Ветром Сдумс заморгал, когда комнату залило солнце.
Волшебники затаили дыхание.
– Извините, – сказал он. – Похоже, и это не сработало.
Они снова поникли.
– Ты совсем ничего не чувствуешь? – спросил Чудакулли.
– Не тянет, например, обратиться в прах и развеяться по ветру? – уточнил с надеждой главный философ.
– Ну, когда я долго загораю, у меня нос шелушится, – сказал Ветром. – Даже не знаю, считается это или нет. – Он попытался улыбнуться.
Волшебники переглянулись и пожали плечами.
– На выход, – скомандовал аркканцлер. Толпа поспешила наружу, Чудакулли за ней. В дверях он остановился и погрозил Ветрому пальцем.
– Подобное упрямство, Сдумс, тебе даром не пройдёт, – сказал он и захлопнул за собой дверь.
Через несколько мгновений четыре болта, на которых держалась ручка двери, очень медленно открутились. Затем они взлетели под потолок, покружили там по орбите какое-то время и упали.
Ветром поразмыслил об этом.
Воспоминаний у него было полным-полно. Сто тридцать лет одних воспоминаний. При жизни он не мог вспомнить даже сотую долю из них, но теперь, после смерти, его стройную, сияющую нить мыслей ничто больше не захламляло, и он обнаружил, что всё это ещё при нём. Всё, что он когда-либо читал, видел, слышал. Всё было тут, разложено по полочкам. Ничто не забыто. Всё на местах.
Три необъяснимых феномена за сутки. Четыре, если считать его собственную не-жизнь. Вот это поистине необъяснимо.
Это требовало объяснения.
Но это больше не его проблема. Всё на свете больше не его проблема.
Волшебники сгрудились за дверью спальни Сдумса.
– Всё принесли? – спросил Чудакулли.
– Почему обслуга не может этим заняться? – проворчал главный философ. – Это недостойно нас.
– Потому что я желаю, чтобы всё было сделано с достоинством, – огрызнулся аркканцлер. – Если надо похоронить волшебника на перекрёстке дорог, вбив ему в грудь кол, пусть его хоронят волшебники. В конце концов, мы его друзья.
– Кстати, это что за штука? – спросил декан, изучая прибор в своих руках.
– Это называется «лопата», – пояснил главный философ. – Я такие видел у садовников. Острым концом тыкаешь в землю, а дальше дело техники.
Чудакулли, прищурившись, глянул в замочную скважину.
– Опять лежит, – сказал он. Затем встал, стряхнул пыль с колен и взялся за ручку. – Ладно. По моему сигналу. Раз… два…
Садовник Модо катил полную тачку срезанных веток к костру позади здания Факультета Высокоэнергетической магии. Мимо него прошло полдюжины волшебников – по меркам волшебников, практически пробежало. На руках они несли Ветрома Сдумса.
Модо услышал, как тот спрашивает:
– Минуточку, аркканцлер, а это точно сработает?..
– Всё это ради твоего же блага, – ответил Чудакулли.
– Конечно, но…
– Скоро ты снова станешь прежним, – добавил казначей.
– Нет, не станет, – шикнул декан. – В том-то и суть!
– Скоро ты перестанешь быть прежним, в этом и суть, – промямлил казначей, и они завернули за угол.
Модо снова взялся за ручки тачки и задумчиво покатил её в ту уединённую часть сада, где обычно жёг костёр, сваливал компост и сухие листья и сидел в сарае во время дождя.
Когда-то он был младшим садовником при дворце, но тут работа оказалась намного интересней. Позволяла повидать жизнь.
Общество Анк-Морпорка живёт улицами. На них всегда что-нибудь интересное да происходит. Вот сейчас, например, возница двуколки, везущей фрукты, поднял декана на три вершка в воздух за шиворот мантии и угрожал пробить декановым лицом его же спину.
– У меня персики, ясно? – вопил он. – А знаешь, что бывает с персиками, если они залежатся? Они мнутся. Щас и вам тут чё-нибудь помнём!
– Я, знаете ли, волшебник, – произнёс декан, болтая остроконечными туфлями. – И если бы правила не запрещали мне использовать магию иначе как для защиты, вас ждали бы серьёзные неприятности.
– Да что вы там вообще делаете? – спросил возница, опуская декана так, чтобы тот мог украдкой глянуть через плечо.
– И верно, – добавил бригадир, пытавшийся управлять лошадьми, запряжёнными в фургон с брёвнами, – что там творится? Тут люди работают, вообще-то, время – деньги!
– Эй, впереди, проезжай уже!
– Я пытаюсь! – Лесовоз обернулся на козлах и обратился к выстроившейся за ним очереди телег: – Я-то тут при чём? Тут кучка волшебников роет посреди чёртовой улицы!
Над краем ямы выросло чумазое лицо аркканцлера.
– Небеса тебе на голову, декан, – воскликнул он, – я же велел со всем разобраться!
– Да я как раз попросил этого джентльмена развернуться и езжать другой дорогой, – ответил полупридушенный декан.
Развозчик фруктов повернул его, чтобы показать, сколько народу запрудило улицу:
– Когда-нибудь пробовал развернуть одновременно шестьдесят телег? – вопросил он. – Это непросто. Особенно когда никто не может тронуться с места, потому что из-за вас, ребята, телеги встали по всему кварталу. Никто не может никуда тронуться, потому что все друг у друга на пути, ясно?
Декан попытался кивнуть. Он и сам засомневался, мудро ли было рыть яму на перекрёстке Улицы Малых Богов и Широкой, двух самых людных дорог Анк-Морпорка. На тот момент это казалось логичным. Даже самая упорная нежить будет надёжно похоронена, если над ней такое движение. Единственная проблема была в том, что никто всерьёз не подумал, как трудно будет рыть посреди двух центральных улиц в час пик.
– Ладно, ладно, что тут у вас творится?
Толпа зевак расступилась, пропуская грузную фигуру сержанта Колона из Стражи. Он неудержимо шагал сквозь толпу, прокладывая себе путь животом. При виде волшебников, стоящих по пояс в яме посреди дороги, его багровое лицо просияло.
– Так, что это у нас? – спросил он. – Банда международных похитителей перекрёстков?