Ворону не к лицу кимоно

– Прошу меня простить.

– Ну, хватит об этом. Однако же кто-то мог услышать звуки и подойти к входу. Я выпущу вас с другой стороны.

Мужчина ласково поманил Асэби, и она на дрожащих ногах пошла вслед за ним.

– Вы ведь из Весеннего павильона? Наверное, одна из служанок госпожи Футабы? – спросил мужчина.

Асэби без сил покачала головой:

– Ах, простите, мне так стыдно. Но я хозяйка Весеннего павильона.

– Что вы сказали?

Увидев, как мужчина удивлен, Асэби с несчастным видом кивнула:

– Произошли непредвиденные события, и мне пришлось приехать вместо старшей сестры.

– А-а, вот оно что, – пробормотал мужчина, видимо, что-то сообразив. – Но тогда это я должен просить прощения за свою невежливость.

– Нет-нет, – запинаясь, сказала Асэби. Она ведь так и не знала, кто этот мужчина, и не понимала, что будет вежливым, а что нет. У нее сердце было не на месте: возможно, она сама ведет себя не просто невежливо, а бесцеремонно. Она пробормотала что-то учтивое, смутно чувствуя растерянность мужчины.

– Что вы, не стоит так смущаться. Я простой слуга, пришел сюда по приказу Его Величества Золотого Ворона, чтобы взять Укигумо.

«Простые слуги не ведут себя как аристократы», – подумала Асэби, но поняла, что мужчина просто старается не смутить ее еще больше. Она сделала вид, что поверила, и спросила, что такое Укигумо. Поколебавшись мгновение, мужчина объяснил, что Укигумо – «Летящее Облако» – это имя нагона.

– Иногда его приносят, когда музицируют при дворе.

– Вот оно что. – Теперь Асэби поняла, почему инструмент так ухожен.

Ведя непринужденный разговор, мужчина шел между полками, а затем открыл дверцу, спрятанную между стеной и полками, – с первого взгляда и не понять было, что это дверь. Дверца казалась совсем маленькой: чтобы пролезть в нее, пришлось пригнуться. Видимо, этим путем пользовались редко.

– Отсюда можно попасть в галерею павильона Глициний. Только прошу: никому не рассказывайте, что были здесь и видели меня.

– Хорошо. Благодарю вас за помощь. Большое спасибо.

Мужчина придержал дверь, и, проходя через нее, она почувствовала мягкий аромат, струящийся от его рукавов. Услышав, что дверь за ее спиной закрыли, Асэби выпрямилась и огляделась. Она почувствовала головокружение – наверное, оттого, что вышла из темноты на свет. Это, кажется, был не тот коридор, через который она проходила раньше, но, сделав вперед несколько шагов, увидела уже знакомый дворик.

Асэби облегченно вздохнула. Напряжение покинуло ее. Однако, двигаясь по коридору, она чувствовала, как усиливается страх. С того момента, как Фудзинами вышла из сокровищницы, прошло довольно много времени. Что ей делать, если Укоги переполошилась из-за исчезновения госпожи Весеннего павильона? Будем надеяться, что Фудзинами сумеет ее отвлечь…

– Асэби!

Неожиданно услышав свое имя, Асэби подняла глаза. Ее вдруг обняла и прижала к себе незнакомая придворная дама.

– Наконец-то! Я вас искала! Госпожа Фудзинами велела немедленно вас привести, а вас нигде не видно!

– Подожди. Ты придворная дама из дома Сокэ? – Асэби, хоть и была растеряна, однако повысила голос на даму, которая осыпала ее упреками, не разжимая объятий. Опомнившись от окрика, та отскочила от Асэби.

– Ах, прошу меня извинить. Я так обрадовалась!..

Перед Асэби стояла совсем юная девушка, ненамного старше ее самой. На ее пышущей здоровьем коже виднелись веснушки. Она была в неброском наряде цвета молодой зелени и показалась Асэби честной и добросовестной.

Придворная дама назвала свое имя – Самомо – и сказала, что Фудзинами велела ей немедленно привести подругу.

– Госпожа изволила сообщить, что молодой господин где-то поблизости и пройдет под площадкой для любования цветами.

– Молодой господин?! – переспросила удивленная Асэби.

Самомо несколько раз кивнула, залившись краской:

– Поспешим, прошу. Госпожа Укоги тоже искала вас.

Самомо почти тащила Асэби за собой, и, когда девушки вернулись в павильон Глициний, на них, злая, как демон, налетела Укоги:

– Госпожа! Где же вы изволили быть?!

Похоже, Фудзинами действительно удалось отвлечь Укоги от сокровищницы, и та искала Асэби повсюду.

– Госпожа Фудзинами сообщила, что вы расстались, поэтому я дошла до Весеннего павильона, но вас там не было, и мне пришлось пройти от места омовения до кухни…

Асэби велела Укоги отложить выговор до возвращения домой, так что та бубнила что-то сама себе за спиной девушки. Пройдя через несколько коридоров, они вышли в открытую галерею, откуда можно было одним взглядом охватить множество деревьев сакуры. Они еще стояли в бутонах, но уже сейчас было очевидно, что во время полного расцвета здесь будет прекрасно. Если взглянуть вниз, опираясь руками на перила, то отсюда даже была видна какая-то площадка вроде сцены.

– Сюда, Асэби!

Подняв глаза на властный окрик, Асэби увидела удобно устроившуюся на краю галереи Хамаю. Она расстелила собственное кимоно и сидела на нем, в одной руке у нее была тыква-горлянка, а в другой – покрытая красным лаком чашечка для саке, которой она приветственно размахивала.

– Там тебя увидят снизу! Иди сюда скорее!

И действительно, перед Хамаю висел занавес. Во время любования сакурой музыканты и танцоры поднимались на сцену и бамбуковый занавес опускали, чтобы снизу не было видно смотрящих.

– А вон там девицы Сиратама и Масухо!

Асэби взглянула туда, куда указывал палец, и вздрогнула. Хамаю, глядевшая в ту же сторону, злобно ухмыльнулась.

– Похоже, над тобой во время чая в Осеннем павильоне сразу же поиздевались?

Асэби заупрямилась:

– Ничего подобного.

– Ври больше! Может, ты и необразованная, но достоинство у тебя есть. Они бы не стали молчать. Но на самом деле ты довольно красива, будь поувереннее в себе.

Хамаю откровенно веселилась, но Асэби, все еще не отошедшая от предыдущего происшествия, надулась:

– Это скорее про госпожу Масухо-но-сусуки. У меня волосы каштановые, и, вообще…

Честно говоря, приехав сюда, Асэби стала смущаться собственной внешности. Она не имела в виду жаловаться на тело, полученное от родителей, но ее волосы выглядели необычно для девушки при дворе, где красивыми считались гладкие, без всяких особенностей черные волосы.

Однако Хамаю, услышав эти слова, вдруг расхохоталась: