Записки обыкновенного человека. Книга вторая

На её пути горы и моря,
Ты лети, лети, ласточка моя!

Нет порою сил, труден перелёт,
Только как весна без неё придёт?
На её пути горы и моря,
Ты лети, лети, ласточка моя!

Будь её гнездо трижды золотым,
Тот далёкий край не назвать родным.
На её пути горы и моря,
Ты лети, лети, ласточка моя!

Не прошла зима, и земля бела,
Но уже вдали машут два крыла.
На её пути горы и моря,
Ты лети, лети, ласточка моя!
На её пути горы и моря,
Ты лети, лети, ласточка моя!

В три года я написал своё первое стихотворение про чайку и мальчика Ваню. Писать я не умел, но мама с моих слов записала его на бумаге, и я его фактически срисовал. Поскольку рисовал я, можно сказать, с колясочного периода, при этом исключительно в каляко-малякинской манере, то это был мой дебют, но уже по чистописанию и стихосложению:

Чайка над морем
Лихо порхает,
Ой, как смеётся
Мальчик Ваня…

Удивительно, но в друзьях Вань у меня тогда не было, да и чаек особо я не видел, а тем более – над морем, но вот взял и написал.

Впрочем, всё не совсем так! Жили-то мы прямо на берегу Москвы-реки, а значит, ходили рыбачить, и чайки – теперь вспоминаю – летали над водой и ловили рыбу. Да, точно! Они были совсем другими – не такими неуклюжими, как московские голуби, и не суетливыми, как городские воробьи. Пока папа насаживал на крючок жирную москварековскую тину и, забросив снасть, подолгу вглядывался в поплавок, сделанный из гусиного пера, я разглядывал чаек, вольно и красиво парящих в небе… Иногда птицы плюхались в реку и хватали рыбину, в основном плотву, которая дёргалась в их крючковатом клюве, сияя ослепительным серебром на солнце… Это вызывало у меня какое-то неподдельное восхищение, и тогда я забывал про всё на свете.

Потом был Крым, жизнь в санаториях города Евпатория, где я не один год поправлял своё здоровье, и, наконец, написанная в студенческие годы песня «Бумажная чайка», позже доработанная и ставшая одной из любимых в кругу моих слушателей. Таким образом шаферановская ласточка и та самая «ванинская», как мы её называли, чайка навсегда вошли в мою душу, став для неё самыми главными песнями, потому как от них и грустно, и радостно одновременно. Это же как молитва, но только попроще, подоступнее, поприземлённее что-ли…

Впрочем, кто знает, где она, эта самая грань, да и есть ли таковая между возвышенно молитвенным и простым земным словом, но произнесённым с верой и чистой, неподдельной надеждой и любовью…

У Чёрного у моря
Есть город Евпатория,
Каштаны и акции
Встречают там весну…

У Чёрного у моря
Не будет больше горя,
Когда такие города
Стоят на берегу.

И проплывают корабли
Тетрадной лодочкой вдали,
И в небе белый самолёт
Висит над морем.
Бумажный голубь у меня,
И я его забавы для
Пускаю с крыши
Вдоволь надышаться солью.

И, сделанный неважно,
Летит вперёд отважно
Мой голубок бумажный,
Мой белый самолёт.

И знаю я, что вскоре
Он станет чайкой в море,
И где-то мальчик Ваня
Её в песке найдёт.

Он принесёт её домой,
И станет чайка вновь живой,
А утром, когда солнце
Встанет, вспенив море,

Он к сердцу белую прижмёт,
Тайком на берег отнесёт
И выпустит опять её на волю…

Дорога без конца…

Это происходит с каждым: в жизни случается такой момент, когда ты вдруг понимаешь, что всё окружающее тобою познано, но познано не до конца, а ровно настолько, насколько это позволено тебе свыше. Дальше идти нельзя – там тебя не ждут: пора остановиться и принять единственно верное решение. Это открывается сразу, одномоментно, и всё, что могло бы ещё произойти, теряет для тебя всякий смысл, по крайней мере в ощущениях. Дальше идти некуда – ты пришёл!

И вот тогда ты обращаешься внутрь себя… Закрываешь глаза и начинаешь искать свет: если ты правильно вошёл в свою пещеру, то внутри темно, и это нормально, потому как сначала надо найти выключатель, точнее, включатель, но найти с мыслью о свете – внутреннем свете. Уход в себя —это так же бесконечно, как и выход в космос, с одной лишь разницей, что первое доступно, а второе – не более чем иллюзия. В поисках внутреннего света ты налаживаешь отношения с каждой своей клеточкой, с каждым атомом, с любым хорошим или плохим состоянием, и это самый верный путь из всех возможных в поисках истины… Это то, на что надо потратить все своё время после того, как внешняя жизнь укажет тебе на дверь.

День субботний

Всякая разумная жизнь – созидательна, ибо изначально заточена на благо. Вершит её Святой Дух, и действо его не имеет предела. Рай бесконечен, как и сама Любовь. У преисподней тоже нет дна, но у неё есть конец: рано или поздно она заканчивается, потому как зло не должно и не может иметь продолжения. Это аксиома мироздания и прежде всего той его природы, которая существует в любви.

Есть три неопределимые вещи: это смысл жизни, смысл смерти и смысл любви. Все три – это пути Духа, и суть их в том, что всякое совершенство недосягаемо, совершенство есть предтеча Вечности. Смысл этого триединства в одном: всё рождённое никогда не умирает, если оно коснулось любви. Именно любовь навсегда организует однажды явленное – в вечности. Если хотите, то любовь есть абсолютный закон, механизм, идея, и она способна существовать вне времени и вне пространства, а значит, и ныне, и присно, и во веки веков. Таково величие Божие, такова Его Красота, такова суть всего, что неопределимо!

За горизонтом событий

Всякое благое вразумление прежде всего упирается в то, что любое живое существо отказывается не только понимать, но даже допускать, что в мире может быть кто-то более развитый, нежели оно. А потому всё, что не укладывается в его систему мировосприятия, для него просто-напросто не существует. В какой-то степени так оно и есть, ибо всё, что не названо тем или иным сознанием, для него отсутствует. Тем не менее в масштабах бытия это совершенно не так. Колодезная лягушка, как говорят японцы, большой воды не знает. Это действительно так, но при этом такая вода существует, и мы, люди, это хорошо знаем. Бесспорно, что существует масса феноменальных вещей, которые отсутствуют в нашем представлении только по причине нашего незнания о них. К примеру, мы говорим, что нет жизни после смерти, потому что не знаем об этом ничего. Но она, эта жизнь, так же легко может существовать, скажем, для тех, кто способен её видеть. Мы не понимаем микромира, потому что опять же мы его не видим. Ещё Аристотель оспаривал учение Демокрита об атоме: мол, как может существовать мир, созданный из атомов, и быть видимым, если сам атом не видим? А если оно и так, то почему тогда этот мир видим?

Разная степень организованности сознания имеет свои ограничения, не позволяющие проникать низшим формам в высшие. Иными словами, ни муравей, ни кошка не способны осознать человека. Равно, как и человек не осознает всё то, что находится намного выше его развития. При этом человек может вести наблюдения за муравьём и понять особенности его обитания. Можно предположить, что таким же образом всё происходит с теми, кто находится на более высокой ступени эволюции, нежели мы с вами. Но, несмотря на почти тупиковые трудности, людям дана вера как инструмент связи с теми, кто находится на гораздо более высокой ступени духовного развития, и отрицать существование оных можно лишь в том случае: когда возможности веры вами исчерпаны, что априори невозможно. Христос превратил воду в вино, исцелил расслабленного, воскресил Лазаря и воскрес сам и в этом нет ничего необычного, если существовать в рамках допуска большего, на что ты способен сам. Это естественно – жить таким образом, более того, это необходимо для всякого эволюционирующего сознания. Остаётся только одно: принять это, для чего и необходима вера, как наилучший из всех возможных инструментов жизни. «Воистину воскрес Христос!» – отвечаем мы всякому, кто говорит нам об этом, тем самым приближая себя к познанию подлинного чуда человеческого бытия. Будет время и так оно и случится, потому как чудеса, обретая форму знания, облачаются сперва в доверие, а там и в уверенность, а это значит, что просто всегда сбываются!

Просто беда

Родителей не выбирают, а жаль… Мне не раз приходилось встречать таких матерей, не говоря уже об отцах, что трудно было даже представить, откуда в них столько злобы и ненависти к собственным детям. Нередко ребёнок, будучи абсолютно беззащитным, становится объектом вымещения материнской злости, накопившейся в ней из-за всех её неудач. Не буду скрывать, но в мою «Школу доброделания» не раз приходили дети, чьи родители, по известным причинам, с трудом доводили их до моего дома. Но здесь как раз-таки всё понятно – гораздо хуже, когда ненависть изливают что называется на трезвую голову. Когда любая детская оплошность, нерасторопность, тугодумство или озорство вызывают в матерях почти истеричное поведение на грани неконтролируемой ненависти. Нет ничего хуже орущей и распускающей руки матери. Каждая материнская оплеуха —эта травма для ребёнка на всю оставшуюся жизнь.

Иногда забитые и запуганные дети находились при мне по несколько дней, просто просили меня об этом, и только потому, что им было страшно находиться у себя дома, а родители их даже не искали. Увы, но таких примеров немало, и не только агрессивных, но и просто безразличных, отсутствующих и, если угодно, бестолковых, примитивных, а то и пошлых родителей. Ребёнок, вобравший в себя их поведение, образ жизни, советы и мысли, вырастая, словно по эстафете передаёт всю эту клоунаду, основанную на недолюбленности окружающих. Такой человек всю оставшуюся жизнь неосознанно ищет любви, тепла, участия, при этом не имея возможности отдавать другим что-либо подобное, а потому выглядит да и ведёт себя крайне эгоистично. Эгоизм – это проблема, берущая своё начало в семье и именно из-за «плохих» родителей. Будем откровенны, сказав, что скверные родители – это прямой путь для их чада к несчастной жизни, в коей нередко, «опорами», компенсирующими недолюбленность с их стороны, становятся алкоголь, наркотики и нежелание человека проявлять хотя бы какую-то общеполезную деятельность. Если с родителями не повезло, то считай, что заработал перекос на всю жизнь, который пройдётся по всем, с кем тебе когда-либо придётся иметь дело.

Называя своими именами

Не иначе как узаконенной мерзостью является то, когда руководители заявляют: «Ничего личного – это бизнес!», а затем разрешают торговлю алкоголем и табаком. А почему бы не продавать литр водки по пять, а то и по десять тысяч? Кому надо, тот все равно купит, разве что выпьет медленнее. Конечно же, никто на это не пойдёт, а потому о какой развитости может вообще идти речь?