Три года писем…

Три года писем…
Терентiй Травнiкъ

Елена Башмакова

Письма, которые представлены вниманию читателей, написаны с 1991 по 1994 год. Время поисков новых жизненных смыслов, адаптация к иным условиям и требованиям совпало с молодостью героев этой книги. О чем мечтали молодые Елена Башмакова и Терентий Травник, какие строили планы на жизнь, к чему стремились, какие чувства переживали, о чем размышляли и многое другое – все в этих письмах, написанных 25 лет назад.

Три года писем…

Елена Башмакова

Терентiй Травнiкъ

© Елена Башмакова, 2019

© Терентiй Травнiкъ, 2019

ISBN 978-5-4496-0941-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Елена Башмакова и Терентий Травник

ТРИ ГОДА ПИСЕМ

Избранное из…

1991 – 1994 гг.

Это было недавно… Это было давно

Письма, которые представлены вниманию читателей, написаны с 1991 по 1994 год. Это было непростое время для многих, когда рушились старые устои, перестал существовать Советский Союз, менялось привычное мироустроение и мировоззрение в умах людей и общественной жизни, что не могло не отразиться и на их душах. Время поисков новых жизненных смыслов, адаптация к иным условиям и требованиям, когда буквально все балансировало на грани про?пасти, совпало с молодостью героев этой книги, письма которых через двадцать пять лет, бережно сохраненные временем, вдруг возникли из небытия именно сейчас, когда эпистолярный жанр практически канул в Лету, уступив место электронным письмам и общению онлайн, что более соответствует современным требованиям сверхскоростей.

Познакомились Лена Башмакова и Игорь Алексеев случайно в Центре внешкольной работы в Ясенево, где Алексеев работал художником-оформителем. Стоял 1990 год, Игорь недавно покрестился и пребывал в окрыленном состоянии духа. Лена пришла в ЦВР в составе исследовательской группы психологов, с целью изучения творческих аспектов коллектива. Она тогда вела занятия в Центре психологической поддержки «Круг» и занималась изучением занятий педагогов по внешкольной работе и всего того, что связано с педагогикой, поскольку она психолог педагогической деятельности.

«Однажды, проходя мимо комнаты психологов, – вспоминает Игорь, – я увидел незнакомую женщину и зашел познакомиться. Мы быстро разговорились на разные темы, в том числе и на духовные, т.к. я не так давно окрестился. Знакомство произошло 29 сентября, позже оказалось, что это был день рождения Лены. С тех пор мы стали больше общаться: она проводила у нас семинары, тесты, собирала группу художников, фотографов, музыкантов, делая опросы, заполняя анкеты, в которых участвовал и я. Так мы общались, но только на работе». К концу года психологи ушли, а дружба между Игорем и Леной осталась, правда, беседовали они теперь по телефону. Лена была замужем и всегда занята. Её родители строгих правил, а потому она вне семьи не общалась: только мама, папа и домашние. Года через полтора Игорь был приглашен к ней домой, где познакомился с ее родителями и семьей. «Папа Лены строгий такой, большой, а мама очень доброжелательная…», – вспоминает он.

Ее муж, Виктор, был военный и в 1991 году получил направление на службу в Германию – долгосрочную командировку в Берлин на три года. На этом общение между Игорем и Леной должно было бы прекратиться, несмотря на то, что оно было к тому времени взаимообогащающим и на хорошей волне: ему нравилось с ней беседовать, как с психологом, он всегда задавал ей много вопросов, а она давала ему полные ответы. Когда Лена уезжала с семьей в Германию, она забронировала ящик, дала ему адрес, сказав что-то вроде того, ну ты пиши, если что, я отвечу.

Вот так и начался этот диалог в письмах длиною в три года, который представлен на страницах этой книги. Интересно, что их переписка длилась гораздо больше, чем они были знакомы до ее отъезда заграницу. Дружеские непродолжительные встречи до отъезда Лены были редки, а переписывались они последующие три года, делясь друг с другом своими мыслями и переживаниями, правда, она приезжала в отпуск, когда Игорь покрестил ее сына Мишу, родившегося в Германии.

Такова краткая история знакомства Елены Анатольевны Башмаковой и Игоря Аркадьевича Алексеева (Терентия Травника), переросшая в дружбу на всю жизнь, а остальное – в письмах…

    Член Союза писателей России
    Ирина Михайловна Соловьева

Время вить гнезда и пасть из гнезда.
Время взлететь и упасть как звезда.
Время обжечься о чьи-то лучи.
Время растаять в бессонной ночи.

Время на встречи и на разлуки.
Время на губы, время на руки.
Время отдать свое сердце любви.
Время дожить в одиночестве дни.

    Терентiй Травнiкъ
    август 1991

______________ 1991 ______________

1

Уважаемый Игорь Аркадьевич, здравствуйте!

Поздравляю тебя с прошедшим Днем рождения! Пусть Бог тебе даст здоровья и мук творчества, без коих тебе жить нельзя.

Значит так. Я живу в Берлине. Пока мы живем в посольской гостинице. За моим окном высоченные тополя, напоминающие по форме юг России. От этого у меня, по-видимому, ощущение отпуска на пару недель и я не могу избавиться от этого чувства, да и не хочу.

Меня здесь пытаются адаптировать и научить жить в настоящих условиях. Это происходит довольно тяжело. В магазинах у меня единственное чувство – рябь в глазах и хочется поскорее уйти. Продуктовые магазины наводят меня на грустные мысли о греховности чрезмерности (помнишь, ты говорил, что без чего человек может обойтись, он должен обходиться), а здесь… это просто не нужно столько, и всего, и я думаю, что все это способствует душевному растлению.

Но между тем я становлюсь бюргершей: считаю марки, экономлю, становлюсь жадной. Вечерами вместе с Михалычем учим немецкий язык. Весь день мой проходит в суете: покупки, подсчеты, готовка, стирка, выгуливание ребенка. Ночами думаю о жизни и о тех, кого оставила в Москве.

«У меня нет дня, но осталась ночь»… Вообще осознавать и ощущать себя иждивенкой, мне очень тяжело. Ты знаешь, я привыкла работать много и с удовольствием, зарабатывать и тратить по своему усмотрению. Вообще развратилась. Хотя бы небольшой объем работы способствовал бы поддержанию моего душевного состояния.

С общением пока нет проблем. Разговариваю с сыном и с мужем, да еще с одной парой русских, которые помогают мне с закупками. Естественно о жизни, о философии, искусстве и религии я не говорю. Поэтому, может быть, начну писать.

Твою просьбу выполнила. Михалыч купил мне маленький плеер, и теперь я слушаю иногда записи. Это мне помогает. В твоем коллаже мне особенно нравится: «Пылает за окном звезда», «Мальчик и облако», «Воля», «Церковь», но последнее (очень сильное), я воспринимаю болезненно.

В восприятии России здесь у меня появилось что-то Есенинское: «Край ты мой заброшенный, край ты мой – пустырь, сенокос некошеный, лес, да монастырь»… Так и звучит в сознании. Что-то убогое, ранимое, бесконечное, непостижимое и дорогое. Знаешь Аркадич, ты нигде кроме России жить не сможешь, в другом месте ты задохнешься, мне так кажется. Я и то чувствую себя деревом, вырванным из родной почвы. Здесь одна женщина сказала, что им скоро в Союз. Когда я спросила, когда, она сказала, что в 1994 году. Я подумала: «Ничего себе скоро!» У каждого свое восприятие пространства и времени. Присмотрела себе масляную пастель. Она продается в наборе с фломастерами и красками, и стоит не так уж дорого, как меня пугали (от 14 до 30 марок), как блок хороших сигарет. Но мне хочется найти, отдельно пастель. Вообще, хочется вести рисуночный дневник, хотя пока у меня одно состояние – никакое.

Жалко, что я не попаду на выставку твоих картин (ты ее непременно сделай, сразу не продавай, отсними слайды, а я приеду и посмотрю, хотя бы по слайдам). Еще я здесь, часто вспоминаю твою картину, которую ты мне показывал незаконченной. По-моему, она называлась «Алхимия», там заброшенный каменный дом (мельница?), а впереди озеро (пруд?). Ты еще хотел там кого-то дорисовать. Если она еще не продана, оставь, мне хочется ее купить.

Сейчас я читаю психолого-философскую книгу В. Франкла «Человек в поисках смысла», что для меня актуально. Как тебе мысль: «Человек начинает вести себя, как человек, лишь, когда он в состоянии преодолеть уровень психофизически организмической данности, и отнестись к самому себе, не обязательно противостоя самому себе. Эта возможность и есть обществование, а существовать – значит постоянно выходить за пределы самого себя». Очень хочется с тобой поговорить, отвечать мне не обязательно, я знаю, что у тебя много дел и хлопот, это я здесь, баклуши бью. Но на всякий случай адрес припишу. Письмо сейчас отправлю через Татьяну, а дальше, как получится. Татьяна, славный человек, а для меня особенно ценно, что она относится ко мне с пониманием и принятием меня такой, какая, я есть. Она училась вместе со мной и Ольгой. Было очень приятно, когда она, Ольга, Дима и другие мои друзья, и сотрудники, провожали нас в Москве. У меня осталось очень трогательное приятное воспоминание. А Татьяна подарила мне своими руками сшитый и вышитый летний костюм. Было много цветов. Некоторые из них и по сей день, стоят у меня в номере. Звонить у меня вряд ли получится. В городе одна минута – 5 марок, поэтому буду писать. Ну, вот и все.

    До свидания.
    Большой привет Людмиле Георгиевне. Лена.

2

Здравствуй Лена!

Получил твои последние два письма. Прочитал, что письмо-продолжение к первому ты не получила. Очень жалко, т. к. в нем было все накопленное за летний период. Также понял, что пропала открытка (акварель, я ее сделал сам), которую я послал к твоему дню рождения. Поэтому, дорогая Елена, поздравляю тебя и желаю мира, мудрости и покоя. Надеюсь, что это письмо дойдет.

Недавно я получил письмо от Ксюши из Германии, которое она послала в середине июля, конверт раскрыт и то, что в нем должно быть, этого нет, так сказала она. Еще одно письмо ее так и не пришло, но поскольку это дошло, то я все же надеюсь, что мои тоже дойдут к тебе, хоть с опозданием, да не малым.

Мои ранние проблемы не разрешились, но время постепенно покрыло все «пылью». Боль притупилась, волнения и страхи затерлись. Правда, я заболел, то ли простудился, то ли еще хуже. Не было счастья, да несчастье помогло, так и мое самочувствие вытерло мои ранние хлопоты. Временно приостановил рисование – нет сил. Знаешь, лежу читаю Сергея Булгакова и ничего больше не хочу. На работу в ДП не ходил три дня – не могу, не хочу, очень противно. Встану на ноги, зайду к начальству и выслушаю очередное мнение о себе, но ты знаешь, сама, что там говорят.

В Москве жизнь стала труднее – говорят, есть нечего, все очень дорого, да и ничего нет. Знаешь, меня это до сих пор не интересует, хотя у меня также не густо, но я об этом мало думаю. Но я чувствую это по людям, мое окружение стало (в большинстве) замкнутым и настороженным.