Блики прошлого. Наследие

– Так вот каков ты был… Спасибо за честь увидеть твое прошлое величие…

Она поймала себя на мысли, что снова обращается к усадьбе, как дому и отметила, что благодаря видению, теперь, как никогда ранее, понимает смысл выражения – удачный фасад и явственно представляет, почему помещичья усадьба была важнейшим предметов серьезных соревнований между ними.

– Да, теперь ясен смысл этих состязаний – чей дом станет смотреться роскошнее, и на чьем доме печать аристократизма будет сверкать ярче… Славная экскурсия!

Новая хозяйка вновь улыбнулась. Ее признательность проведению была, скорее, за возможность увидеть усадьбу в ее первозданном виде, за мгновение, что окунули в то неповторимое время, куда, в действительности, возврата нет. Теперь Дея с неподдельным любопытством всматривалась в крупные и мелкие детали строения, на фоне полного отсутствия внушительных частей отдельных элементов. И все же, несмотря на весьма растерзанный вид, усадьба, не поддавалась упадническому настроению и, казалось, радовалась знакомству хозяйки с ней. Будто воспрял ее дух. Она, точно старушка, которая в последнее мгновение своей жизни, вдруг выпила лексир молодости, и пусть даже оно имеет привкус чего-то бездушного, неживого, бесчеловечного, это тот крохотный шанс, который нельзя упустить, чтобы обрести новую жизнь…

Дея медленно поднималась по широким каменным ступеням лестницы, которая будто раздвигалась кверху и растворялась в глубине. Терраса. Она остановилась. Обернулась назад. С небольшой высоты оглядела территорию поместья. Большая часть поместья, заросла бурьяном, кустарниками и невысокими деревцами, требовала хозяйской руки. То тут, то там виднелись, различной высоты, бугорки.

«Может и под ними, что-то скрывается», – подумала Дея.

Солнце ещё было высоко, но на философские размышления о неизвестном, времени не оставалось. Темень овладевала внутренностью усадьбы, едва светило касалось макушки деревьев. Необходимо поторопиться. И все же Дея задержалась возле колонн. Провела рукой по одной из них, прислонилась к ней щекой. Давно уже негладкая ее поверхность.… Поднимая взгляд все выше и выше, достигла свода. Колонны венчались коринфской капителью[7 - Высокая колоколообразная деталь, украшенная завитками листьев-акантов.] и поднимались с неповторимым особенным изяществом, что казалось, будто своды легко опираются на них, создавая впечатление, бурлящей, внутри архитектурного произведения, жизнь. Чувствовалась рука мастера, да не просто мастера, а лучшего. Дея еще раз улыбнулась, похлопала ладонью по шершавой поверхности и направилась внутрь усадьбы.

Со слов отца она знала, что усадьба разделена на две половины. На первом этаже усадьбы было шесть жилых помещений. Четыре служебных приходились на меньшую половину, ту, где сейчас жила Дея вместе с Агашей и Федором, и, похоже, именно там, находились, когда-то комнаты для прислуги, а также всевозможные хозяйственные помещения. Дея могла только предположить, что в их числе были парадная, столовая, буфетная[8 - Комната рядом со столовой для хранения дорогой серебряной и фарфоровой посуды, скатертей.], а также кладовая. Здание кухни Дея не увидела ни рядом с усадьбой, ни поодаль, скорей всего она была давно разрушена. В старину, как правило, кухня размещалась подальше от дома, чтобы, по всей видимости, неприятными запахами не нервировать хозяина и его гостей. Готовые же блюда доставляли в буфетную. Отсутствие здания, наводило только на догадку, что, скорей всего кухня располагалась в одной из комнат нижнего этажа.

Хозяйка усадьбы постояла несколько минут и, свыкнув с мыслью о необходимости произвести осмотр, из коридора первого этажа попала сразу в просторный и светлый вестибюль. Светлым он был потому что, именно в этой части кровля провалилась, а потолка, как и в двух следующих комнатах вовсе не было. Поскольку, солнце не торопилось прятаться за горизонт, оно ярко освещало даже темные уголки комнат, позволяя, тем самым, видеть мелкие детали отделки. Из вестибюля на второй этаж вела некогда красивая мраморная лестница, разбег маршей, которой, подчеркивала темная решетка перил. Мраморные плиты были в хорошем состоянии, можно было рассмотреть рисунок природного камня под толстым слоем пыли. Уголки и края плит, места соединений с решетками перил, большей частью, были сколоты, оттого создавалось впечатление, что чья-то попытка забрать легкодоступный дорогой материал, не увенчалась успехом. Несмотря на удручающее состояние перил, лестничный марш в целом выглядел все же достойно. Увядшая красота усадьбы хотя и навевала печаль, но всё же, ставить жирный крест было рановато.

Дея тяжело вздохнула.

Прямо за вестибюлем находилась непременная часть помещичьего дома – парадный зал. Именно на первом этаже выделяли обязательно огромную комнату, для проведения балов и банкетов.

– А когда-то здесь проходили торжественные приемы… стены украшались зеркалами… – с грустью отметила Дея, задержав взгляд на полуразрушенных стенах и прогнивших полах. Большие окна выходили в парк. По обе стороны от вестибюля находились, предположительно, гостиные. В верхней части стен гостиной слева, украшенных, когда-то карнизом, все еще сохранялись фрагменты достаточно большого размера, позволявшие увидеть его уникальную красоту. В период строительства усадьбы лепнину изготавливали только вручную, что создавало его неповторимость, а качество же работы зависела от мастерства и собственного вкуса творца. Небольшие фрагменты лепного потолка, сильно поврежденные местами, позволяли рассмотреть декор, который превращался, казалось, в воздушный, полный движения узор. Мастера в эту эпоху охотно изображали ангелочков и амуров, задрапированные ткани, гирлянды из фруктов, букеты, декоративный щит или свиток, карнизы тяжелые и вычурные. Лепнина нередко превращалась в оригинальную рамку для настенного панно или объемный потолочный плафон. Присутствие таких украшений сочетались со сдержанным, более того, даже строгим оформлением остальных поверхностей. Архитекторское решение разделяло однообразно гладкие плоскости стен на отдельные участки, устанавливая меж ними такие пропорции, сочетание которых приводило характер всего объема оформляемого помещения к классической ясности. Желание владельцев усадеб, того времени, просто и понятно – фасад дома и внутренний интерьер между собой должны быть в гармонии. Большая ответственность ложилась на плечи архитектора, ведь его известность в его собственных руках, а отсюда и усердие. Ему приходилось продумывать не только внешний вид усадьбы или перепланировку помещений по желанию хозяев, но и помогать им с обустройством интерьера. Применение же, одновременно с лепниной колонн всевозможных стилей и пропорций, постаментов, куполов, ниш и консолей, давал декоратору давних интерьеров возможность рассказать прекрасную историю классицизма, оживить архитектурное пространство возвышенного покоя ампирного особняка или, в особенности, поэзию русской усадьбы.

Дея подняла голову и переключила свое внимание на живописный потолок, а ее губы невольно зашептали отрывок из стиха:

– Одна лишь живопись внушает нам надежду,

Что неизменными останутся всегда

И эти складки у пророка на одежде,

И эта серая в промоинах вода[9 - А. Городницкий, Живопись.]

Удивительным образом сохранившиеся, местами, фрагменты живописи были настолько ничтожно малы, что только воображение могло дорисовать, или додумать то, как украшался потолок, не говоря об орнаменте. Но были и вполне приличных размеров участки, где отчетливо виден сюжет из неземной жизни. Говорить же об интерьере в целом, теперь и вовсе не имело смысла…

Дея, осторожно ступая на скрипучие половицы, прошла к парадной лестнице, ведущей на верхний этаж. Остановилась и прислушалась. Полумрак, устойчивый запах прогнившей древесины, сквозняк, скрип оторванных рам – усиливали чувство страха. Все существо Деи словно шло к чему-то темному и неприятному, таившему в себе некую угрозу. Ни что не колебало природного упрямства молодой хозяйки в желании увидеть поместье изнутри. Отдаленные звуки присутствия людей, немного, успокаивали ее. Ветхость же здания позволяла, стоя на одном месте внизу, рассмотреть планировку и состояние верхних комнат. Там находились большая передняя, и пять комнат. Все покои, как и на первом этаже, были проходными и располагались одна за другой, составляя анфиладу. В те времена считалось неприличным ходить хозяевам по одним и тем же коридорам со слугами, поэтому сквозными делались практически все комнаты. Они имели по три двери. Через две можно было попасть в соседние комнаты, а через одну – в длинный коридор. Несложно было догадаться, что хозяева ходили через широкие двери, которые, надо отметить, имели впечатляющие размеры. Чтобы попасть в необходимую комнату, они проходили сквозь все. Коридорами, же в основном, пользовалась прислуга.

Блуждая взором по помещениям, Дея обратила внимание на то, что открытые во всех комнатах двери, даже если это были уже пустые проемы, создавали впечатление их бесконечности… высокий потолок передней, представленный все тем же из старейших декоров – лепниной, сохранившей в своем рисунке связь с античными временами, но уже усовершенствованной старыми мастерами зодчества, отдельными деталями объединялась в единую композицию и хорошо сохранилась по углам, под люстрой. Некогда матовая белая поверхность лепного декора, создававшая необычный эффект, не похожий на блеск позолоченной резьбы, теперь имел неопределенный цвет и только благодаря силе самого материала, переходы светотени все еще оставались нежными и мягкими. Характерные замысловатые изгибы, ломаные линии барокко – неудивительно, что мастера использовали этот стиль в лепнине – смягчали резкость прямых линий стен и заменяли их свойственными ей полукруглыми очертаниями. По остаточным фрагментам рисунка потолка было видно, что роспись размыкала внутреннее пространство помещения барского дома. Независимо, от того, где остался след от кисти художника, живопись всегда возбуждает необычные эмоции. Перенося в особый мир чувств, созерцая красоту, подобно могущественной чародейке, живопись ставит перед необходимостью по-новому воспринимать окружающий покой. Пожалуй, именно в этом и заключается вся сила искусства. Мастер, видимо, стараясь подчеркнуть интерьер и установить гармонию восприятия всего жилого пространства, вместе с тем стремился отметить, что сама роспись – непревзойденный шедевр, предназначение ее – неиссякаемый родник вдохновения для художника. Тем удивительней было, как это все могло сохраниться за такой огромный период разрушения.

Дальше – коридор, комната, предназначение, которой, возможно, было для гостей. Двери одной из комнат имели внушительные размеры. Несмотря на то, что Дея практически ничего не понимала в строительстве, кое-какие познания, в области архитектуры, голова ее все же хранила. Сейчас она извлекала из ячеек своей памяти информацию о том, что в усадебных домах имелись семейные комнаты, располагались они как раз на втором этаже. Мысли привели Дею к тому, что это была та самая. Сквозь отверстие в разрушенной стене и дверной проем, виднелась следующая комната.

– Вероятно, это девичья, – догадалась Дея.

Крутая лестница из комнатки рядом вела в бельведер, представлявший собой огороженную перилами открытую площадку на крыше. Дея стояла в раздумьях: подняться наверх или пойти направо – в направлении обжитой части, и осмотреть первый этаж. Неожиданно для себя ее взгляд привлекла комната с огромной печью. Она располагалась через комнату, справа от вестибюля. В XVIII в. стало модным строить камины. Один из таких великолепных образчиков соседства с печью Дея видела в парадных комнатах обоих этажей. Однако дворяне все же больше любили печь, то ли из практических соображений, то ли из экономических: печь дольше сохраняла тепло в доме, и требовалось гораздо меньше дров. Обычно, помещения первого этажа, по традиции, были прохладными и печи стояли во всех. Другое дело величина. Эта странная печь, своими габаритами, совсем не вписывалась в размеры комнаты, и, практически, разрушала представление человека об эстетике и разумных величинах.

– Старая печка, кого-то давным-давно обогревала, и здесь было тепло… – размышляла вслух Дея, поглаживая облицовку оставшихся старинных изразцов, которыми была отделана печь. Она медленно двигалась вдоль нее и встала возле стены. Сквозь паутину и многолетнюю пыль, местами еще можно было увидеть клочки старого гобелена. Дея не заметила, как возле противоположной стены застыла фигура и, прислонясь, смотрела за движениями молодой женщины, за её любопытством.

– Все было тихо в доме.

Облака

Нескромный месяц дымкою одели,

И только раздавались изредка

Сверчка родного жалобные трели,

И мышь в тени родного уголка

Скреблась в обои старые прилежно,

– тихо прочитала Дея.

– Цитируете Лермонтова?! Хотя Бунин был бы здесь, куда уместнее.

От неожиданности Дея вздрогнула и обернулась. У входа стояла крупная фигура Горчевского, засунув руки в карманы куртки.

– Глеб?! Вы меня напугали.

– Простите, не хотел. Вот уж не думал в такое время вас застать…

Дея улыбнулась, едва приподняв уголки губ.

– Так, что из Бунина?

– …Что ж, пусть минувшее исчезло сном летучим,

Еще прекрасен ты, заглохший Элизей,

И обаянием могучим

Исполнен для души моей…

Дея отметила, с каким удовольствием он прочитал эти строки.

– Несрочная весна – люблю это произведение, – словно отвечая на ее мысли, изрек негромко Глеб.

– А вы, каким образом здесь оказались?

– Не оказался, а изучаю свой объект, – Горчевский неспешно приближался к ней.

– И как вы его находите, с профессиональной точки зрения?

Он осматривал помещение, про себя подмечая то тут, то там необходимость восстановления элементов, которые займут времени дольше, чем возможно, восстановление всего здания.

– Обнаженные стены, печи полуразобранные. В целом дом выглядит, я бы сказал, вполне еще ничего для своего почтенного возраста. Планировка рациональна и комфортна. В одном вы правы, когда-то здесь действительно было и тепло, и весело, но что-то произошло…

– Вы тоже почувствовали?