, а не за трамваем, мужчиной или кем-то там ещё, носить шубу и улыбку!» Нет её больше! И – очень жаль!

Памятуя о её словах, я красиво продефилировала до кабинета. Но когда замаячила спасительная вывеска с моим статусом, вставить ключ в дверь и сжать губы мне помешала уборщица, выпалив: «Можно полики помыть?!» Не перевести мне дух!.. «Конечно!» – вежливо так выдавливаю из себя. Итак, кофейку сразу не хлебнуть: привычка – с аспирантуры, когда все собирались дефицитную тогда «арабику» вкусить перед интеллектуальной работой. Её наш начальник менял у заведующей ресторана на лабораторный, на вполне пригодный для внутреннего употребления спирт. Пили её, душистую, себе в удовольствие – сваренную в жезле на спиртовке. Что там современная кофе-машина! Параллельно курили: шеф – трубку с голландским табаком, я – не фейковые «Мальборо». Мечтали о Нобелевской премии, и в этом было вполне рациональное зерно: в ведущем направлении были мы и американцы. Но нас в дальнейшем, вместе с иммунологической лабораторией и блоком информатики, сократил директор по наводке его заместительницы по науке.

А с моей уборщицей у меня долго была классовая вражда: мои пять-шесть пар обуви, преимущественно на громадных шпильках, под столом она пинала грязной тряпкой, приговаривая при этом: «Сколько же у неё туфель, если на работе столько стоит?!» Но теперь, после ряда моих одолжений ей, – уже не ворчала: «Какие туфельки! Мы вот их осторожненько переставим!» Ладить с людьми надо. Не хамить! Кстати, моей уборщице было лет пятьдесят и у неё высшее экономическое образование. Не скажешь: «Кто на что учился!»

Тему, которую мы тогда разрабатывали в только что созданной в Москве лаборатории в одном из НИИ, который до сих пор существует и теперь называется Институтом, кроме нас затронули американцы, причём значительно отставая от нас. Шеф был, как тогда говорили, «выездной» и «с языками». Основоположник целого направления. Свои монографии, пять «переводных» с английского и немецкого. Однажды мы хлебнули вечерком всё тот же, настоянный на калгане, грамотно, до сорока градусов разбавленный спиртик. Он теперь так облагорожен и реабилитирован благодаря известному фильму «Собачье сердце» – книгу мало кто из широких кругов населения читал, – в котором профессор Преображенский вещает: «А Дашенька правильно разведёт…» Итак, приняли. Самодельным сальцем на чёрном московском «Бородинском» хлебушке закусили. И шеф мечтательно так сказал: «Хочу в Париж!» А я, уже чуть-чуть захмелевшая, подыграла фразой из известного анекдота: «Опять?» Но он, оказывается, действительно два раза был там на конгрессах, что тогда было равноценно признанию в стоящем рядом новом собственном «Мерсе». Это сейчас этим не удивишь российских граждан!

Где она, эта аспирантура?! Ау! В прошлом. Почти в бесконечности. Где шеф? В Германии, и известен в очень узких кругах. В частности за то, что знает немецкий лучше немцев и воображает себя святее папы римского в науке. «Нобелевскую» уже вряд ли получит, потому что ни школы, ни своей лаборатории, ни учеников, ни друзей у него там нет и не будет. По большому, да и по малому тоже, счёту, мы там никому не нужны. Немцы считают себя носителями идей в мировой науке и культуре. Но это я тоже узнала позже. А шеф по-прежнему курит свой голландский табак, каким никого там, да и у нас теперь уже тоже, не удивишь. Вечерами заходит в шикарный супермаркет, где продаётся всё: от русской икры до немецких колгот отличного качества, покупает маленькую бутылочку шотландского виски Ballantines и выпивает. Как известно, этот напиток может быть только шотландским, как и осетрина первой свежести!

Глава 2

Пятьдесят стран для покупки обуви

Туфель у меня теперь много! Покупаю их в основном за границей, куда более-менее регулярно выезжаю на конгрессы, школы, стажировки и просто чтобы активно отдохнуть. Недавно пересчитала, что была уже более чем в пятидесяти странах. Есть и особые любимцы: Англию люблю. Редко завидую, но как-то была на стажировке в Оксфорде – необыкновенной красоты, комфортности и ауры город! А нагрузки на работе – скорее разгрузки от отдыха! Профессора одну-две лекции в неделю читают, и никаких коробок бумаг, мегабайт и киловатт не переводят! Ходят, такие расслабленные, по древнему городу и сидят в древних кофейнях. Когда пишут монографии – путешествуют, чтобы хорошо думалось. Любимая фраза англичан: «Весь мир – наша раковина!» А распродажи какие в Англии! Все коллекции – за 20–30 процентов идут! В одну из первых моих поездок мы с негритянкой, живущей в Лондоне, упоённо выбирали туфли. Вместо одной пары каждая из нас выбрала по три! И сколько будет двадцать процентов от трёхсот или пятисот фунтов? Задача для женщин. Мужчины всё равно скажут: «Дорого!» На недавний вопрос моего бойфренда, но уже без классовой ненависти: «Сколько же, дорогая, у тебя туфель?!» – я с ходу ответить не могла, а считать было лень! Основные шпильки на работе! А также: «кэжуал», шлёпки, ботинки, сапоги, сабо, две пары кроссовок, кеды. И так далее. Для покупки туфель хороша Австрия: там делают мою самую любимую обувь! Можно целый день на умопомрачительных шпильках бегать. Первую пару я купила за защиту докторской диссертации всё того же шефа. Денег было или на туфли, или на платье. У меня была ответственная миссия: стоять на сцене и включать и выключать свет во время показа слайдов. Мало кто сейчас об этом помнит! Как же на сцену, да без туфель, которые тогда стали единственно выходными: естественно, лодочки, на шпильке, кремовые! Как утром надела, так уже ночью сняла, протанцевав весь вечер. Проносила я их лет пять. Четыре года назад привезла из Вены, где была на конгрессе, пять пар, которые ношу до сих пор, правда, не единственные: ботинки, ботильоны, босоножки, туфли – и уже дома поняла: мало!

Испания, Португалия: красиво, мягко, стильно, но для меня – узкая колодка. Финляндия. На конгрессе докупила чемодан, чтобы вся купленная обувь поместилась! В воспоминаниях – лучшие сапоги первой молодости, купленные в аспирантуре. Но в первую же зиму мой бывший поставил в коридоре рядом с ними аккумулятор от машины, куда заливал кислоту. Было такое раньше развлечение по бедности, чтобы не покупать новый! Ядовитые капельки, неосторожно распылённые вокруг, разъели эксклюзивную пару на миллиметр! Я плакала. Но зиму – доносила. А где было взять другие в эру тотального дефицита!

Что-то забавное можно купить из натуральной кожи даже в Египте.

В России, как и, поверьте, во многих других странах мира, встречают по одёжке. Только вот в шпильках на Эйфелеву башню лазить не надо! Не знаю: это у русских от долгого дефицита или по каким-то другим, даже мне, женщине, непонятным причинам?! Или от желания русских женщин в любой части мира быть готовыми продать себя?! Я, например, видела такую русскую в горах Черногории у монастыря в скалах. Так и она как туда попала по горной тропинке?! Как у Ильфа и Петрова: «Как он туда попал и чем питается – неизвестно!» За границей я ношу хорошую спортивную обувь, иногда дороже моих шпилек! А когда вижу в своём отечестве особу женского пола, ковыляющую по улице на шпильках сантиметров так за двадцать, не фирменных, всегда хочется спросить: «Ну сколько же тебе за это платят?!» – наверное, я не понимаю, что девочка «на охоте» с гримасой муки на лице и поднятая над толпой, но, увы, не на Олимп! Мои студентки уже всё чаще, как европейские, стали носить кроссовки и джинсы. И ходить без открытого пупка с пирсингом зимой! Всё же ползём понемногу к цивилизации!

Итак, место действия: Франция, Париж, Эйфелева башня. Время действия: начало XXI века. май, двенадцать часов дня. Действующие лица: толпы туристов, в том числе и русских, осаждающие достопримечательность, которая подтверждает своим существованием слова: «Нет ничего более постоянного, чем временное!» – башня, построенная для Всемирной выставки, продолжает стоять уже больше ста лет, но несмотря на бухтение французов, что она совсем даже не украшает Париж, и даже не только каким-то одним своим боком, но и полностью, стала без всякого маркетингового хода символом столицы Франции! Тоже мне, красотка!

Передо мной на ажурной лестнице – ноги, красивые, надо сказать, ноги на высоченных чёрных шпильках. Русские – не сдаются! Напоминаю: чугунная ажурная лестница! Где-то там, далеко-далеко над шпильками – стринги и что-то наподобие раздувающейся юбки и голос на русском, вещающий: «Ты мне бар обещал!» – капризно. И тут я вспоминаю фразу из одной так называемой «дамской» передачи: «Если вы будете ходить дома на шпильках – муж вынесет помойку к мусоропроводу!» – цитирую почти дословно! Опять сбилась на шпильки, а у самой под столом пар пять. И дома – не считала… Спутник длинноногой в шпильках, такой весь из себя: с цепью и крестом, пропищал: «Будет тебе, французский шампусик, зайка!» – обозвав моющим средством благородный французский напиток. В это время женщина увидела вожделенные столики и то ли от счастья, то ли от желания попробовать исконно французский и безумно дорогой напиток, то ли от желания вытянуть наконец гудящие ноги утроила скорость и закричала:

– Вот он! – Рванула к столику, расталкивая всех, будто все столики Парижа будут сейчас заняты, плюхнулась на стул. Исконно советская, никак не искореняемая черта: занять всё, что можно, иначе не достанется. – Вот он! – тыкая пальцем в бар!