Последний Конунг

– А как относится к этому его брат, басилевс? – спросил я. – Я думал, он очень набожен.

– Набожен? Не то слово. Михаил не только послал Тирдата в Святую Землю, он осыпает золотом женские и мужские монастыри по всему Константинополю. Он тратит огромные суммы на храм Косьмы и Дамиана, что стоит в восточной части города. Там все перестраивают. Будут новые часовни, рядом – монастырь, полы из наилучшего мрамора, стены с фресками. Как-нибудь сходи посмотри. Басилевс надеется, что эти пожертвования принесут ему исцеление, потому как Косьма и Дамиан оба были врачами прежде, чем стали мучениками. Их звали Бессребрениками, они никогда не брали денег за лечение, в отличие от врачей в этом городе, а уж я-то их знаю. Но это еще не все. Басилевс содержит новый городской приют для нищих и задумал спасти души всех блудниц в столице. Он строит великолепный женский монастырь, и глашатаи ходят по улицам, объявляя, что когда здание будет готово, любая блудница, желающая стать монахиней, будет в него принята. Ясное дело, монастырь этот будет во имя святой Пелагеи.

Тагмата выступила в поход спустя неделю после того, как мы, приверженцы исконной веры в отряде Харальда, отпраздновали Йоль, а христиане – Рождество их бога. Я наблюдал за этим упорядоченным исходом войск, и, должен признаться, на меня произвел впечатление разумный его порядок. Первыми вышли из столицы отряды с тяжелым оружием, ибо двигались они медленнее прочих. Огненные машины, дальнобойные стрелометы и баллисты, имеющие очертания огромных самострелов, были разобраны, и повозки, груженные ими, со скрипом выехали из города через западные ворота. Отсюда они начали свой долгий сухопутный переход в Диррахий, где их погрузят на корабли и перевезут в Италию. Когда половина колонны растянулась по дороге, об этом сообщили по цепочке сигнальных постов, и полки легкой пехоты, пращников и лучников двинулись следом. Все делалось точно и последовательно. Отрядам лучников были приданы мастера-лучники, а пехоте – оружейники, дабы чинить или заменять оружие на походе. Отряд огнеметателей сопровождался конным отрядом для защиты повозок с боеприпасами – таинственными составами для этого секретного оружия. И разумеется, у каждого отряда имелась собственная полевая кухня, а где-то в середине колонны двигались военные лекари с ящиками хирургических инструментов и лекарств.

Тяжелая пехота и кавалерия в доспехах вышли последними. Сам басилевс присутствовал на церемонии их исхода. Это было блестящее зрелище. Четыре дворцовых полка вынесли свои боевые знамена из церкви святого Стефана и церкви Господа, где их освятили священники, затем строем двинулись по Триумфальной. Впереди шли тяжелые конники, и разноцветные флажки трепетали на концах их пик. Каждый воин поверх доспехов был в подбитом ватой кожухе из толстого войлока, а каждая лошадь защищена попоной из жесткой кожи и кольчугой на груди. Вид их устрашал. Замыкал же шествие мой бывший полк дворцовой гвардии, они шли пешим ходом, окружив басилевса на боевом коне. Им предстояло проследовать только до Золотых Ворот, где император простится со своими войсками, после чего дворцовая гвардия вернется с басилевсом во дворец и там продолжит выполнять свои обязанности.

Сам же Михаил имел вид нездоровый, лицо его посерело от усталости и странно распухло. Я вспомнил, как выглядел его предшественник, убиенный Роман, во время похорон, когда гвардия в последний раз сопровождала его по Триумфальной улице. Тогда вокруг царила почти полная тишина. Теперь же, когда имперская армия отправлялась в поход, звучала музыка. Единственный раз в своей жизни я слышал походный оркестр – барабаны, дудки и лиры – и в то же время задавался вопросом, не повторяется ли история на моих глазах, и не опаивают ли басилевса Михаила медленной отравой в ходе какой-то запутанной придворной каверзы.

Неделю спустя я отправился в Италию морем с Харальдом и его дружиной. Норвежцам Харальда было вновь назначено служить на море, может быть, в награду, каковую они заслужили в борьбе с пиратами, а может быть, и в наказание за их норвежскую строптивость и неподчинение воинским уставам. В итоге все последующие два года нас держали на вторых ролях в войне, целью которой было вернуть бывшую жемчужину империи – замечательный остров Сицилия.

Нашими врагами были сарацины из Северной Африки. Более века, с тех пор, как они разгромили греческую армию, сарацины правили островом. Они превратили Палермо в свою великолепную столицу и совершали с острова набеги на имперские провинции южной Италии, и, разумеется, их корабли угрожали морским путям империи. И вот басилевс решил изгнать сарацин и вернуть Сицилию под свою руку.

Вторжение началось через Мессинский пролив. Дружине Харальда назначено было прикрывать южное крыло тагматы, так что я стал очевидцем искусности имперского войска. Легкая кавалерия готовилась к делу несколько недель, и наступление прошло безупречно. Они прибыли на место высадки на специально выстроенных грузовых кораблях вскоре после рассвета. Впереди шли три дромона с лучниками – корабли эти с малой осадкой не страшились мелей и, плавая вдоль берега, стрельбой отгоняли сарацинскую конницу, пытавшуюся помешать высадке. Когда грузовое судно коснулось отмели, моряки спустили паруса, и всадники, уже в седле, зацокали по сходням. Они прошлепали по воде, построились и атаковали берег. Сарацины повернулись и бежали. В последующие десять дней корабли, большие и малые, грузовые и боевые, непрестанно сновали туда и обратно через пролив, перевозя войска и припасы, и очень скоро десятитысячная имперская тагмата уже стояла на сицилийской земле.

Сам Маниакес прибыл на четвертый день. И в этом он показал себя искусным военачальником – он полагал неуместным выказывать свою доблесть и лично возглавить передовые отряды. Со своими советниками он сошел на берег только тогда, когда главная ставка и шатер были вполне готовы принять его. Там-то на военном совете старших военачальников я и увидел его впервые.

Порою боги, я в этом уверен, шутят над нами шутки. Себе на забаву они ставят людей в положение, каковое, когда бы не они, показалось бы немыслимым. Тирдат говорил мне, что древние боги греков поступали так же и с удовольствием наблюдали, что же из этого выйдет. Встреча Харальда из Норвегии и Георгиоса Маниакеса была одним из таких совпадений, каковые обычно называют случайностью, но я-то уверен, что это боги озорничают. Иначе, спрашиваю я, как могли сойтись и оказаться рядом два человека столь схожих, при том, что каждый из них столь своеобычен и неповторим. Харальд, я уже говорил, был великаном, на пол головы выше своих товарищей, надменен, неукротим и хищен. Он вселял страх в тех, на кого гневался, и по природе своей был вожаком. Георгиос Маниакес был точно таким же. Тоже необычайно высокого роста, почти великан-людоед с мощным телом, мощным голосом и грозным взглядом, заставляющим людей дрожать. Он был столь же властен и господствовал над окружением. Когда в шатре имперской ставки эти два человека впервые сошлись лицом к лицу, казалось, что больше в ней нет никого. Они возвышались над всеми остальными. И каждый из них даже представить себе не мог, что встретит человека столь похожего на себя, хотя один был белокур, а другой темноволос. Сначала момент удивления, затем молчаливый обмен взглядами – оба оценивали друг друга. Все это видели. И стало ясно, что они заключили временное перемирие. Вот так же два крупных лося, встретившись в лесу, застывают на месте, глядя один на другого, а потом осторожно обходят друг друга, не бросая вызова, но и не уступая дороги.

Дружине Харальда, как было подтверждено на совете, предстояло плавать вдоль побережья Сицилии и совершать отвлекающие набеги на сарацинские поселения с целью удерживать местных сарацинских военачальников от посылки подкрепления эмиру, который, как предполагалось, соберет свои силы вблизи Палермо и двинется на запад, надеясь сбросить имперскую армию в море. Чтобы предупредить это наступление, Маниакес решил вести войска в глубь острова и захватить большак, связывающий Палермо с богатыми городами восточного побережья. Как только большак будет захвачен, Маниакес повернет на юг и пойдет на Катанию и Августу, а главная цель – Сиракузы.

Боги устроили еще одно совпадение в тот день, предварявшее в некотором роде то, что ожидало меня и Харальда в будущем. Харальд, Халльдор и я выходили из шатра совета, когда увидели идущих в нашу сторону пеших воинов. Их было четверо или пятеро. Издали они походили на норвежцев. И поначалу мы приняли их за варягов; они и были варягами по телосложению и манерам. Мы решили, что это наемники, недавно прибывшие из Киева или из земель русов. Когда же они приблизились, обнаружились отличия. Во-первых, они были чисто выбриты, что необычно. Во-вторых, их оружие и доспехи не совсем схожи с нашими – длинные мечи вместо секир, остроконечные шлемы, почти как у нас, зато кольчужные рубахи длиннее, а подолы кольчуг разрезаны посредине. Еще мгновение, и стало ясно, что это – доспехи воинов-всадников, а не мореходов. Мы смотрели друг на друга в полном замешательстве.

– Приветствую! Из какого вы отряда? – крикнул Халльдор по-норвежски.

Незнакомцы стояли и смотрели на нас. Очевидно, они не поняли вопроса Халльдора. Один из них ответил на языке, каковой я узнал по звучанию и окончаниям. Однако говор их я понимал с трудом. Иные слова казались знакомыми, но общий смысл сказанного ускользал. Я призвал на помощь латынь, выученную подростком в ирландском монастыре, и повторил вопрос Халльдора. На этот раз один из незнакомцев понял.

– Мы едем верхом из Эрве, – медленно проговорил он. – А вы?

– Наш предводитель – Харальд из Норвегии. Мы поступили на службу в армию басилевса.

– Мы тоже служим басилевсу, – отозвался воин. – Они называют нас франками.

Мне стало ясно: эти люди – наемники из Франкии, но не из срединного королевства. Они говорят на франкском языке, но с северным произношением. Это потомки викингов, несколько поколений назад они обосновались в землях Норманнии, и потому показались нам столь знакомыми. Они прослыли доблестными воинами-всадниками и продают свои услуги тому, кто предложит лучшую цену. В то время как наш, варяжский, путь проходит по рекам и морю, франки приезжают по суше, тоже ища удачи на императорской службе. Тут и главная разница между нами: варяги стремятся разбогатеть и вернуться домой; люди же из Норманнии – или из Нормандии, как говорят они сами – предпочитают осесть на землях, ими завоеванных.

Маниакес взял франкских наемников с собой внутрь острова, и они оправдали свою воинскую славу, когда силы эмира попытались остановить Маниакеса. После этого автократор начал свой долгий, трудный поход, отвоевывая города Сицилии. Армия упорно продвигалась вдоль берега, осаждая один город за другим и терпеливо дожидаясь, когда они падут. Маниакес не желал рисковать, а в Харальде и его людях росло недовольство. Норвежцы вступили в армию басилевса, надеясь на нечто большее, чем годичное жалованье в девять номизм: они жаждали добычи. Но добыча была скудна, и что еще хуже, люди Харальда получали меньшую долю, когда армейские счетоводы делили трофеи, ибо норвежцы считались приписанными к флоту под начальством Стефана, зятя орфанотропа, а не к основным силам Маниакеса. Шла вторая весна войны, и Харальд по-настоящему забеспокоился.

Тогда мы осаждали Сиракузы. Городские укрепления оказались необычайно мощными, городское ополчение – многочисленным и умело направляемым. Двенадцать легких галер Харальда должны были занять просторную гавань с тем, чтобы с моря к защитникам не поступало никакого подкрепления, и чтобы ни единый гонец, посланный за помощью, не мог проскользнуть мимо них. С наших кораблей мы слышали звуки военных труб – это Маниакес расставлял свои полки на стороне, обращенной к берегу, и видели, как булыжники и огненные стрелы перелетали через стены в город. Мы даже заметили верхушку осадной башни, когда ее выдвинули вперед. Но стены Сиракуз оставались неприступны уже более тысячи лет, и мы сомневались, что Маниакес сможет взять эту твердыню, разве что после многих месяцев осады.

Однажды к нам прибыл ученый механик. Его привезли на гребной лодке, и он поднялся на борт корабля Харальда.

Как обычно, меня вызвали в качестве толмача, и когда механик поднялся на борт, мне почудилось в этом человеке что-то знакомое.

– Разрешите представиться, – сказал он. – Меня зовут Никифор, я из механиков тагматы, мастер осадного дела. С вашего разрешения мне хотелось бы выяснить, можно ли здесь поставить плавучую осадную башню.

– Что для этого требуется? – спросил я.

– Я должен понять, можно ли, связав борт о борт две или три ваших галеры, получить плот, который послужил бы основанием для башни, которую потом можно будет подвести под стены города.

Я перевел его просьбу Харальду, и тот дал согласие. Механик достал восковую дощечку и стал делать чертежи и подсчеты, и тут я понял, кого он мне напоминает.

– Случайно, не знаком ли ты с Тирдатом, зодчим?

Инженер широко улыбнулся и кивнул.

– Еще бы мне его не знать – всю жизнь мы прожили рядом. Мы двоюродные братья и учились вместе. Он учился строить, а я – разрушать.

– А я ездил в Тирдатом в Святую Землю, – сказал я.

– Вот оно что. Ты, стало быть, Торгильс. Тирдат прозвал тебя «образованным варягом». Он не раз рассказывал о тебе. Очень рад с тобой познакомиться. Мы еще поговорим, когда я покончу со своей арифметикой.

В конце концов Никифор подсчитал, что ширины и устойчивости плота может не хватить для плавучей осадной башни и есть опасность, что сооружение опрокинется.

– Жаль, – вздохнул он. – Мне бы хотелось придумать что-нибудь новенькое и пойти по стопам великого мастера из Сиракуз.

– А кто это? – полюбопытствовал я.

– Архимед, разумеется. Великий изобретатель и механик. Он создавал махины и устройства для защиты Сиракуз от римлян. Подъемными махинами он поднимал их корабли из воды, и они разваливались на части, обрушивал камни на них и топил, и даже с помощью какой-то разновидности сферических зеркал, вроде наших сигнальных, поджигал их. Впрочем, это его не спасло, он был убит, когда город пал. Но Архимед – герой для всякого, кто изучает искусство осады и науку о защитных сооружениях, о том, как брать города и защищать их.

– Вот уж не думал, что твое дело требует стольких знаний.

– Погоди, – воскликнул Никифор, – я еще покажу тебе, скольких знаний оно требует! Только бы твой предводитель отпустил тебя на пару дней. Отправишься со мной на сушу, на ту сторону города, и увидишь, как действует военная механика.

Харальд согласился отпустить меня, и в следующие несколько дней я удостоился чести наблюдать за работой Никифора. Выяснилось, что он скромно умолчал о своей должности. На самом же деле, он был главным механиком тагматы и отвечал за создание и работу всего тяжелого вооружения у стен Сиракуз.

– Заметь, что эти коловороты направлены под небольшим углом кверху. Так они действуют лучше, – говорил он, водя меня вокруг сооружения, похожего на крепкий деревянный навес, поставленный на колеса. Внутри находились разные зубцы и блоки, связанные с неким инструментом, подобным тому, каким судовые плотники сверлят отверстия, только инструмент этот был гораздо больше. – Навес подталкивают к основанию городской стены, крыша служит защитой от камней и прочих снарядов, каковые мечут сверху защитники. Коловорот просверливает отверстия в городской стене, которые затем набивают горючим материалом и поджигают. Раскаленный камень охлаждают – для этого лучше всего подходит моча – и камень растрескивается. Коль отверстий просверлено достаточно много и образовалось достаточно трещин, стена в конце концов рухнет.

– А не безопаснее ли и не легче ли прокопать подземный ход под основанием стены так, чтобы она рухнула? – спросил я.

Никифор кивнул.

– Тирдат прав. Тебе следовало бы стать механиком. Будь у армейских механиков девиз, он звучал бы так: «Подкапывай, подпирай и поджигай». Сделай подкоп под стену, своды его укрепи деревянными подпорами, а уходя, подожги эти подпоры, после чего жди, когда стена рухнет. Беда в том, что на подкоп требуется время, и нередко враг копает встречные ходы, устраивает подкопщикам засаду и убивает их, как крыс в водосточной канаве.

– Потому ли ты предпочитаешь строить осадную башню? – спросил я. – Мы видели ее верхушку с наших кораблей. И слышали звуки труб.

Никифор покачал головой.

– То была всего лишь уловка. Башню мы построили на скорую руку, только для видимости. В начале осады имеет смысл нашуметь как можно больше. Пусть враг думает, что войско у тебя многочисленнее, чем на самом деле. Устраивай ложные атаки, не давай врагу передышки. Таким образом ты приведешь его в уныние, и что важнее, сможешь увидеть, как он отвечает на каждый ложный выпад, насколько организован, каковы сильные стороны в его обороне, а где в ней прорехи.

Потом он показал мне настоящую осадную башню, каковую еще только строил. Сооружение это уже выглядело грандиозным. В конечном счете оно станет выше городских стен, пояснил Никифор, и настил на самом верхнем уровне, когда его опустят, образует мост, а ударный отряд по нему перейдет прямо к стене с бойницами.

– Вот работа как раз для твоих варягов, вооруженных секирами, – добавил он с усмешкой. – Но чтобы достроить башню, потребуется еще не одна неделя. Как видишь, я успел собрать только остов. Надо настелить пол на среднем уровне, где я намереваюсь разместить отряд метателей огня, а снаружи все следует обшить сырыми бычьими шкурами. Ведь сарацины примут свои меры, они, полагаю, как только мы приблизимся к стене, попытаются поджечь башню снарядами из горящей смолы или нефти. Я же задумал приладить к башне сеть труб с тем, чтобы мои люди, стоящие на самом верху с бочками воды, могли направить поток воды в нужное место и сбить пламя, коль башня загорится.

– Но в таком случае башня станет слишком тяжелой, ее трудно будет двигать? – возразил я.

– Да, это всегдашняя трудность, – согласился Никифор. – Но пользуясь рычагами и имея достаточное количество людей, мы все-таки сможем медленно продвигать ее вперед. Главное, что меня заботит, это то, что сарацины успеют подготовить западню, и башня опрокинется прежде, чем окажется на месте.

Мы уже поднялись по нескольким строительным лестницам и теперь стояли на опасной высоте – на верхней поперечине осадной башни.