Чудак

– я видел чёрных дельфинов. они плавают под асфальтом, каждый раз пугаясь поездов из метро. но им нравится бояться. нравится страдать. я не уверен, что кто-то их вообще поймёт, они и не ищут понимания. в чём вообще их смысл. некому их даже пожалеть, потому что никто, кроме меня, их не видел. никто их не выдумал, кроме меня. зато я знаю о них. и вы теперь знаете. видите? отныне вы будете изредка вспоминать о чёрных дельфинах, что сопровождают поезда метро, может, будете задумываться о них, не зная, точно ли они существуют. может, поймёте, что так и работает реальность.

– пожалуйста, доедай уже свою кашу, Ваня! – крикнула уставшая и заплаканная женщина на пятилетнего мальчика за столом, после чего она зарыдала.

в дверном проёме сидел мужчина с сединой, обхвативший свою голову руками. его плечи иногда содрагались, пальцы копошились в волосах.

– вы оба плачете из-за чёрных дельфинов?

14.11

маленькие обезьянки прыгали по моим ресницам. они издают такие смешные звуки, так что я не могу сдерживать хохот. вдруг замечаю, как все вокруг пялятся на меня, стараюсь не сталкиваться с ними взглядами. но вот случайно я попался. мужчина с большим чёрным пакетом в руках подходит ко мне, не спуская с меня глаз, кладёт руку на плечо и сдувает всех мартышек с моих ресниц.

– чего плохого я тебе сделал? – глаза наполняются слезами. – какое тебе дело до меня?!

я вижу глубокие морщины на его лице. они не настоящие, я знаю. может тело его состарилось и скукожилось, но душа осталась малюсенькой, скупой. в его глазах даже нет отблеска пустоты – знака приближающейся смерти. потому что молодая душа не может предчувствовать кончину своей оболочки!

по моим щекам текут слёзы, капают вниз и разбиваются с оглушительным треском. я вытираю лицо и убираю руку мужчины со своего плеча.

– послушай, – говорю я. мужчина наклоняется к моему горящему сердцу и стоит так с полминуты.

– слышу, – говорит он и начинает рыдать.

16.11

эта сущность покинула меня. я перестал чувствовать руки, перестал чувствовать перо, вес чернил, ничего меня не слушается, тело будто чужое. почему оно всё дрожит?.. не могу напиться воды, она стекает по подбородку, капает на пол, расползается во все стороны. стакан крошится в руке, оставляя порезы, хотя я даже не брал его со стола. мои глаза смотрели наизнанку, а сейчас видят мир таким, какой он есть. мои глаза смотрели внутрь, но сейчас, видимо, их ослепил жар сердца и атомное излучение моей души. это временно. немного отдыха, немного созерцания обыденности, немного… я задыхаюсь от нетерпения, жадно глотаю воздух, но его недостаточно. раз так, я буду выковыривать странные символы на камнях и дереве, буду резать свои вены и писать кровью, буду рисовать знаки палкой на песке, буду собирать из созвездий на чёрных небесах слова и предложения, буду отрывать от себя куски мяса и складывать буквы, я буду щекотать море, чтобы оно говорило волнами за меня, буду разговаривать с огнём, буду петь песни ветру, буду биться головой об стену и вмятинами оставлять послания, буду бежать навстречу снежной лавине, чтобы она поглотила меня и выплюнула хоть одно слово, хоть один звук. скоро я верну контроль над телом, скоро Она вернётся оттуда и будет писать моими руками, смотреть моими глазами, говорить моими устами.

или же нет никакой Музы!?

18.11

я проснулся на деревянном полу. в печке трещат дрова, приятно пахнет вениками. с потолка свисает горящая лампочка на проводе, из приоткрытого окна ничего не видно, кроме тёмно-синих небес, но слышно сверчков.

я же не был здесь, кажется, целую вечность…

я оглядываю баню, тихо дышу. как здесь спокойно. я встаю, шлёпаю ногами поближе к печке и сажусь около неё. сквозь щёлки в дверце вижу пекло. тепло. мне тепло.

я долго так сидел, пока в окне не заметил бледнеющие звёзды и золотистый свет на горизонте. я встал, прошёлся, пощупал банные шапки, висящие на крючках, пошуршал сухими листьями дубовых веников, и, наконец, подошёл к двери. положил ладонь на ручку и почувствовал нечто мягкое и тёплое в груди. свою душу. ликующую душу, душу, бороздившую просторы земли сотни тысяч раз, но не перестающую трепетать перед всем, душу, страдавшую миллионы лет и пребывающую в счастье миллиарды, душу, прошедшую лёд и пламень, познавшую и горечь, и радость, бесконечную душу. и сейчас она ликовала.

я уже и забыл это место,

где так

уютно

хорошо

тепло

19.11

тёмно-зелёная, даже немного синеватая листва, сквозь которую пробивается холодный лунный свет. его поток изредка прерывается скользящими тучками. по листьям стучат крошечные жемчужинки дождя, скатываются и падают на землю.

я видел её капюшон и торчащие из него волоски. её силуэт подсвечивался луной. она куда-то спешила, топала сапогами по сырой земле, сумка её, полная разных колб, дребезжала и дзынькала, а содержимое сосудов, кажется, булькало.

я видел потом его, такого низкого, неуклюжего. длинная седая борода, плащ волочащийся по земле и собирающий всю грязь. он шёл с корзинкой, куда складывал грибы. грибы были самых причудливых форм, размеров и окрасов, а из-за капелек на них, они ещё и очень красиво блестели. вот он никуда не спешил, спокойно бродил меж деревьев, каждому из них кланялся.

ещё я видел рыцаря, облачённого в тяжёлые доспехи. он влачил длинный меч за собой. такую усталость и отчаяние увидел я в этом жесте. хоть рыцарь и был в шлеме, я знал, что он плачет. его доспехи тоже плакали. и не путайте это с каплями дождя. мне было очень жалко этого бродягу, но вскоре он скрылся из-виду.

я дерево в этом лесу, стою и наблюдаю. интересная жизнь, согласитесь.

20.11

Васька старался доесть пшеничную кашу, но с каждой ложкой ему становилось всё тяжелее и тяжелее. он чувствовал, как атомы его тела начинают расщепляться, а сам он мерцает в других мирах.

вспышка! и Васька оказался в густой жидкости. его затмевала тень несколько километрового создания, проплывающего где-то далеко наверху. Ваське еле удавалось шевелить своими конечностями, настолько плотная была жижа. вдруг он начал задыхаться, из груди доносились острые порывы открыть рот и вдохнуть. невероятных размеров создание проплыло достаточно, чтобы свет проник в толщи жидкости.

вспышка! Васька резко вдыхает, старается ухватить как можно больше воздуха своим ртом. его обдувает сильнейший свирепый ветер, сам он падает непонятно где, вокруг только тёмно-фиолетовые облака и мерцающие розовые пятна, в которых вырисовываются остроугольные силуэты молний. воздух заполняют свист ветра и беспрестанные треск и гром. Васька свободно болтается в воздухе, не имея возможности ухватиться ни за что.

вспышка! Васька падает на колени на обжигающий материал. похоже это что-то металлическое. он тяжело дышит, осматривается. вокруг бесконечные плиты этого металла и парящие в воздухе высокие столбы. Васька чередует ноги, чтобы не обжечься, и в то же время следит за странными строениями. он замечает на них лица. строгие, непоколебимые, пристально следящие за… за ним. их взгляды направлены на Ваську. он начинает задыхаться от волнения.

вспышка! Васька сгорает внутри ядра Богом забытой планеты!

вспышка! Васька в бездне, вокруг кричат одноглазые вечные истуканы!

вспышка! Васька в небытии, по голове его гладит Иисус Христос, а рядом пророк Мухаммад говорит!

вспышка! Ваську обгладывают шестипалые твари!

вспышка! Васька в открытом космосе, он слышит шёпот межзвёздных червей!

вспышка! Васька за обеденным столом доедает кашу.

20.11

ей очень нравилось медитировать. погружаясь в глубины своего подсознания без водолазного костюма, она любила впустить в лёгкие побольше прохладной пустоты, ощущающейся как тёплая струя воды из крана тёмным зимним утром. ещё ей нравилось представлять себя Макаром.

Макар, на плече которого висела винтовка, почесал свою седую щетину, выпил воды из фляги и резким движением запрыгнул на вороного коня. он долго глядел на серое небо, разрывавшееся снарядами вражеской армии. в этих разрывах выглядывало солнце. Макар щурился, его грубое лицо с паутинками морщин выдавало в нём бывалого человека. он пришпорил коня и помчался навстречу летящим пулям. крики солдат, свистящие снаряды, пыль и грязь, летящие отовсюду. прыжок через окоп, ещё и ещё. Макар будто оседлал сам ветер. оставаясь неуязвимым, он взял винтовку. несколько выстрелов, несколько пуль унесли несколько человеческих жизней. Макару, чьё лицо уже было испачкано кровью и грязью, было необходимо доставить жизненно важное послание командиру девятой гвардии. он слышал тяжёлое дыхание своего коня, видел и чувствовал как напрягаются его мышцы, сердцебиения человека и зверя слились воедино. вдруг жгучая боль пронзает грудную клетку Макара, и он на ходу сваливается с коня. несколько хриплых вдохов, несколько разорвавшихся рядом снарядов, просвистевших над головой пуль, и картинка темнеет. темнеет. темнеет.

опять неудача. уже несколько лет она пытается доставить послание командиру гвардии, но каждый раз погибает. её мучает вопрос, что будет дальше. но готова ли она узнать? готова ли повлиять на настоящее, изменив прошлое?

это я. я не могу позволить последователям церкви Аль Муштакара захватить Москву и оставить на её месте голое поле. я всеми силами сдерживаю её. надеюсь, она ещё не скоро осознает мощь, которой обладает. к этому моменту я постараюсь что-нибудь придумать.

23.11

Вова облокотился на перила своего балкона на 9 этаже. он стоял в одной полосатой футболке, хотя с неба падали редкие снежные хлопья, пронзаемые яркими солнечными лучами. Вове нравилось смотреть, как в воздухе растворяется пар, выходящий изо рта, как он сливается со всей холодной гущей пространства, со всей материей. он наклонил голову, стал наблюдать уходящее далеко вниз множество разрушенных балконов. только его, тот, что на 9 этаже, последний, был целым.

Вова вошёл в квартиру, запустив с собой холодный воздух. на кухне сидели лысый, болезненно выглядящий мальчик, который ел печенья, окуная их в горячий чай, и толстый старик, играющий на потёртой гитаре.

– Вова, я этим не наемся, – увидев мужчину, сказал мальчишка.