Феникс: Выход из сна

С самого детства Джой была неразлучна с этой прозорливой шалуньей. Все свободное время девчонки проводили вместе. Делились секретами и тайнами. В школе сидели рядом за соседними партами. Там, где нужна была грация и хитрость в дело вступала Линдси. Где требовалась решительность и сила, Джой не заставляла себя ждать. Вдвоем они являлись одним целым. Правду говорят, что настоящая дружба может быть только в детстве. Иногда маме Джой казалось, что это нечто большее чем просто дружба двух девочек! – настолько они были близки.

Но Джой лишилась своей второй половинки. Вернее сказать: ее лишили.

Что на самом деле произошло с Линдси Локхарт в тех мрачных стенах никто не знал. Труп не был обнаружен. Полиция прессовала Архитектора, как могла – Фрэнк Чейз позаботился об этом, – но психопат молчал. С разбитым в кровь лицом, выплевывая зубы, он твердил одно и то же:

– Я расскажу только ей.

Фрэнк понимал, о ком он говорит. Но разрешить Дьяволу вновь встретиться со своей дочерью он никак не мог. Слишком много зла Архитектор привнес в их жизнь и продолжить сеять тьму в сердце его ребенка, Чейз не позволил бы ни за что…

Опустив окно, комиссар улыбнулся. Несмотря на все их многолетние разногласия, Чейз был приятно удивлен появлению Джой.

– Может откроешь дверь, – сквозь звук дождя сказала девушка.

Немного растерявшись, Фрэнк потянулся к двери со стороны пассажирского сидения. Сняв капюшон, Джой села в салон, выдохнув небольшое облако пара. Несколько секунд она молча рассматривала лицо отца. Казалось, она искала что-то знакомое, но никак не могла найти.

– В телевизоре ты выглядел лучше…

– Это все грим. Ну, знаешь, чтобы не было бликов и все такое.

– Ладно. Хватит трепаться, Фрэнк, – Джой сняла очки, показав свой глубокий шрам на брови. – Ты ей рассказал.

Чейз знал, что это случится. Он открыл тайну дочери, хотя поклялся молчать.

Когда "ночные ужасы" Джой стали совсем невыносимыми, а Фрэнк с Кристиной были совершенно растеряны, на помощь пришел дедушка. Роберт Чейз всю жизнь работал профессиональным тренером по боксу и с детства водил Джой к себе в спортзал. Там он и привил девочке любовь к боевым искусствам.

Предложение Роберта: попробовать Джой свои силы в смешанных единоборствах, было встречено Фрэнком в штыки. При побеге от Архитектора, Джой получила пулю в голову. Эта травма отправила ее в кому на долгие месяцы. Одним лишь чудом ей удалось очнуться, и Чейз до ужаса боялся последствий. Удары по голове категорически запрещались.

Но, в тайне от родителей, Джой все же пошла на тренировку; ночь после занятий стала первой, когда она смогла спать спокойно. Никто не знал почему, но окунувшись в мир спортивного насилия, Джой обрела свой центр и замкнула круг. Получая боль и причиняя боль в ответ, она сумела найти подобие психического равновесия.

Хоть Фрэнк до дрожи в руках боялся каждого пропущенного удара Джой, но отнять это у дочери он не мог. Чейз знал, что теперь жизнь его девочки там, где толпа кричит ее новое имя.

Феникс!

Птица, восставшая из пепла!

Когда появилось предложение выступать на профессиональном уровне, Джой заставила отца поклясться, что он никогда и никому не расскажет о ее проблемах с головой. Утрясти все с врачами, для такой шишки как Фрэнк Чейз, не составило труда. В тот день Фрэнк впервые за очень долгое время увидел благодарность в холодных глазах дочери.

– Почему? – спросила Джой.

– Почему я рассказал о твоем прошлом Карине Миллер? – Чейз облизал пересохшие губы. Джой была его ребенком, но его пробирал холод, каждый раз, когда он слышал ее голос. – Потому что так больше продолжаться не может.

– Что именно?

– То, что ты делаешь!

– И что же я, по-твоему, делаю? – спросила Джой.

– Не делай вид, словно не понимаешь, о чем я! – взорвался комиссар. – Мало того, что ты решила пойти в полицию! За каким чертом, мне совершенно не понятно! Так ты еще стала убивать людей направо и налево!

– Я выполняла свой долг, – Джой подула в стеклышко солнцезащитных очков и протерла их краем футболки. – Бандиты по типу Фэрроу не всегда хотят сдаваться без боя. Иногда нет другого выхода, кроме как применить оружие.

– Джой, – Фрэнк внимательно посмотрел на дочь. – Я не лысый хрен с галстуком, из отдела внутренних дел. Не нужно мне вешать лапшу на уши. Я знаю, что как минимум в трех эпизодах ты могла обойтись меньшей кровью. Убить было твоим сознательным шагом. И признаться честно, это меня очень сильно пугает!

– Не стоит бояться. Все под контролем. Как бы то ни было, каждый из них заслуживал свинец в голову.

– Что ж, – Чейз почесал заросший подбородок. – Если ты так думаешь, то я сделал правильный выбор, решив рассказать все доктору Миллер. Тебе нужна помощь. Ты прошла через слишком многое и пора бы тебе перестать вести эту борьбу в одиночку. Пришло время открыться хоть кому-то. Дочка, вот уже пятнадцать лет я не знаю, что происходит у тебя в голове. Каждый раз, когда мы с твоей мамой хотели помочь, ты закрывалась…

– Кристина умерла уже очень давно, – Джой вновь надела очки, не дав отцу увидеть свои глаза.

– Именно, а ты даже не пришла на похороны.

– Я была на задании. Работала.

– Какая к чертям работа, Джой! Ты только послушай себя. У тебя умерла мать, а ты предпочла общество отмороженных бандитов вместо ее похорон!

Фрэнк со всей силы вцепился в руль, переполненный эмоциями. Но что творилось на душе его дочери, это оставалось загадкой. Больше всего Чейз боялся, что за темными очками Джой, спрятана пустота, а не скупые слезы. От одной этой мысли он приходил в ужас. Неужели его девочка потеряна навсегда?

– Знаешь что! – комиссар нервно завел двигатель. – Отказываешься от помощи? Хочешь перейти на черную сторону? Стать сраным Дарт Вейдером? Я покажу тебе во что ты превратишься в конечном итоге!

Нажав педаль газа, Чейз помчался в больницу. Пришло время для встречи с Маркусом Морлоу.

***

Годами ранее.

Оливия Уэллс перекладывала бумаги на столе, когда к ней в кабинет вошел Маркус. Мальчик выглядел спокойным, если не сказать хмурым. Русые волосы аккуратно зачесаны на бок. Серый свитер, шорты. На ногах сандалии. Он смотрелся чистым и опрятным. Это отличало его от большинства детей, которым дай волю, и они бы играли с утра до ночи, позабыв о внешнем виде.

Проработав с Маркусом ни один год, Оливия привыкла к нему. Можно сказать: прикипела. Поначалу он показался ей потерянной душой. Окончательно заблудшим. Особенно после инцидента в приюте. Но шли недели, месяца; мальчик начал откликаться. Оливия видела это в его глазах. Он по-прежнему оставался скрытным и немного замкнутым, но пропасти между ними больше не было. Иногда он сам охотно шел на контакт. Рассказывал о том, что творится в его жизни. В эти моменты Оливия гордилась проделанной работой, ведь Маркус выглядел совершенно нормальным ребенком. Но так было не всегда. Порой он вновь замыкался. Ставил блок внешнему миру, погружаясь вглубь себя.

Он все так же безустанно рисовал. Его мастерство стало гораздо лучше. К двенадцати годам Маркус мог дать фору любому студенту изобразительных искусств. Работы Морлоу получались на редкость живыми. Глядя на них, Оливия чувствовала стержень художника. Его крепкую руку. Иногда ей казалось, что рисунки принадлежат кому-то другому. Что ребенок не может так точно передавать эмоции на листе бумаги.

Чаще всего Маркус рисовал абстракциями. Выплескивал на холст свое настроение. Бил в самую глубь зрителя, используя только цвета. Но когда он выдавал нечто более приземленное, заключенное в понятную оболочку, Оливия чувствовала трепет, глядя на то, как точно он воспроизводит ту или иную сцену. Мальчик настолько щепетильно подходил к каждой детали, что доктор Уэллс была искренне удивлена его талантом.

– Маркус, сколько лет ты приходишь ко мне на сеансы?

Скомкав бумажный лист с неудачным наброском, ребенок аккуратно положил его в мусорное ведро. Замерев на секунду, он поднял глаза на женщину:

– Около шести лет, доктор Уэллс.

– Как ты думаешь, наши разговоры помогают тебе?

– Я думаю, что теперь на меня не смотрят как на фрика.

– Это ведь хорошо? – Оливия наклонилась на стол, скрипя креслом.

– Так определенно проще. Нужно следовать правилам, иначе кто-то может подумать, что со мной что-то не так. Начнутся вопросы. Я стану привлекать лишнее внимание. И все это, в совокупности, будет отвлекать меня от работы.

– Говоришь совсем как взрослый.