Сила ненависти

Папа стоит перед королем на коленях, в то время как тот приставляет блестящее дуло пистолета к его лбу. Все мое тело леденеет от вида этой сцены. Двое мужчин неотрывно смотрят друг другу в глаза, а я не могу пошевелить ни единой мышцей, чтобы прервать происходящее. В момент, когда король взводит курок, я зажмуриваюсь. Раздается выстрел.

Вслепую пячусь назад, выпуская полувздох-полукрик, который тут же поглощает большая теплая ладонь. Мое тело дергается, но сильная рука удерживает неподвижно, оттаскивая за постройку и прижимая к стене. Все мое нутро сотрясает дрожь и паника. В ноздри врывается запах дыма, какой-то травы и свежести осеннего леса, одновременно хочется вдохнуть поглубже и задержать дыхание. Я открываю глаза.

Льдисто голубые радужки, в уличном мраке почти черные, смотрят на меня с осторожностью и укором. Вблизи зрачки парня выглядят просто огромными и блестящими, как у волшебных созданий из сказок, что читает мне Дана. Он все еще крепко держит меня, зажимая рот ладонью, и одним взглядом приказывает молчать, а затем осторожно убирает руку, проводя большим пальцем по моей щеке и вытирая слезу. Я даже не заметила, как начала плакать.

Моя голова непроизвольно поворачивается в ту сторону, где только что развернулось ужасающее действо, но парень берет мое лицо в ладони, разворачивая к себе.

– Смотри на меня, – тихо говорит, гипнотизируя взглядом. Сердце бьется о ребра сотней ударов в минуту, я никогда еще не была в таком ужасе.

– Мой папа… Он… он… – пытаюсь сказать, но выходят лишь обрывки слов вперемешку со всхлипами. Дрожь становится такой сильной, что не могу дышать, рвано хватая воздух через рот.

– С ним все в порядке. Просто дыши, – отрывисто говорит он. Тогда я делаю, как велено, паника немного сбавляет обороты, а парень сокрушенно качает головой, поджимает губы и морщится, убирая руки с моего лица. – Тебе не следовало приходить сюда.

Не уточняю, речь об этой дурацкой пристройке или о бале вообще, но его голос такой приятный, глухой и низкий, что я хочу, чтобы он не переставал говорить. Его слова успокаивают, что даже странно, учитывая случившееся, к тому же я его даже не знаю.

– Он убил папу? – в панике шепчу, изучая темные брови и волосы парня, у него взрослый суровый взгляд, точно такой же, каким он осматривал гостей, стоя у подножия лестницы. Будто все мы – грязь на его подошвах. Но тогда почему не сдал меня родителям, когда застукал за подсматриванием?

– Нет.

– Но я видела, – спорю, чем вызываю у него горький смешок.

– Не всегда то, что видят наши глаза, оказывается правдой, – загадочно говорит он. – Смотри.

Принц поворачивает взгляд в сторону, и в этот момент папа твердым шагом выходит из пристройки, быстро направляясь в сторону замка.

– Но как? Зачем? – опешив произношу я. Облегчение посылает волну усталости в изможденное страхом тело.

– Игра власти. Твой отец – такой же монстр, как и мой, – стиснув зубы, говорит парень.

– Почему? – В моей голове столько вопросов. Я знаю прятки, бинго и сквош, но что за игра с пистолетом?

– Некоторые вопросы должны оставаться без ответа, – просто отвечает он. – Ты не захочешь узнать правду.

Что это вообще значит?

Принц отступает назад, кивая в сторону замка, безмолвно прогоняя. Затем разворачивается и идет в указанном направлении, пока я плетусь следом, постоянно оглядываясь назад.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, догоняя. Тот искоса смотрит на меня, ухмыляясь, и продолжает идти. – Меня зовут Оливия, но все зовут меня Лив, – говорю, чтобы заглушить панику, все еще сковывающую тело, от чего мои ноги слегка заплетаются. Мне нужно, чтобы он продолжал говорить этим успокаивающим голосом, тогда смогу хотя бы на время забыть о том, что видела. – Это твой дом?

Мне хочется, чтобы он ответил «нет», но принц кивает, развеивая мои иллюзии и одновременно с этим укореняя в моем мозгу идею о том, что у нас есть что-то общее, даже если это родитель-монстр. Мы доходим до лестницы, по которой я пришла, он берет меня за руку и осторожно ведет по темному пространству. Когда мы минуем коридоры и шум вечеринки снова заглушает все вокруг, он резко останавливается, пригвождая меня взглядом.

– Ты никому не расскажешь о том, что видела. – Эти слова вызывают волну возмущения. Да как он вообще смеет думать, что я промолчу, не потребовав у папы ответов? Но принц прикладывает палец к моим губам и хмурит брови. Он высокий и сильный, старше меня бог знает на сколько лет, хотя бы поэтому я должна послушаться, даже если все мое существо противится. – Это в твоих интересах, малышка Ливи, для твоей безопасности. – То, как по-новому принц произносит мое имя, заставляет сердце кувыркнуться в груди. Что-то необъяснимое рождается в этот момент, когда незнакомый человек печется о моей сохранности. Я не задаю вопросов, просто бездумно киваю, тогда он убирает палец от моих губ и тоже кивает, но уже сам себе, после чего молча уходит обратно в темноту, оставляя меня стоять на вершине лестницы и задаваться вопросом, что из этого мне привиделось: прекрасный принц или стеклянный взгляд отца, смотрящего в лицо смерти. Я отчаянно цепляюсь за первое, начиная спускаться.

– Вот ты где! – кричит Дана, хватая меня за руку и практически стаскивая с лестницы. Ее глаза огромные, щеки покраснели, а прическа растрепана. – Я тебя обыскалась, нельзя вот так убегать, Оливия!

Она еще долго меня отчитывает, пока я бреду сквозь толпу, изредка высматривая вокруг знакомые черты, еще не зная, что в этот день моя жизнь была продана.

Глава 5

Ник

Наши дни

По милости Господа мы не исчезли, ибо милосердие Его не истощилось. Оно обновляется каждое утро…

    (Плач 3:22–23)

Когда вы летите в пропасть с обрыва, то не сразу это полностью осознаете. Сначала, конечно, приходите в шок от самого факта падения, но защитный механизм психики блокирует мозг, не подавая синапсам сигналов, что с минуты на минуту вам конец. Только за какие-то крохотные секунды до столкновения с землей приходит понимание происходящего. А дальше нет разницы, прыгнули вы сами или кто-то вас столкнул – итог все равно один. Так началась новая точка отсчета в моей истории, у которой было дерьмовое начало и наверняка будет такой же конец. Тяжелые шторы в чикагской квартире были задернуты, оставляя лишь узкую щель, через которую едва пробивался полночный уличный свет. Голова была затуманена настолько, что я с трудом мог открыть глаза и сфокусировать их на чем-то дольше, чем на две секунды.

Девушка передо мной медленно опустилась на колени, ее волосы были в полном беспорядке и почти полностью скрывали лицо. Тонкие пальцы с отчаянием впились мне в бедра, двигаясь выше, цепляясь за ремень джинсов. Звук расстегиваемой молнии сменился восхищенным женским вздохом, когда она поняла, что на мне нет белья, холодная рука скользнула по основанию члена, вызывая странную смесь возбуждения и отвращения к себе, которое колючим терном разрасталось внутри.

Откинувшись назад, я закрыл глаза, словно это могло помочь не видеть того, во что превратился, сквозь дымку опьянения осознавая, как это отвратительно – представлять разных девиц, включая невесту лучшего друга, на месте другой. Это было грязно, мерзко, чертовски неправильно. И это то, что сейчас мне было нужно даже больше, чем новая доза таблеток. Но даже это вопреки всем ожиданиям не сработало.

Прошло два месяца с тех пор, как получил травму колена, и всего каких-то пару недель после операции, а я уже по горло утонул в злости к этому миру, моему окружению и самому себе. Хотя, когда ты половину жизни по пояс в этой вязкой горькой субстанции, остается всего ничего, чтобы полностью ею захлебнуться.

За это непростое время я узнал, что мои товарищи по команде – лживые и завистливые засранцы, которые отметили мой временный уход избранием нового квотербека и шикарной вечеринкой в его честь. Никто из них так и не находил мой талисман, сколько бы я ни спрашивал. Мой менеджер попытался сделать из травмы сенсацию, за что был послан ко всем чертям.

Доктор Бреннан оттаяла, но по-прежнему не стеснялась отпускать едкие комментарии, даже когда во время операции на меня натягивали маску, чтобы сделать наркоз. Я очнулся в палате несколько часов спустя, и первой просьбой стала доза обезболивающих. Приходилось повторять это желание каждые десять часов, пока медсестра не запустила в меня всей упаковкой, сдобрив бросок проклятиями. Она, как заевшая песня в голове, повторяла о соблюдении дозировки, но не спорила, когда я угрожал использовать связи, чтобы вышвырнуть ее из больницы навсегда. Это был блеф, но ей ни к чему было знать.

Вершиной моего падения стал звонок Брайана Донована, который сообщил, как он думал, радостную новость – его сын Ди сделал предложение своей девушке Элли. И это всего каких-то пять месяцев спустя после нашей драки за ту самую девушку. Ладно, наверно, я здорово перегнул палку, решив, что влюбился в нее и все такое, но что-то в Элли определенно было способно зацепить даже такого отъявленного, презирающего теплые чувства полудурка, как я. Она была красива, умна и талантлива, бесспорно Элли выделялась на фоне моих прошлых завоеваний. Но теперь я прекрасно осознавал, что уж точно не был влюблен в нее.

С тех пор как стал кем-то другим, только и слышал «ты милый парень, Ник», а за этим всякий раз следовало «но», после чего меня заменяли каким-нибудь первосортным придурком. Примечательно, что если бы я хоть на минуту стал самим собой, то ни одна приличная девушка не задержалась бы рядом дольше, чем на одну ночь. И меня бы это скорее всего устроило, ведь большую часть жизни сама идея длительных отношений была мне чужда – я пробовал пару раз, и это не вызвало ничего, кроме желания навечно остаться одному.

Так почему же новость об этой помолвке так взбесила меня, что захотелось проломить стену? Скорее всего, все дело было в том, как отголоски чужого счастья взывали к моему внутреннему опустошенному сосуду. Где-то в самой глубине сознания я мечтал наполнить его до краев, но вслед за этими мечтами приходил страх, сотканный из множества потерь в моей жизни, который заглушал желание, убеждая в том, что это не лучшая идея. Все, кого я когда-либо любил, покидали меня, так что попытки того не стоили.

– Полегче там, это не последний член на планете, – сказал я, лежа на спине и изучая потолок. Девушка так старалась, надо отдать ей должное, она сосала и облизывала меня, как будто от этого зависела ее жизнь, но все было напрасно, потому что эрекция все никак не наступала.

Обычно я не был козлом, все мои партнерши покидали кровать, получив по меньшей мере один оргазм, но сегодня стены в спальне раскачивались так сильно, что я не мог даже сесть, не говоря уже о том, чтобы отплатить бедной девушке взаимностью или хотя бы вспомнить ее имя.

– Салли, – позвал, терпя боль в колене. – Остановись. – Кое-как приподнялся, наблюдая, как тени танцуют вокруг ее головы. Она с хлюпающим причмокиванием оторвалась от своего занятия и уставилась на меня остекленевшим взглядом, пока я, кряхтя и отползая к изголовью, пытался вернуться в реальность.

– Я Силия, в чем дело?

Силия, Салли, какая к черту разница.

– Нам нужно прекратить. То дерьмо, что ты мне дала, слишком сильное.

Я поспешил принять вертикальное положение, головой опираясь о спинку кровати и заправил вялый член обратно в штаны. Силия заползла на кровать, укладываясь рядом. Теперь мы оба созерцали нечеткие изображения, возникающие на гладком потолке. Когда-то давно я так же смотрел на облака, пытаясь найти в очертаниях фигуры знакомых предметов или животных, разница лишь в том, что тогда облака были настоящими.

– Мы с подругой сто раз их брали, ее дилер говорит – это самое легкое, что у него есть.

– Значит, он солгал. – Язык налился свинцовой тяжестью, и краем сознания я подумал, как отвратительно будет вот так вырубиться, а поутру обнаружить пропажу чего-нибудь ценного.

– Сколько ты принял? – с беспокойством спросила Силия. Она точно видела, как брал с ее ладони одну таблетку, так к чему эти тупые вопросы. – Стой! Ты принимал что-нибудь до этого?

Силия нависла надо мной, заслоняя обзор на галлюцинацию того, как я бегу по футбольному полю, пересекая разметку в зачетной зоне соперника. Взгляд никак не мог сфокусироваться на лице девушки, выискивая продолжение матча за ее спиной. Картинка сменилась большими заплаканными глазами оттенка океана. Даже забыл, каким прекрасным и чистым может быть этот цвет. Светлые волосы кружили вокруг головы, и несколько прядей задевали длинные ресницы, впитывая слезы. Я моргнул, видение исчезло, а передо мной возникло другое улыбающееся лицо. На этот раз будто смотрел на себя со стороны, но тот взгляд был теплым и нес в себе всю радость мира, никакого отчаяния, никакой злости. Но Силия снова его прогнала.

– Ник! – Она принялась шлепать меня по щекам ладонями. – Что ты принял?