Белый конверт

Море

Ужасно захотелось увидеть море. В детстве целый месяц отдыхал с семей на морском побережье. Я  и теперь, вспоминая те дни, чувствую привкус счастья.  Купил билет.  Поезд отходит в 22:00.  Вот уже сижу в вагоне, еще немного и застучат колеса, поезд тронется и протрубит о великом путешествии в завтрашний день, о путешествии в прошлое.  Завтра буду свободен от своего дела, с которым я обручен , оно останется в этом городе, оно не имеет право приближаться к моему детскому счастью.

Поезд тронулся.  Неожиданно стремительно перестал различать детали огромного вокзала, еще секунда и его очертания утонули в белом свете города. Город все отдалялся,  пока не превратился в светлячка, на окне которого вот, вот  сдует ветер.  Мой попутчик маленький мужичек. Он попытался завести разговор. С умилением рассказывая, как он любит внучку, к которой приезжал, что старается видеть в людях как можно больше детского и в детях замечать как можно меньше человеческого. Что и сама жизнь похожа на детей. Смотришь на чужую и думаешь, «какой не воспитанный, шумный ребенок, а твой такой же но все же любимый « и что жизнь точно так же, чужая невыносима, а своя такая же, но любима. Он быстро приуныл. Лег и вскоре заснул.

Ночь безлунная, а дорога безлюдная. По полчаса не встречается ни одного поселения. Ни одного яркого пятна в этом окне, оно превратилась в мутное зеркало.  Но иногда выскакивают яркие образы вырванные светом вагона из ночной мути. Дерево с растопыренной веткой тычет в окно, будто хочет поздороваться за руку.  Перекошенный телефонный столб, запутавшийся в проводах, как комар в паутине. Одноэтажное бетонное здание с кустарником на крыше, словно ежик, высунувшийся из норы.

Мерцающий оранжевый свет.  Занавеска, вздрагивающая от прикосновения, словно ее застали врасплох. Назойливые мысли о жизни в прошлом, о невозможности удержать «сейчас» таким же причудливым, каким оно выскакивает из покрытого мраком неизвестности будущего. Какая разница, каким вкусом обладает мгновение, если все будет вариться в котле моего воспоминания. Видимо на смертном одре попробовав, сей отвар и, опьянев, или отравившись должен проворчать «да я прожил не зря «. Ой, как это пошло.  Но кому угождать? Разве сами слова не есть компромисс, довольствуясь частичностью. Претворяться, будто бросаясь этими карикатурами идей и чувств, мы способны понимать друг друга. Были прекрасные времена, когда все чему  человек придумывал имя, он приручал, клеймил, как своего слугу, игрушку, но игрушка превратилась в идола, а слово в молитву восхваляющую его. Я вполне могу сопереживать чужому горю, но все же чужая сломанная нога не его боль, а лишь мое представление о ней, основывающееся на моем же опыте, или воображении. И чужой перелом не повлияет на моей походке.  Так же и слова, они не способный быть чужими, они всегда мои, ибо имеют столько же общего с другим существом, сколько и чужой перелом с моим сопереживанием. Диалог возможен лишь между двумя богами, а человек обречен не понимая, быть не понятым.

Весь день ходил по узким, изогнутым улицам города. Пытался наткнуться, на что ни будь знакомое, уже виданное в детстве. Решился, свернул к морю. Побережье вся покрытое камушками, напоминала чешую огромной выбросившейся на берег рыбы. Море была спокойным и серым. Она была не той, игривой зверушкой из моих воспоминании, когда я плескался в ее лапах – волнах, защищенный внимательным взором матери. Она стала раковой любовницей, которая так нежно ласкает каждый камушек. Только море может любить всех, как одного и одного как никого другого. Очередная золотая монета опустилась в копилку вечности. Как же незаметно подкралась ты луна. Зачем прячешься за облаками словно вор. У меня нечего красть, у меня есть лишь счастье безумца. Мало ли ты видела таких. Существует ли еще счастье и горе способные удивить тебя? видавшего столь многое. Но мне кажется, ты любуешься своим отражением, а мы лишь пятна на твоем зеркале.

Фаланстер

Мы стояли перед дверью фаланстера №5 и пятую минуту ждали, когда она отворится. Признаться, я предпочел бы проторчать там и более, наслаждаясь этой дверью, назвать ее дверью, конечно же, принижение но мне впитавшему в себя все прелести прагматизма это простительно. Нынче редко встретишь подобную бессмыслицу и я совершенно не готовый, застигнутый врасплох поддался чарам этих врат, каждый узор каждая деталь которой кричала , умоляла что бы в нее всмотрелись и дивились мастерству и твердости рук их создателя. Иногда совершенно обычные вещи приобретают красоту в необычных местах, но чаше, вещи которым присуща красота, становятся нелепыми. Необычная дверь приоткрылась, из зазора высунулась вполне обычная человеческая голова.

– вам чего в такую та ночь?

–впусти у нас дела. Нам надо.

–кому надо, у того ключи есть и не станет трезвонить в такую ночь.

– слышь мужик, я сейчас от холода окочурюсь, не заставляй кулаки о твое лицо греть. Да ну тебя.

«Р» запихнул высунувшуюся голову незнакомца обратно за дверь. вошел. Я последовал за ним.

Мы очутились внутреннем двора, над которым свисали окна. В центре двора журчал фонтан, к которому вели множество тропинок засаженные кустами, от резкого сладкого запаха которых разболелась голова. Но я быстро принюхался и вовсе перестал его чувствовать, но было необыкновенно приятно осознавать что в воздухе витает этот аромат хоть мне и не довелось им насладиться и даже напротив он причинил мне неудобства когда я мог его чувствовать. Забавно, если обоняние так быстро привыкает к запахам, которым надлежит быть приятными должно быть как же быстро оно теряет способность отличать непотребный запах и мы принимаем его за должное даже не пытаясь хотя бы брезговать им.

На стене была большая надпись. Смог вычитать несколько слов, про гармонию и свободный труд.

Пройдя пол сотни метров вошли в подъезд . взобрались на второй этаж и очутились в комнате отдыха. Комната была с размером в маленькую улицу. Обставленная креслами, диванами, коврами, столами, шкафами набитыми книгами, цветами, всяческими безделушками. Все было в большом количестве, в нестандартном исполнении и что больше всего бросалось в глаза невероятно пестрым.

В комнате было человек десять, заметить «Ф» не составляла труда. Он сидел в кресле, откинув голову назад, дремал. Рядом стояла недопитая чашка кофе и свернутая в трубочку газета. «Ф» тепло нас поприветствовал и по учительский указал нам места. Мы, повинуясь его властному тону и своей усталости сели.

– по вашим растерянным лицам вижу вы впервые у нас в фаланстере. Ну как впечатление, от нашего скромного жилища? Успели осмотреться?

–отлично. Чистенько так. Будь у меня семья и нервы выносить всех этих чистюль, задумался бы о переезде.– «Р» в привычной ему манере расхохотался, вынудив «Ф» зажмурить глаза и неловко, можно было бы подумать неосознанно, поднеся палец к губам, призвать того к тишине. За одну минуту, этот властный мужчина по хозяйски указывающий наше место, словно сам превратился в нашалившего школьника.– ладно мы а как вам самим живется в цитадели социализма?

–это ты правду подметил. Мы в цитадели, но не социализма, а будущего, обороняем для всех вас светлое будущее и не дай бог нам пасть. А к этому прилагают большие усилия. Мы многим застряли поперек горла и в особенности нашим властям. Правда наш фаланстер не был первым, как можно догадаться и из названия, но с момента основания был самым многочисленным и видимо к большому моему огорчению, будет самым долговременным. Трое из предшественников уже распались, а имущество растаскали, но к счастью, некоторые члены общины примкнули к нам. Недавно смотрел док фильм о фаланстере №1 и о причинах его распада. Так вот. они все свели к экономическим причинам. Видите ли, социалистический труд не может быть конкурентоспособен, на капиталистическом рынке и предприятие не может быть продуктивным, если оно не находится в руках капиталиста, который сам заинтересован в прибыли и прибыль и убыль каждой копейки, чувствует своим набитым карманом, при этом умело подстегивая рабочего кнутом и перспективой увольнения и голодной смерти. Мол, социалистический труд может быть эффективным лишь в том случае, если капиталистические отношения подавляются государством насильственно, как то было в советском союзе. Как бы в доказательство своих тезисов, ведущий призывает зрителей самим разуть глаза, внимательно присмотреться и тут же убедиться, что в общине живут не богато. Ну что ж, мы в самом деле живем не богато. Но давайте, даже не углубляясь в детали, прям по странам посчитаем, сколько человек живет богато и сколько миллиардов человек на земле принуждена существовать в предельной нужде и мы в тот, же час найдем взаимосвязь, даже более взаимозависимость, между их положениями. Мы не способный, исключительно своим трудом удовлетворять все нужды общины, по сему, нам приходится выходить на капиталистический рынок и соответственно, вступать в капиталистические отношения, выигрывая и проигрывая. Но в самой общине, по заветам мудрых, обмен происходит при помощи складов, которые являются хранителями и распространителями находящейся там продукции, но не собственниками, при помощи чего производитель имеет прямой доступ к потребителю. Такие же отношения были у нас и с другими фаланстерами и они частично сохранились и сейчас. Еще в глубокой античности, те же италийские греки в великой Греции, законодательно запрещали крестьянам пользоваться в распространении произведенной продукции услугами посредников, в лице перекупщиков и торгашей, что избавляла рынок от их махинации и потребитель получал продукцию, в цене близкой ее реальной стоимости.

А производительность труда у нас даже очень высока т.к. каждый занимается тем делом, которое ему нравится и так уж заложено в человеке, что в большинстве случаев, ему нравится то, что у него лучше всего получается. И к тому же, каждый осознает, что он трудится в первую очередь во благо себя, а его благо, это благо нашего маленького общества. Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи.

– это конечно все прекрасно, но есть неоспоримый факт. Фаланстеры распадаются, а новые после того бума когда они росли как грибы и не создаются. Как не крути, а проблема системная. И сейчас и 150 лет назад наблюдается один и тот же процесс.

– вот ты с самого начала хорошо сказал, что мы в цитадели, а чего хочет каждый находящийся в окружении?

– наверное вырваться из окружения.

–так точно товарищ. Вот они и вырываются и мы выйдем, но непременно развернутыми знаменами революции и под аккомпанемент автоматной очереди.

Мы должны их поблагодарить. Искренне поблагодарить ведь они вырвали нас из застоя, они способствовали развитию идей больше, чем кто либо из наших теоретиков и высшим выражением нашей благодарности будет если мы поволочем их за собой, вопреки их желанию, в то светлое и справедливое, врата которого во многом, они и сделали осязаемым для нас.

Безусловно в 90-ие годы, они рассчитывали что коммунисты выродятся вместе с выродившимся государством, однако они сами того не желая способствовали нашей метаморфозе. Разбив тот кокон, в который мы сами заточили себя и который не давал нам развиваться, преобразовать общество в восжеланную, предначертанную нашими поступками форму, идти за своей целью. Да он нас защитил в трудные времена, но он же и заточил нас в объятия государства и эти же объятия, сжимая нас как тиски, раздавливали все ростки нашего движения к великой цели всего человечества.

–ваша революция лже революция, ее конечная цель сыты рабочий. В этом видите вы счастье народа. Я видел счастье народа и его довольное похрюкивание в грязи. какое мне дело до счастья народа, разве он не счастлив? Были ли его стоны когда ни будь от боли, а не от удовольствия ? я хочу от него лишь красоту. поскольку в среду обитания человека непременно входит другой человек, то его красота, его способность понравится мне, такой же приоритет для меня как и нетронутая дика природа. чистый воздух. Мягкая кровать . вкусный кофе и т.д. а ваше счастье лишь дерево перед моим окном, загораживающее вид звездного неба и я хорошо заточил топор.

–опыт друг мой. Набитые шишки, дают нам возможность не наступать нате же грабли.

– мечтать, конечно не вредно, но надобно бы мечтания делом подкреплять.

–на то вас и позвал. Завтра на известной квартире состоится прием в наши ряды еще одного бойца. Ваше присутствие в высшей степени желательно.

–мы и так рискуем всем, находясь сегодня здесь подставляться из за глупых ритуалов это вздор. – «Р» от волнения вскочил с места и возмущенно замахал руками при этом, что та бормоча.

Уговоры длились мучительно долго. Ф. Успел всучить на по брошюре, которую сразу же не открывая запихнул в карман. мой усталый взгляд блуждал по огромной комнате наталкивался, отскакивал и снова напарывался на сомнительной художественной ценности портрет мужчины с седыми завивающимися волосами который насулив брови капризно смотрел через наши головы в окно где журчал фонтан и в воздухе витал сладкий запах цветов.

Убийство

Была уже темно, собирался укладываться спать, когда в окно постучался Р. Жестами дал знать, чтоб я оделся и вышел. В прочем, уже через минуту, мы ехали по неизвестному мне адресу.

– надо встретиться со здешними, как бы нам этого не хотелось, но без их помощи никак не обойтись. Мне стоила многих усилий, что бы выбить нам встречу с глазу на глаз, нельзя оплошать, человек он видима очень боязливый. Говорить буду я, ты постой для вида, что тебе отлично удается, ты даже мне хорошо знающему тебя, на минуту невольно внушаешь уважение.– Он засмеялся и потрепал меня по плечу. Сцена выглядела очень вымучена и не то что бы ни скрывала его взволнованности перед встречей, но наоборот, выпячивала ее.

Мы подошли к огромной гниющей туше заброшенного завода. Пробираясь через руины и кусты, нас наконец окликнули. Это был низкий довольно упитанный человек лет сорока.

– не совру что рад встречи, но коли так уж вышло, давайте быстрее изложите в чем смысл встречи и разбежимся.– он и в самом деле говорил очень быстра, не договаривая слова и при этом нелепо выкрикивая их будто, опаздывая на поезд был готов разбежаться, запрыгнуть на него и еще на прощание помахать нам рукой.

Его лицо искривилась, словно он впервые в жизни пробовал улыбнуться. Из за его плеча торчала голова Р, с такой же гримасой на лице. он хотел закричать, но его снова ткнули ножом в бок и снова и снова, пока его тело безвольно не повисла на руке Р.

– ну что ты смотришь на меня. Ну, предупредил бы заранее, о причине нашей прогулки, ты же не пошел бы, а одному мне копать могилы без тебя совсем не привычно. Ты сам выбрал этот путь и не забывай самая красивая и широкая дорога всегда ведет на эшафот. В этом смысле судьба нам хорошо платит. Я схожу за лопатами, а ты смотри, что бы он ни убежал. Да ну тебя улыбнулся бы хотя бы.

Не знаю долго ли он отсутствовал, но мне казалась, что я пробыл с этим трупом целую жизнь и не было в мире людей более близких, чем я и этот труп. Хватит ли воображения, что бы представить, допустить на секунду, что это тело когда та было наполнено жизнью. Что когда та внешний мир умудрялся протиснуться в его череп, через эти крохотные глаза и укутавшись его мыслями засыпать. Что только один миг соприкосновения с красотой, или страхом могли заставить его грудь биться чаше. Я больше поверю, что минуту назад он был мясом на прилавке, от которого отгоняли мух, чем признаю в нем, что ни будь от живого и все же я никак не могу найти существенной разницы между ним и мной. Право я был его зеркалом, а он моим, воротившийся Р. совсем чужим, третьим лишним, а он никак не хотел этого почувствовать. Чем больше он говорил, тем отчетливее я осязал пропасть на одном краю которого стоял Р, а на другом я и мой уже закадычный труп. Велика ли трагедия, умер человек, который полчаса назад вовсе не существовал даже в виде трупа. Может трагедия не в его смерти, а в том что я стал жалким толстяком. Нелепой гримасой, Ножом кромсающим тело, Каплями крови на листьях инжирового дерево. Или все гораздо хуже и в самом деле не была никакой трагедии? Хотел выжать из себя сопереживания, но мертвым он был мне ближе, чем живым.

– К твоему сведению, его же товарищи свалили на нас это грязное дело. Прознав о его намерениях упаковать нас всех в клетку и сдать властям. Устранить угрозу не решились, как говорится «свобода или смерть» к счастью в этом случае смерть не наша. Вот и пришлось нам исправлять чужие промахи. Диву даешься как из за этого толстячка, чуть все дело не полетела в тартарары, а в придачу и наши головы. Вон там и зароем, слишком большая честь ему, по более с ним возится. Пока ищейки по следу дойдут до нас, мы будем в таком дерьме что они будут самой незначительной проблемой для нас. Пойдем ко мне, приглашаю на окрошку. Решил поиграть в Пруста. Приготовил блюдо из детства. жаль его, написал кучу книг, а все только и помнят абзац с круасаном. Не знаешь, кровь отстирывается? А то всю куртку замарал.

Нет я не знал отстирывается ли кровь.

Дорога к Р. была долгой. Мучительно долгой.

Р. устроился не на много лучше меня, но было видно, что он приложился к каждому уголку коморки. В этот вечер все было кстати. Грязный диван, не менее грязный скрипящий пол, низкий стол, два сгорбившихся человека над столом, кислая похлебка, труп у стен заброшенного завода. Мы вместе были одной целостной картиной и все тонули в ночь. Откуда бы ему взяться, но чувствовался домашний уют.

– знаю, что я должен понимать, но все же, никак не могу понять. Вот в этот момент ты ешь суп. Правда? а вот и нет вроде одно и то же но между моим, ты ешь суп и твоим, я ем суп целая непреодолимая для человеческого ума пропасть. И никакими методами ее не перепрыгнуть. Кто та из наших великих говорит что даже отрицание это более высокое понятие о изучаемом чем предыдущее ибо оно обогатилось его отрицанием и Таким путем должна вообще образоваться система понятий, – и в неудержимом, чистом, ничего не принимающем в себя извне движении получить свое завершение. Но следуя этому методу, мы преумножаем и выводим на качественно новый уровень наше представление, а не его познание которое имеет относительную связь с самим объектом познания и носит исключительный характер. Так как один и тот же путь приводит двух субъектов, так сказать познающих к разным результатом и различие кроется отнюдь не в объекте а даже наоборот в субъекте, то есть различие в познаваемом исходит из различии в познающих. Таким образом, истина как вещь в себе то есть восприятие субъектом самого себя остается в стороне от нашего пути и мы продолжаем познавать сами себя то есть это метод выведения истины о себе. Вот как Михаил Пселл поясняет природу познания. Познание занимая среднее положение между предметом познания и познающим, свою исходную точку имеет в познающем, вращается вокруг познаваемого предмета и становится соответствующим для познающего. Знания же сами по себе не меняют положение вещей, но остаются в сознающих; существующие же вещи не отступают от своей природы. Для него так как существует бог существует и истина сама по себе то есть истинная природа вещи от которой она не отступает. Но что делать нам так сказать людям лишенным такой великой благодати как вера. Если допустим что нет бога хотя допускать следовало бы обратное , нет и истинной природы вещей и они существуют никак не иначе как в представлении познающего. Мы не познаем мир а творим его. Во истину Бог это ключ способный как отворить так и закрыть дверь перед носом. Не смейся сам знаю, что в голове у меня черти что и полный беспорядок но Беспорядок это то же одна из форм порядка. Ньютоны до этих мыслей доехали на автобане науки, а я лазил по горным тропам, на которые возможно еще не ступал и никогда не ступит, полет мысли ни одного человека и сам Ньютон, не подозревал об их существовании, а этих троп миллионы и они скрыты в нас самих.

Друг мой, нам очень не повезло мы живем в переходном периоде мы уже не принадлежим прошлым и при этом мы так же не можем отождествлять себя с будущими и что хуже будущие люди не сочли бы нас за своих и более того вряд ли нашли бы существенные отличия между нами и нашими предшественниками.

Если призадуматься не мы одни так невезучи, все и во все времена жили в переходном периоде между до меня и после меня. Вот причина почему мы так неуютно чувствуем себя здесь. Вот почему меня так сильно тянет в прошлое там нет этой зыбкости этой невыносимой мной мимолетности. В эту секунду сходятся две вечности прошлое и будущее и между ними я не одной из них не принадлежащий. Эта композиция небеспричинно напоминает мне весы и в какую бы сторону я не склонился в первую очередь это будет уклонением от себя.

Говорят, может еще не говорят, но вполне следовало бы, что бог не создал Другова бога, а только свой образ. Неполноценное существо и мы как его творение подражая своему прообразу, обречены создавать неполноценное и в самом деле мир это отражение отражения. Вот почему ничто не совершенно сказал бы иной циник, но не я, я лишь скажу что совершенно все что существует одним только фактом своего существования. К примеру, эта ложка. Из бесчисленного количества возможностей не существовать она существует единственная и неповторимая и при том в моих руках, это ли не чудо. «Но как же» скажешь ты, а если не скажешь то непременно подумаешь « как ты можешь считать ее идеальной когда вон она вся изогнутая, в царапинах да трещинах, еле справляется со своей примитивнейшей задачей» но я скажу, что у нее нет никаких, даже самых примитивных задач, это ты надумал всякие цели и клевешешь, разочарованный тем что бедная ложка не хочет подстраиваться под твое представление о ней. Но мой друг разуй глаза, она бессмысленно, не более и не менее чем ты и даже когда она распадется на атомы, она превратится в нечто столь же бессмысленное и по сему столь же идеальное. Существование единственная причина всего существующего.

Мимоходом распрощался с Р. и пошел. Через час ли, но меня осенила мысль, что я должен не проста идти, но еще и куда та прийти и не проста куда та, а к себе домой. Это было не выполнимой задачей. Доковыляв до лавочки у подъезда рухнул как… нет во всяком случае не как убиты. Я уже видел как падает убиты, как нечто превращается в противоположное в противоестественное былому. Единственное чему я на самом деле хорошо научился у жизни это скрывать свое и угадывать его безумие. нелегкое однако дело но его я освоил его безукоризненно хорошо. Было время когда я ужасно боялся разоблачения особенно в толпе. Баялся что они раскусят мою лож, мою жалкую игру в нормальность. Прогонят брезгливым смехом за чедушную попытку. Но сейчас я почти безукоризненный, Изредка мои демоны возвращаются навестить старого друга и тоска кошкой прокрадывается в душу, как же она мурлычет нежась и пуская когти в нее. еще немного и поверю в будущее и тогда прощай безумие которое я скрывал всю жизнь. точнее укрывал как тлеющий огонь которому только предстоит разгореться. Но в эту ночь как прежде мы честны друг пред другом и в свидетели нам этот клен нелепо выпячивающий себя. Приготовься сейчас забросаю тебя плоскими речами, встану перед зеркалом и зачитаю всю правду, написанную морщинами на моем лице, всю правду про твою глупость и тщетность как отвратна брать у тебя, загребая и выгребая и еще более брать брезгливо со снисхождением. Кто та соврет, что слышал твой нежный и хрупкий голос, а я скажу, что услышал от тебя лишь чавканье и хруст костей. Даже не заикнусь, что ты глубока и непостижима лишь скажу, что мутная вода умело скрывает дно и непостижима все в чем нечего постигать. И даже в эту ночь, когда нечего скрывать все сказанное будет клеветой о тебе, но правдивым рассказам о рассказчике.