– Отыр, ?ала?а дейiн жеткiзiп салайын[9 - «?айда барасы??» – «?ала?а». – «Отыр, ?ала?а дейiн жеткiзiп салайын» (каз.) – «Куда едешь?» – «В город». – «Садись, давай подвезу тебя до города».], – улыбнулся водитель и приветливо хлопнул по сиденью.
Я сел и пригляделся. Это был мужчина лет пятидесяти с мягким открытым лицом и в белой тюбетейке. Я обратил внимание на его ладони: они держали руль твёрдо и уверенно, а на большом пальце правой руки не хватало фаланги.
– Сам из города?
Он перешёл на русский, и я выдохнул. Очень страшно было сказать по-казахски что-то не так, ошибиться и снова увидеть в глазах презрение и услышать в свой адрес унизительные слова.
Завязался самый обычный разговор, какие всегда случаются в продолжительных поездках. Водитель с интересом расспрашивал меня о моей жизни, часто одобрительно кивая и уточняя детали. С каждым километром на душе становилось всё светлее, и окружающий мир вновь окрашивался в оптимистичные краски. У меня создалось впечатление, что он старше, чем кажется. Такой спокойной мудростью обычно обладают только очень пожилые люди. Узнав, что я увлекаюсь казахской культурой и занимаюсь фотографией, он оживился. Оказалось, его близкий друг, археолог, реконструктор тюркского боя и боевых ритуалов, каждый год на Наурыз выезжает с командой за город и проводит там тренировки. Происходит это в древнем кочевом святилище Каракыр. Водитель посоветовал мне связаться с этим человеком, помочь хорошему делу качественным фоторепортажем и самому воспользоваться возможностью глубже познакомиться с тюркской культурой. Я с радостью согласился, хотя тогда и предположить не мог, сколько дверей откроется передо мной в результате этой поездки.
Спустя неделю после Наурыза благодаря моему репортажу о реконструкторах я получил уникальное предложение отправиться в Южный Казахстан на съёмку его природы, святых мест и культурных памятников и стал готовиться к экспедиции.
Глава 3. ?иял
[10 - ?иял (каз.) – 1) казахское мужское имя; 2) фантазия, воображение.]
Мне кажется, я всю жизнь ждал этого момента: когда аруахи[11 - Аруахи – в тюркской мифологии духи умерших предков.] позволят мне пройти ритуал инициации. За девять ночей до весеннего равноденствия мне во сне явился Нускар-ата[12 - Н?с?ар (каз.) – казахское мужское имя. Букв.: «Пусть будет умным советчиком».]. Он расседлал моего коня и пальцем указал на дорожные сапоги. Когда я обулся, мы, повинуясь логике сна, перенеслись к подножью неприступных скал. Нускар-ата подвёл меня к небольшой расщелине, шириной на одного человека, ведущей меж камней, и кивнул головой. Я проснулся, лишь успев занести ногу для первого шага.
Посланный знак разгадать было нетрудно, и наутро я собрал мешок, чтобы пешим пуститься в путь. Каждый год в это время юноши нашего и других аулов отправляются в древнее святилище предков Каракыр в поисках благословения духов. Они идут группами и по одному, верхом и пешком, с запасами и без. Долгий путь не щадит молодых. До святилища доходят лишь те, кто сможет доказать Степи своё право на жизнь. Вместе с попутчиками, а ещё лучше – оседлав верного коня, двигаться гораздо легче. Но мне было дано ясное предзнаменование следовать одному, а наказ аруахов не принято нарушать.
К сумеркам первого дня я добрался до знакомых предгорий. Эти края никогда мне не нравились. Духи местности[13 - Духи местности – согласно древним шаманским поверьям, у каждой местности – поля, леса, холма, реки и т. д. есть свой дух-хранитель.] тут не любят путников и сводят их с ума. В ауле рассказывали, что в здешнем озере живёт злобная албасты[14 - Албасты – по казахским поверьям, злой демон, связанный с водной стихией.], которая одурманивает и привязывает к себе охотников. Да и сам я, проезжая тут в прошлом году, видел, как ближе к ночи на камни выползает всякая нечисть, чтобы безнаказанно бесноваться под покровом тьмы.
Перекусив тем, что удалось с собой взять, я разложил наскоро старенькую кошму и лёг. Надо мной раскинулось, как всегда глубокое и бескрайнее, звёздное небо степи.
– Уже утомился, Киял-батыр? – раздался из сумрака скрипучий голос. – Недалеко же ты сможешь добраться, если сил у тебя, как у новорождённого верблюжонка! Может, повернёшь назад, пока не стал закуской обыру[15 - Обыр – по казахским поверьям, злобный дух, высасывающий кровь у спящих людей и бродящий ночью по кладбищам. Душа злого человека становится обыром.]?
На фоне ночного неба появился уродливый профиль демона, его голова неприятно покачивалась не в такт словам, и иногда вздрагивал кончик кривого носа.
– Проваливай, Шимурын[16 - Шимурын – по казахским поверьям, демон, сбивающий с дороги путников.]! Меня не сбить с пути твоими глупостями. – Я приподнялся на локте и положил ладонь на рукоять жеке ауыза[17 - Жеке ауыз – длинный казахский боевой нож с изогнутым клинком.]. – Как бы тебе самому не обнаружить свою плешивую голову в овраге отдельно от тела!
– Киял храбрится, потому что не знает, что готовят ему его любимые аруахи! – Шимурын стал приплясывать на месте, припевая: – Лучше батыру отказаться, пока не пришлось под землёй оказаться!
Я вскочил на ноги и попытался схватить беса, но тот резво отпрыгнул в сторону и унёсся вверх по склону, продолжая напевать. «К шайтану тебя», – прошипел я и вернулся на кошму.
Из темноты, оттуда, где скрылся Шимурын, на меня пристально смотрели три тусклых жёлтых глаза. Я узнал их: это был отвратительный демон, который давно меня преследовал. Он никогда не приближался, поэтому я не мог толком его рассмотреть или сразить, но он уже не раз мешал мне, разбивая знакомые тропы, заплетая ноги скачущему коню и отпугивая дичь во время охоты. Из-за него многие в ауле считали меня помеченным шайтаном и не хотели иметь общих дел. Я снова схватил клинок, и глаза потухли – демон исчез.
Достав из мешка верёвку из овечьей шерсти, сплетённую из двух толстых нитей: чёрной и белой, я выложил её вокруг своего места, чтобы нечисть не тревожила меня во время сна[18 - Верёвка из овечьей шерсти – по-казахски «ала жiп», особая черно-белая веревка, по поверьям, отгоняющая злых духов, потому что те не могут через неё переступить. Считается также, что она защищает ночующих в степи от каракуртов, тарантулов, змей и скорпионов, поскольку те либо боятся запаха овечьей шерсти, либо путаются в мелких ворсинках и не могут через неё перейти.]. Силы в пути ещё понадобятся. Но мой сон всё равно не был спокойным. Нижние духи неистовствовали, стараясь до дна испить одну из последних ночей тьмы. Приближаться ко мне они не осмеливались, но их лихорадочное веселье, развязный хохот и визги наполняли окрестные ущелья.
На рассвете, под нахмурившимся к утру небом, я собрал постель и отправился дальше. Я не ожидал лёгкой дороги. Мелкие демоны бессильны перед моим клинком, но они и не самая большая опасность в пути. Даже для тех, кто мирно живёт в своих аулах, дни перед тем, как Тенгри разделит поровну Свет и Тьму, часто оказываются тяжёлыми. А уж бросив вызов самому себе, повинуясь могучему Зову предков и следуя их тропой к древнему ущелью, нельзя не быть готовым к испытаниям. И то, какими они будут, предсказать невозможно.
Во мне что-то менялось. Не зря говорят, что инициация воина не происходит в один момент на вершине священного холма в рассвет весеннего мейрама[19 - Мейрам (каз.) – праздник. Слово «мейрам» в казахском языке связано с праздником весеннего равноденствия.]. Инициация – это сам путь к конечной точке, который порой начинается значительно раньше выхода из дома, может быть даже ещё в момент рождения. Да и в дороге заключается она не только в преодолении трудностей или стычках с враждебными духами, не в попытках выжить или добыть пропитание. Нечто во много раз большее, нечто, что не может быть описано, происходит в это время внутри.
Оставшись наедине со Степью, обнаруживаешь, как не только с мира вокруг, но и с тебя самого спадают все привычные маски. Тут не удержишься за браваду, которую так легко проявлять перед другими, не прокормишься хитрым языком, – и, без необходимости держать лицо в угоду обстоятельствам, внезапно осознаёшь свою истинную природу. И она оказывается незнакомой, отличной от той, которую чувствуешь, живя обычной жизнью. Здесь утрачивают ценность привычные ориентиры и теряют смысл беспокойные человеческие заботы.
Всё, что остаётся в душе, – только Вечное Синее Небо и родная Степь, раскинувшаяся под ним. Так и прошёл остаток пути: я погружался в бесконечный закольцованный мир, в котором Небо и Степь наполняли меня, и в то же время я сам находился в самом центре их соприкосновения. Наверное, поэтому холод, дождь, проделки демонов и подступавшая усталость казались чем-то далёким и незначительным. Вскоре я был в Каракыре.
В святилище ждали хранители. Они встречали всех пришедших юношей, беседовали с ними и отправляли в разные ответвления ущелья для прохождения ритуалов. Со всех сторон слышались голоса, ржание коней и выкрики тренирующихся воинов, виднелись обрядовые костры. Солнце клонилось к последнему зимнему закату. Между скалами промелькивали светлые фигуры изыхов[20 - Изыхи – по казахским поверьям, добрые духи, живущие в горах среди высоких скал, покровители скота, плодородия и охотников.]. Местные семьи пришли к ним с дарами, чтобы поблагодарить за покровительство и помощь скоту в холодные месяцы.
Внезапно в синеватой тени выгоревших скал я разглядел лицо старца, пристально смотрящего на меня. Увидев, что я его заметил, тот приветственно наклонил голову и направился вверх по пригорку, иногда оборачиваясь, взглядом приглашая последовать за ним. Не желая сильно отстать, я поспешил к склону. Подъём на священные холмы Каракыра почти не требует усилий и даже наоборот – придаёт энергии, настолько сильна здешняя земля. Но я шёл осторожно и внимательно смотрел под ноги, чтобы не наступить на священные наскальные рисунки, которые уже начали вспыхивать к праздничной ночи золотыми нитями.
На небольшой вершине, с которой была видна оживлённая часть ущелья, старец остановился и ждал, глядя туда, где только что скрылось солнце.
Я подошёл ближе, заглянул в его лицо и замер, потому что узнал эти мудрые смеющиеся глаза, эту уверенную позу и источаемое им ощущение спокойной силы. Не мог не узнать, потому что сотни раз слышал о нём от матери и аксакалов и часто представлял себе эту встречу в мечтах. Но никогда до конца в неё не верил.
– Кыдыр-ата[21 - ?ыдыр-ата (?ызыр-ата, Хызр) – мифический персонаж, святой старец, возвещающий приход Наурыза. Согласно поверью, его можно встретить три раза в жизни в любом обличье. Считается, что у него отсутствует фаланга большого пальца, поэтому верующие, мечтающие его встретить, особое внимание обращают на руки случайно встреченных путников.]… – оказывается, я забыл всё, что хотел у него спросить.
– Я познакомлю тебя со своим другом, – улыбнулся он.
От взгляда Кыдыр-ата моя душа наполнилась светлым спокойствием.
– Единственную инициацию, которая тебе нужна, может провести только он. Но для начала скажи мне: как далеко ты готов зайти на своём воинском пути? Желаешь ли снискать славу в удалых сражениях, чтобы после осесть в дикханском ауле и не знать более невзгод?
– Я не ведаю жизни вне дорог, – без раздумий ответил я. – Стоять на месте рождены лишь деревья, а кочевник подобен ветру – если он не двигается, значит, мёртв. Я не ищу ни славы, ни покоя, разве что Вечное Небо решит меня ими наградить. Всё, к чему я стремлюсь на своём пути, – служить воле Тенгри и быть опорой своему народу. И так будет, пока я жив.
Кыдыр-ата закивал. Он был доволен моим ответом.
– Я так и знал, – сказал он и взглядом указал на восток: – Иди.
Прямо передо мной на прохладной земле, просыпающейся после зимы, стала ясно различима тропа, ведущая меж черных камней святилища, мимо родника Умай, вдоль пастбищ и выше, к высоким восточным хребтам. Я обернулся, но старец уже исчез.
Тропинка вскоре привела меня к скальной вершине и пропала. Какое-то время буйствовал ветер, он свистел в ушах и морозил пальцы, но потом успокоился, и тогда навалилась оглушительная тишина. Я смотрел на звёзды. Как всегда, зорким хранителем надо мной висел небесный таутеке – знакомое каждому кочевнику с детства созвездие Жетi ?ара?шы[22 - Жетi ?ара?шы (каз.) – созвездие Большая Медведица.]. Луны не было, и я был этому рад, потому что хотел любоваться звёздами, но не хотел, чтобы лунная старуха сосчитала мои ресницы[23 - «Смотреть на звёзды, не боясь, что старуха сосчитает ресницы» – по казахскому поверью, на Луне живет старуха, которая считает ресницы тех, кто долго смотрит на небо. Человек с посчитанными ресницами умирает.].
Когда небо на востоке начало светлеть, я ощутил чьё-то присутствие. Рядом со мной приземлился филин и тут же обернулся человеком. Это был юноша с очень необычной внешностью. Волосы на его голове были сияющими, как солнце, с правой стороны и чёрными, как ночной мрак, с левой. Правый глаз был пронзительно голубым, как утреннее небо, левый – угольным, как предрассветная тьма. В его движениях была грация небесного ветра, во взгляде – внимательность хищной птицы.
– Я Йол-Тенгри[24 - Йол-Тенгри – божество Путей в тенгрианской мифологии. В облике Ала Йол-Тенгри – сын рассвета, дарующий жизненную силу и счастье; в облике Кара Йол-Тенгри – сын ночи, поправляющий нарушенное, утверждающий правду и наказывающий ложь.], – сказал юноша, – Хранитель Путей. И я пришёл, чтобы направить тебя.
События и осознания последних дней, встреча с Кыдыр-ата и эта тропинка, приведшая меня к божеству, начали складываться в единую картину, но мне никак не удавалось увидеть её целиком.
– Я благодарен тебе, но мне трудно понять, чем я заслужил этот дар и какими немыслимыми подвигами буду должен за него расплатиться.
Йол-Тенгри посмотрел мне в глаза и, отвечая, не отводил взгляд, чтобы убедиться, что я его понимаю.
– Не все подвиги заканчиваются победой над чудовищами, и не все Пути лежат по гребню славы. Но каждый из них одинаково важен в процессе постоянного божественного творения мира. Истинный воин должен уметь различать свою тропу, не гонясь за призраками чужих достижений.
Его голос одновременно звучал вне и внутри меня.
– Каждое мгновение сквозь тебя проходит бесчисленное множество путей. Чтобы узнать свой, нужно суметь самому им стать.
Первый солнечный луч блеснул у горизонта, и золотые волосы Йол-Тенгри запылали огнём.
– Ты был прав в своих размышлениях, – Хранитель Путей сделал шаг на восток, к обрыву. – Ценность не в пребывании на вершине, а в самом движении вверх по склону. Любая намеченная цель – лишь светлый ориентир во тьме, помогающий выполнять наше главное предназначение – неустанно следовать вперёд. Ты сказал, что хочешь служить Тенгри, и я открываю тебе этот Путь. Следуй на юг, там тебя ждёт богиня Умай, Мать-Земля. Тебе необходимо принять знание, которое она хранит.
Солнце уже оторвалось от горизонта, и я всё не мог понять, как пронеслось это время. Сделав шаг в пропасть, Йол-Тенгри обернулся соколом и, рухнув с обрыва, взмыл в лазурное небо.
Глава 4. Тiлек
Собираясь в экспедицию, я внимательно изучил информацию обо всех святых местах Южного Казахстана, которые мне предстояло посетить. Я никогда не был особо религиозным человеком, но посмотреть на знаменитые суффистские святыни было очень интересно. Чтобы ненароком не оскорбить чувства верующих в мечетях и мавзолеях, я зазубрил и как скороговорку повторял себе в самолёте, летящем в Шымкент: «Сначала омовение, заходить босиком, только с правой ноги, выходить вперёд спиной, только с левой, не наступать на порог». Меня переполняло волнение.
Шымкент оказался шумным и многолюдным городом с таким множеством кафе, столовых, пиццерий, ресторанчиков, закусочных и других заведений общепита, что казалось, его гости и жители только и делают, что едят. Узнать город ближе времени не было. Я взял в аренду машину, оплаченную заказчиком, и отправился в село Сайрам[25 - Сайрам – село в Сайрамском районе Южно-Казахстанской области Казахстана. Ряд исследователей считают, что городище на территории современного Сайрама соответствует древнему крупному торговому городу Испиджаб («город на белой реке»).], на съёмки мавзолеев родителей Кожахмета Яссауи: Ибрагим-ата и Карашаш-ана. Посетителей там почти не было, и я очень быстро закончил свою работу, попутно отсняв живописный сайрамский рынок.