Амаркорд смерти

Бегающие туда-сюда глаза Дженнифер источали страх. Сидя в инвалидном кресле, девочка тряслась. Холодный лунный свет проникал в окно церкви, падая на одну половину ее лица, в то время как вторая пряталась в голубой тени. Наверняка Дженнифер хотела кричать от ужаса, но ее рот был крепко закрыт черной рукой мужчины, что стоял за ее спиной. Аккуратно расчесанные светлые волосы ложились Дженнифер на плечи. Белая сорочка в пол придавала ее образу еще больше целомудрия. Мокрые от слез глаза обнажали по-настоящему чистую душу.

Ржавые колеса инвалидного кресла, на котором сидела девочка, заскрипели. Мерзкий звук разлетелся по холодным коридорам церкви. Сара Пэйн создавала этот мир, чтобы ее дочь могла ходить, но, попав сюда, для Дженнифер ничего не изменилось. Естественно! – садист, стоящий за ее спиной, не позволил бы этому случиться. Это было бы слишком просто…

Одной рукой он сжимал рот девочки, второй – плечо. С пальцев капала вязкая жидкость: по подбородку и сорочке Дженнифер текли черные струйки, похожие на оживших червей. Дочь Сары Пэйн выглядела настоящим ангелом в стенах давным-давно проклятой церкви. Тем сильнее был виден контраст с мужчиной за ее спиной: Черные руки примерил на себя роль дьявола в этой живописной картине, и она ему очень шла. Настоящее зло во плоти.

Грэм смотрел на человека, который забрал его жизнь. Забрал его детство и юность. Забрал его светлую душу. Черные руки всегда был холоден и сдержан. Ни разу Грэм не видел проявления агрессии или чего-либо еще в исполнении этого мужчины. Настоящий айсберг. Ледяная глыба, что показывает на поверхности лишь малую свою часть: главное остается скрыто от посторонних глаз. Всегда.

Черные волосы, зализанные назад, открывали высокий статный лоб. Аккуратные тонкие губы, бледная кожа – лицо было обмотано колючей проволокой на несколько оборотов: острые шипы пронзали плоть, – борода с сединой. За годы, проведенные вместе, Грэм замечал, что Черные руки любил отпускать бороду, но ввиду своей деятельности ему приходилось часто бриться. За все то время, что он охотился и убивал, полиция ни разу не смогла получить хотя бы один его волосок. Хотя бы что-то… Убийца не оставлял следов. Никогда. Лишь свои черные отпечатки на телах жертв.

Кара Хилл стояла в оцепенении. Смотря на истерзанное лицо местного Бога, с которого текла темная почти черная кровь, наверняка ее охватывал страх. Грэм не мог ее в этом винить. Любой бы испугался. Сайлент всегда думал: оказавшись он лицом к лицу с этим человеком, он сможет сохранить хладнокровие и рациональное мышление. Но сейчас, стоя здесь, смотря в его холодные бесцветные глаза, он уже не был в себе так уверен. Все чего он хотел – это броситься на него, по пути сшибая деревянные лавочки, стоящие в ряд, и задушить ублюдка, забравшего годы и годы его жизни…

– Ты здесь, сын мой, – спокойно сказал мужчина.

Он убрал руки и отошел от Дженнифер: девчонка не закричала. На том месте, где должен был быть рот, не было ничего. Пустота. Просто продолжение лица, испачканное чернотой от пальцев. Если на Грэма это не особо произвело впечатления, то Кара Хилл невольно прикрыла свой рот рукой. Детектив умело считывала эмоции Дженнифер, но от этого становилось только хуже. Перед Карой стояла сама тьма. Тьма, которая держала в своих объятиях последний кусочек света в виде испуганного ребенка. Тьма, которая могла поглотить этот свет в любую секунду.

Грэм достал нож из-за пояса и спокойно пошел вперед, навстречу к своему создателю. Друг от друга их отделяло метров пятнадцать: немного, но время на то, чтобы перекинуться парой ласковых перед финальной схваткой точно должно хватить.

– Знаешь, – сказал Сайлент. – У меня есть один вопрос…

– И какой же?

Этот знакомый голос.  Тот единственный голос, который Грэм слышал на протяжении долгих лет.

Черные руки шагнул назад: коляска Дженнифер заскрипела. Девочка хотела пошевелиться, но как только она собиралась схватиться за колеса, человек за ее спиной сделал короткое движение пальцами и Дженнифер замерла, словно кукла. Из глаз подростка потекли слезы. В них читалась мольба. Отчаяние… Грэм знал этот взгляд. Взгляд людей, которые молят тебя о пощаде. Слишком часто Сайлент был на месте того, кто держал жизнь жертвы на кончике лезвия.

– Зачем ты устраивал этот цирк с черными руками? – спросил Грэм. – Ты же обычный садист. Урод, которому нравится смотреть на страдания других. Не проще ли было быть честным к себе и окружающим и не мудрить все эти представления?

Грэм шел медленно, не торопясь, внимательно всматриваясь в лицо мужчины напротив. Он хотел разглядеть каждый металлический шип, воткнутый в его кожу. Каждую морщину. Каждую пылинку на его темной мантии. Черные руки смахивал на монаха, который провел в пещере не один десяток лет, в поисках просветления, и в итоге нашел дорогу назад. Но Грэм догадывался, что это не так. Этот человек не медитировал дни напролет, в надежде обрести равновесие внутри себя. Он знал, кто он. Всегда знал. Он хищник, а все остальные – добыча.

Его слова…

– Это довольно тривиальная история, мой мальчик, – сказал он.

– А я никуда не тороплюсь, рассказывай, – Грэм перекидывал клинок с руки на руку, по-прежнему спокойно идя вперед.

– Мой отец работал механиком, – начал Черные руки, стоя за спиной трясущейся Дженнифер. – Любил машины и выпить. Даже не знаю, что он любил больше. Но одно могу сказать точно, что не меня с мамой. Он был из разряда: Папа, ты обещал нас отвезти на озеро. Я много чего обещал, поэтому я – хороший отец…

Грэм рассмеялся в голос. В стенах церкви его смех звучал мрачно и гулко. Повернув голову назад, он увидел, Кару: детектив осматривала каждый уголок, наверняка в надежде найти проход к тому источнику света, что они видели. Хилл думала, что это и есть ядро. И что-то подсказывало: она не далека от истины.

– Проблемы отцов и детей, – сказал Сайлент. – Неужели все так банально? Ты съехал с катушек, потому что твой папочка не уделял тебе должного внимания? Пф…

– Моя мать имела проблемы с сердцем. На этой почве набрала вес. Возможно, именно поэтому отец к ней остыл, – пропустив издевки Грэма мимо ушей, продолжил Черные руки. – Она нашла другого мужчину. Я не знаю, было или это серьезно, или так – на одну ночь, чтобы вспомнить, что такое быть в объятиях другого человека.

– Дай угадаю, – Сайлент остановился на секунду, – папаша все узнал и прикончил твою шлюху-мать? Наверняка застал ее с болтом во рту, слетел с катушек и забил обоих до смерти?

Грэм намерено пытался вывести противника на эмоции и судя по тому, что кровь из ран на лице Черных рук начала течь сильнее, ему это удавалось. Сайлент знал, что перед ним матерый убийца, с которым не стоит вступать в лобовой бой. Нужно его раздергать. Заставить нервничать. Возможно, так он станет допускать ошибки и шансы на победу вырастут.

– Или же ты, будучи мелким пацаном, увидел измену матери и то, что твой отец ни хрена не смог сделать, разочаровался в институте брака и решил разрушать семьи, заставляя их проходить через настоящий ад перед смертью? Так было, да?! – крикнул Грэм.

Закрыв глаза, Черные руки так сильно сжал кулаки, что до Сайлента донесся звук хруста. Значит, работает. Грэм продолжил идти вперед с дурацкой улыбкой на лице. Пальцы играли с рукоятью ножа: лезвие выписывало разнообразные зигзаги, поблескивая бликами лунного света из окна. Как же Сайлент хотел вогнать этот клинок ему в горло по самую рукоять.

– Мой отец пришел домой из гаража, – менее сдержанно сказал мужчина, – и запер меня с мамой в комнате.

– Мамой, – протянул Грэм. – Не думал, что твоя пасть может произносить такие нежные слова. Мама… Надо же. Сколько эмоций в одном слове. Наверняка ты ее очень любил. Мамашу-шлюху…

Черные руки рассвирепел: пнул в коляску Дженнифер и девочка покатилась вперед, набирая скорость. Когда она со скрипом проезжала мимо Сайлента, он подмигнул ей, учтиво отойдя в сторону. Перед тем как старое инвалидное кресло врезалась в деревянную лавку, детектив Хилл перехватила Дженнифер. Сняв с себя здоровенный плащ, Кара укутала подростка, стирая с ее лица слезы.

План сработал. Заложник в относительной безопасности, подумал Грэм. Хотя по большому счету ему было плевать на девочку. У нее все равно нет рта. Она не расскажет то, что он хотел узнать.

– Мой отец задушил мать у меня на глазах, – проскрежетал Черные руки. – А когда пришел в себя и понял, что натворил, то умер от сердечного приступа… Я три дня сидел в запертой комнате. Боялся вытащить ключ из кармана отца. Смотрел на черные следы от его пальцев у матери на шее: ведь придя с работы, он даже руки не удосужился помыть.

– Вот оно что, – сказал Сайлент.

Грэм сотни раз думал о том, почему именно так? Зачем он каждый раз марал руки в саже и душил своих жертв? Именно душил… Сайлент испробовал кучу методов убийств, и удушение никогда не занимало верхнюю их строчку. Кто бы что ни говорил, если собираешься задушить человека, то для этого нужно приложить очень много усилий и делается это ни одну и даже ни две минуты. А сидеть над бездыханным телом, держа отекшие пальцы у него на горле – то еще занятие, делал выводы Грэм.

– Теперь многое встало на свои места, – добавил Сайлент. – Это, конечно, не так захватывающе, как о тебе писали газетчики. Ни тебе демонов, вылезших из темных глубин преисподней, чтобы твоими руками карать людей. Ни прочей чепухи третьесортных писателей. Оказывается, все очень просто, папочка. Ты лишь еще один описавшийся мальчик, который стал свидетелем домашнего насилия.

– Перед тем как умереть, моя мама смотрела по телевизору фильм «Амаркорд» Федерико Феллини, – сказал Черные руки.

– Амаркорд, – повторил Сайлент. – Если дословно, то это любовная нить. Некий шнур, связывающий взрослого человека с детскими воспоминаниями… На одном из итальянских диалектов это означает: «Я помню».

– Именно, – ответил мужчина. – Мы часто смотрели с тобой этот фильм, помнишь? Когда я спускался к тебе в подвал с кассетой в руках, твои глаза загорались.

Сайлента обуял гнев. Ему захотелось прыгнуть на своего бывшего хозяина и придушить собственными руками, пускай он и предпочитал больше нож. Но для этого мерзавца Грэм с удовольствием бы сделал исключение. Он бы медленно отнимал его жизнь, смотря в глаза, пока его силы не иссякли бы совсем. Он убил бы его точно так же, как и свою первую добычу: эмоционально, запоминая каждую секунду. После этого можно было бы смело ставить жирную точку.

Но что-то подсказывало: местный Бог так просто не сдастся.

– Почему ты решил открыться мне только сейчас? – спросил Грэм. – Я просидел в твоем проклятом подвале многие годы, но ты никогда не говорил про себя. Что бы я ни спрашивал, ответом всегда служило молчание. Что изменилось сейчас?

– Все очень просто, мальчик мой, – ответил мужчина. – Сейчас ты готов. Сейчас ты именно тот, кем я хотел видеть тебя всегда. Думаю, тебя позабавили мои ребусы с Церберами, раз ты сумел найти сюда дорогу и задать мне свои вопросы.

– Церберы, – усмехнулся Сайлент. – Карта к ядру всегда была у них под носом. Главам кланов нужно было лишь объединиться и убить монстров. Так бы они нашли выход из этого ада.

– Как ты заметил, большинство местной публики решило принять правила игры. В условиях апокалипсиса в человеке всегда побеждает худшее. Изо дня в день они пожирали друг друга по кусочку. Общество, которое само себя и поглотит. Можно сказать, мой эксперимент удался…

– Эксперимент? – спросил Грэм.

– Человечество не заслуживает рая. Это утопия… Гораздо отчетливее виден лик индивида, когда он плещется в аду! Мы не монстры, сынок, – сказал Черные руки, – мы те, кто не стал носить маски, вот и все…

Сайлент наклонил голову, хрустнув шеей:

– Ты же знаешь, что будет дальше? – Грэм встал напротив, как следует зажав рукоять клинка.

– Знаю, – ответил Черные руки.

– Я хотел это спросить у нее, – Сайлент кивнул в сторону Дженнифер, – но, как я вижу, дочка доктора сегодня не очень-то и разговорчива.

Мужчина рассмеялся: