Казтабан

Я совершенно убеждён, что превыше счастья жить на родной земле есть только счастье по ней путешествовать. Весь мир учит нас движению: от бесконечно преобразующегося космоса до неустанно пробивающегося к свету ростка. И небо, и земля находятся в непрерывном обновлении, так с чего бы человеку, живущему между ними, стоять на месте?

Я вдыхал сырой весенний воздух. Широкое ущелье было наполнено мелодичным журчанием. Суровые ледники ещё крепко держались своими мерцающими телами за скалы, но зимние снега уже сдались подступающему теплу: со всех склонов стекала талая вода. Весёлые ручейки скакали по каменным руслам, и мне было почти слышно, как где-то в долине они сливаются в единый поток бегущих куда-то больших рек.

Не скрывая своего счастья, шумные воробьи носились между верхушками просыпающегося боярышника, а над ними по невероятно синему небу ветер гнал послушные облака, похожие на полупрозрачные клубы хрустального дыма, выпущенного трубой какого-то волшебного паровоза.

Весна ощущалась во всём. Такое далёкое зимой, небо казалось теперь не выше чернеющих тополиных макушек. Ещё недавно скованная морозами земля сейчас мягко пружинила под ногами. Совсем по-другому преломлялся ласковый солнечный свет. Совершенно иначе билось ликующее сердце.

Я, может быть, не так много понял в этой жизни, но одно знаю точно: сколько ни жди лучших времён, а меняться всё начнёт не раньше, чем сделаешь первый шаг. И лучше всего, если он будет шагом за порог твоего дома. Как и каждой весной, я чувствовал, что теперь всё будет по-другому. Но на этот раз мой мир действительно менялся.

Невозможно объять трёхмерным сознанием те процессы, что запускаются в пространстве, когда ты отправляешься в дорогу. На малейший внутренний импульс тотчас откликается Вселенная и разворачивается, являя порой невероятные чудеса. Такие моменты известны каждому путешественнику: когда, повинуясь необъяснимым законам дороги, события складываются в идеальную мозаику, в ту единственную из миллиардов возможных комбинацию, которая подведёт к важнейшей поворотной точке, новому этапу или нужному осознанию.

Я покинул ущелье. За окном понеслись сначала многочисленные прогревающиеся поля, затем небольшие сёла, уютно пахнущие печным дымом и домашней кухней, а потом под колёсами зашуршала современная трасса, одинаковая во все времена года, хотя и лежащая меж зеленеющих весенних просторов.

Дорога меняет жизнь и оттачивает личность, но и это лишь следствие её главной задачи – позволить отдельному человеку понять себя как равную и неотделимую составляющую мироздания. Невозможны такие инновации, которые восполнили бы бесценный опыт, приобретаемый в пути. Когда ночное небо посылает на землю огонь метеоритных искр, когда весенняя гроза сотрясает просторы и омывает душу, когда случайно встреченный дикий зверь несколько мгновений с любопытством изучает тебя и только после этого ловко исчезает в зарослях, – тогда, ощутив безграничную мощь родной земли, осознаёшь и себя неотъемлемой её частью.

И даже люди, встреченные в пути, – другие. Они оставили на дне потёртых рюкзаков городские маски и, наполнившись светом: природы, дороги, друг друга – в своих живых, горящих глазах несут покой.

Попав однажды в кровь, дорога уже никогда не оставит человека. Вне всяких сомнений, не числом прожитых лет, не чередой запомнившихся дней – жизнь измеряется количеством пройденных километров.

Я открыл окно, и в машину ворвался дурманящий запах наступившей весны.

Глава 7. Тiлек

Весна в Каратау уверенно вступала в свои права. Был последний день апреля, и в небольших прохладных ложбинах ещё упрямо лежал посеревший снег, но тут же рядом распускались невысокие яркие цветы предгорий: белая, жёлтая, фиолетовая и розовая россыпь. На каменистых склонах багровели гордые краснокнижные тюльпаны Альберта.

Поднявшись по скалистой расщелине к ближайшей вершине, я любовался захватывающим видом: передо мной, сколько хватало глаз, раскинулась долина, расчерченная тёмными квадратами полей и светлыми полосами дорог. Я изучил ближайшие ущелья и наметил точки закатных съёмок.

Горы, казалось, жили своей собственной жизнью. Повсюду царила деловая суета. На склонах то и дело «оживали» камни – это испуганные кеклики гуськом убегали при моём приближении. Над головой кружила какая-то хищная птица, вдоль русла ручья стоял пронзительный щебет, а на спуске мимо меня с веткой в зубах промелькнул быстрый суслик. Возле машины ждал беспородный чабанский пёс. Я угостил его лепёшкой и стал собирать костёр на вечер.

Закат выдался живописным. Свинцово-серые скалы, похожие на замки подземного царства, он окрасил в тёплый кофейный цвет, подсветив уютные травянистые полянки и опалив высокие облака. Вечерняя съёмка была окончена, и теперь предстояла ночная.

Дождавшись темноты, я установил технику и сел рядом с размеренно щёлкающим фотоаппаратом. Острые иглы скал были едва освещены и рисовали изломанный контур ночного неба. Я смотрел на звёзды: крупные, частые и очень близкие. Чьи-то жаркие солнца скромно выглядывали из чёрной глубины и казались неотделимыми от довольного урчания ручья и от статных, вызывающих душевный трепет силуэтов гор. Воздух был напоен волнующими запахами сырой травы, камни в скупом освещении приобретали сказочные формы, и весь мир казался волшебным.

Я сидел у костра, когда пришёл чабан. Он присел рядом, благодарно принял кружку с чаем и начал расспрашивать меня о путешествиях. Я с радостью стал делиться впечатлениями – юг Казахстана поразил меня своей богатой историей. Говорят, тут с тяпкой на огороде находят больше реликвий ушедших времён, чем в иных местах случается на археологических раскопках. Чабан слушал меня с интересом, хотя и не всегда понимал. Было видно, что ему не хватает человеческого общения. Мы обсудили плодородные поля и сады Южного Казахстана и сошлись во мнении, что сейчас главное, чтобы не ударили заморозки и не погубили завязавшиеся плоды. Я знаю, что на случай таких встреч в горы принято брать с собой водку и сигареты – универсальный подарок тем, кто большую часть года проводит вдали от городов под открытым небом, но во время закупа почему-то постоянно об этом забываю. Поэтому на прощание я отдал новому знакомому оставшиеся сладости и хлеб.

Прогревать машину не хотелось. Казалось, что шум двигателя как-то навредит этому месту, сломает хрупкую тишину и разрушит необъяснимую магию горной ночи. Ещё раз глянув на звёзды, я отправился спать и проснулся уже перед рассветом, чтобы заснять пробуждающиеся вершины.

Собирая технику и поднимаясь наверх, я отметил в себе какую-то новую решительность. Поездка потихоньку подходила к концу, а останавливаться не хотелось. Раньше мне было не по себе уезжать далеко от Алматы. Я боялся выглядеть чужим, не хотел на собственной родине показаться праздным туристом на прогулке, настолько трепетными были мои ожидания: ведь я по-прежнему не знал, где покоятся мои предки и где могу встретить своих родственников, которых, конечно, всё равно не узнаю…

Удивительная природа, открывшаяся мне в этом путешествии, святые места, привлекающие к себе сотни паломников, доброжелательные люди и приятные встречи по-прежнему казались мне бесценным даром, но всё-таки я начал понимать, что теперь не смогу довольствоваться полученным. Я решил взять всё в свои руки и, вернувшись домой, начать сразу планировать следующую поездку. Это решение вызвало во мне необыкновенный прилив сил и подарило радостную уверенность, с которой я и продолжил работу.

По пути в Тараз, небольшой и очень приветливый город, где я договорился оставить арендованную машину, я заехал в мавзолеи Айши-биби и Бабаджи-хатун, с которыми, как и ожидалось, оказались связаны печальные и красивые истории.

Пересаживаясь на поезд и разглядывая улыбчивых пассажиров плацкартного вагона, я размышлял над тем, как много ещё не успел увидеть в этом колоритном крае. Мне непременно нужно будет вернуться, чтобы досконально изучить природу Сайрам-Угамского национального парка и Аксу-Джабаглинского заповедника и обязательно – увидеть балбалы и прикоснуться к памятникам древнетюркской культуры в живописных, почти нетронутых современным человеком святилищах Мерке и Жайсан.

За окном проносились алые маковые моря, но меня уже звали другие земли.

Глава 8. ?иял

Приближалась ночь огней. Духи ущелья суетились, стаскивали отмершие за зиму ветки и складывали их в небольшие костры на вершинах холмов и скал. Им помогали мелкие птицы, ящерицы и суслики. Всё было пронизано возбуждением. Высоко над пиками парил большой чёрный гриф – хранитель ущелья.

Я люблю эти короткие праздники между четырьмя главными днями года: когда Свет и Тьма равны друг другу весной, когда приходит самое долгое Солнце летом, когда Тьма и Свет уравниваются осенью и когда зимой наступает самая длинная ночь[31 - Колесо года – ежегодный цикл, состоящий из восьми праздников, происходящих через примерно равные интервалы. Праздники отмечаются в дни зимнего и летнего солнцестояния, весеннего и осеннего равноденствия и между ними – примерно с 31 октября на 1 ноября, с 1 на 2 февраля, с 30 апреля на 1 мая, с 1 на 2 августа. В основе этого цикла лежат наблюдаемые с Земли изменения пути Солнца по небесной сфере в течение года.].

Несколько раз в год духи, животные и люди объединяются для встречи заветных дней. В такие моменты границы между нашими мирами становятся тоньше, и мы лучше друг друга понимаем. В зависимости от времени года на земле появляются разные существа, такие, которых обычно в наших краях не встретишь.

Я тоже стал собирать костёр и, глядя на стайки маленьких светящихся духов, мелькающих в расщелках, вспомнил, как шесть лун назад, в другой похожий праздник, сидел перед огнём на остывающей земле в облетевшей горной роще. Осеннее торжество – брат-близнец ночи огней, но всё-таки очень непохожий на неё брат. Тогда духи появлялись из клубов сумеречной тьмы и большими безмолвными тенями медленно двигались между деревьев. Это были тени ушедших времён и забытых предков, тех, чей род истощился. Они приходили напомнить о себе, а люди и звери стремились задобрить их подарками и расспросить о делах, творящихся в запредельном мире. В ту ночь золотой ворох осенних листьев потихоньку сливался с бурой землёй и праздничные костры стелили над ней влажный, торжественный, горький дым.

А сейчас костры пахли сладкими смолами и давали предвкушение волшебства. Духи появлялись небольшие и очень шустрые, они резвились и озорничали, дёргая меня за одежду и подбрасывая в костёр пригоршни масляных семян, отчего огонь выкидывал наверх горячие языки и посыпал всё вокруг яркими искрами. Это были безобидные шутки: духи искали праздника и общения, дать которое им могли только земные существа. А те, по традиции, просили о хорошей погоде и добром урожае и, заражаясь лихим весельем, ловко перепрыгивали через костры. Вот и теперь в стенах наполняющегося весной ущелья царил шумный праздник.

Собираясь спать, я затушил огонь и хорошо упаковал вещи и еду, чтобы расшалившиеся духи не растащили её до рассвета. В мой сон то и дело врывались огненные всполохи и отзвуки голосов, но в конце концов они утихли, и я растворился в тишине.

Меня разбудила знакомая песня. Лёжа с закрытыми глазами, я пытался понять, где слышал эту удивительную мелодию и почему ласковые слова так сильно отзываются в моей душе. Пел родной голос – он не был маминым, но возвращал меня в детство. Я открыл глаза.

На фоне предрассветного неба надо мной склонилась женщина неземной красоты. Её лицо излучало тёплый свет, а нежный добрый голос, казалось, заполнил собой весь мир. Я понял, что моя голова лежит на её коленях, и рукой она гладит меня по голове. И тут же вспомнил, а точнее почувствовал, что видел её ещё до своего рождения, что знаю её дольше, чем самого себя… Сама богиня-мать сошла со звезды, чтобы разбудить меня этим утром. Умай улыбнулась, прочтя мои мысли:

– Здравствуй, ?иял. Говорят, ты решил встать на путь служения Тенгри?

Я молча наслаждался её присутствием и тем спокойствием, которое воцарилось вокруг.

– Ты никогда не отступал перед врагом и всегда защищал Свет. Но всему, что создал Тенгри, есть место под Вечным Небом. Встав на путь Тенгри, ты уже не сможешь видеть в чём-то лишь зло и ты не захочешь ничего уничтожать. Тебе придётся не только принимать всех и всё, что ты встретишь, но и помогать им самостоятельно обретать свой Свет.

Я всегда был воином и, хотя цель любого из нас – сохранение мира и преумножение добра, достигать её я привык, разрушая зло и проливая кровь врага. Поэтому часть моего сознания пыталась противиться услышанному, но я знал, что протест утихнет. Если Умай говорит с тобой, значит, нет на свете истины, кроме этих слов.

– Я хочу, чтобы ты увидел красоту и ценность всего, что есть в этом мире: и того, что являет Свет, и того, что оберегает Тьма. Помни, именно во Тьме появился когда-то свет Отца-Неба.

Умай ещё раз провела ладонью по моим волосам.

– Я подарю твоему коню крылья. Навести дом, там уже зацветают маковые поля. Через две луны наступит мой праздник – самый длинный день в году. Тебе нужно быть в этот день у Западного моря, чтобы встретиться с Эрликом, хозяином подземного мира. Он поможет тебе понять мои слова.

Часть 2. ЭРЛИК

Глава 9. Тiлек

Экспедицию по Мангышлаку я нашёл сразу же, как только ввёл в поисковике «путешествие по Казахстану». В рамках рекламной кампании новой линейки внедорожников актауский автоцентр собирал группу из блогеров, фотографов и журналистов, чтобы преподнести достоинства своих автомобилей на примере многодневной поездки по Мангыстау.

Я сдал работу, показал родителям снимки и подарил им туркестанские сувениры. Родители несколько раз с удовольствием пересмотрели фотографии и тоже решили съездить в Южный Казахстан на экскурсию. Организовать это оказалось очень просто – многие турфирмы в Алматы предлагали удобные групповые туры на два-три дня.

В Актау я отправился самолётом и за три с половиной часа успел увидеть в иллюминатор почти всю южную границу Казахстана. Города узнать было невозможно, но в начале пути я легко определил Тянь-Шанские горы, а ближе к концу распознал неровные контуры Арала: Малого и Большого. Мне пришлось прижаться носом к прозрачному пластику окна, чтобы рассмотреть закрытые крылом участки земли. Вспоминая научные статьи, я пытался представить, какую территорию занимало море до начала экологической катастрофы.

Вскоре самолёт приземлился. Из окна такси, везущего меня из аэропорта, я любовался детально сработанными миниатюрами природных достопримечательностей Мангышлака, расположенными по обе стороны от дороги.

Актау меня поразил. Я, конечно, знал, что город стоит на берегу Каспия, но даже представить себе не мог, насколько радостно и удивительно постоянно видеть море на горизонте. Был выходной, стояла настоящая летняя жара, и некоторые горожане купались, сделав перерыв в и без того приятных развлечениях: катании на велосипедах, пробежке по набережной, спортивных играх и посиделках в кафе. Я по-доброму позавидовал такому ритму жизни. Мне рассказывали, что самый хороший пляж находится в южной части побережья, но на купание уже не оставалось времени.

В назначенный час я встретился с командой экспедиции, получил машину, и мы отправились в путь. Город быстро закончился, и раззадоренный возросшей на трассе скоростью ветер весело забил по окнам. Первой точкой на маршруте была отмечена впадина Карагие, одна из самых глубоких во всём СНГ. Хорошая асфальтированная дорога приобрела ощутимый уклон, и впереди показалась большая сухая глинистая чаша, наполненная разве что мутной воздушной взвесью. Сидящий рядом со мной на пассажирском сиденье пожилой фотограф рассказал, что, по мнению метеорологов, в жару над впадиной собираются испарения, которые превращаются в большие дождевые облака. С чинка[32 - Чинк – обрыв, ограничивающий плато.], на который мы поднялись через некоторое время, открылось ещё более обширное пустынное пространство. Подстраиваясь под общий ритм, я сделал несколько кадров, стараясь, чтобы в объектив не попадали девушки, участвующие в экспедиции и позирующие теперь своим смартфонам на фоне обрыва.

На ночёвку мы остановились у Карынжарыка – другой впадины, совсем не похожей на предыдущую. Внизу лежал белый сор[33 - Сор – солончаковое озеро, которое в жаркую погоду превращается в потрескавшуюся соленую плиту, а во время дождей препятствует просачиванию воды в землю и собирает на своей поверхности зеркальные бассейны.] Кендерли, представляющий собой природное зеркало из солевой корки и дождевой воды. Покрытая ломаными трещинами поверхность рассеивала и отражала мягкое вечернее солнце, вызывая эффект свечения. Прямо посередине сора возвышались три приземистые горы, походящие на маленькие вулканы. Ещё несколько небольших выступов были разбросаны ближе к его краям.

Одна машина собиралась на следующий день вернуться в Актау: особенности совместной поездки с малознакомыми людьми, необходимость распределения обязанностей по лагерю и другие дорожные мелочи не всем оказались по зубам. Я, если честно, подумывал отправиться с ними. Ребята в этой экспедиции собрались неплохие – по большей части весёлые и стойкие молодые люди, преимущественно из западных регионов Казахстана. Но мне совсем иначе представлялась экспедиция в дикий край. Навеянный детскими книжками образ суровых исследователей, днём упорно выполняющих свою работу и только по вечерам ведущих неспешные беседы у костра, рухнул в первый же день. Я не привык к постоянному общению, уставал от необходимости реагировать на разговоры и обсуждать бесконечные, возникающие одна за другой, дорожные темы. Мне почти не удавалось побыть наедине с природой, и я просто-напросто не успевал рассмотреть всё, что мне было интересно: машины двигались по строго утверждённому маршруту.