Век агрессии. Возможности и допущения

Век агрессии. Чувства и мысли, поведение и действия
Тофик Касум-оглы Касумов

Сочетая художественный метод с научным, автор обрисовывает Век агрессии как характерное время полного запуска механизма самопроизводства и развития агрессии. Современная жизнь, её интенсивность ведут к нарастанию выбросов агрессии в мире людей. Как явления действительности эти выбросы затухают, но их агрессивные сущности сохраняются в коллективных сознаниях. Эти сущностные агрессии не извлекаются метафизически, а являются ситуативно, чтобы выразиться в агрессивном поведении.

Век агрессии

Чувства и мысли, поведение и действия

Тофик Касум-оглы Касумов

© Тофик Касум-оглы Касумов, 2019

ISBN 978-5-4496-3651-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Аннотация книги

Монография Касумова Т. К. посвящена агрессии как всеохватному и всеобъемлющему явлению, сопричастному в своей основе злу и враждебности. Показано возрастание и расширение активности агрессии в мире чувств, мыслей и действий. Такую данность во времени, когда во всех сферах жизни смогли возобладать устойчивые механизмы самовоспроизводства агрессии, когда миролюбие стало привычно заглушаться агрессией, автор характеризует как Век агрессии. Выдвигается положение, что после выбросов агрессий в жизненные пространства, они сохраняются и оседают в коллективных сознаниях. Как надличностные сущности агрессии они могут возвращаться в реальный мир опытно обогащёнными, в том числе и благодаря СМИ. При этом имеет место возрастание роли социально-биологических факторов и социально-политической причинности.

Для исследования агрессии в совмещённом плане, где опорным является обогащённый социально-психологический план, привлекаются концепты и понятия многих наук. Это, прежде всего, наработки психологии, социальной психологии и философии, а также политической социологии и международного права. Такая многогранность и междисциплинарность исследовательского подхода, вызванная в своей заданности одним объектом, обусловлена множественностью неопорных, видовых оснований, различными способами выражений и последствий агрессии. Она имеет биологическое основание и социально-психологическую детерминированность, а по своим последствиям определяется как социально-политический и правовой акт. Всё это позволяет автору разрабатывать агрессию как интегральное явление, где определяющими являются агрессивные действия, а предпосылками – агрессивные мысли, чувства и внешняя среда. В этих целях вводится также понятие «агрессиум» как некий «сплав», единство социального (агрессивный опыт) и природного (сила инстинкта), который формируется в процессе социализации и развития человека.

В книге показана возрастающая роль агрессии в жизни людей, её криминально-глобалистский характер. Особое внимание привлекается к рассмотрению политической агрессии в противостоянии международному праву.

Книга будет полезна студентам, изучающим поведенческие науки, преподавателям высшей школы и научным сотрудникам.

ВВОДНАЯ ЧАСТЬ

Агрессия как таковая и век агрессии

«Пусть длится ночь, пусть опоздает утро.

В объятьях дум сижу я у костра.

Пусть то, что я скажу, не так уж мудро.

Но мудрость друга – выслушать меня!»

    Самед Вургун

«Агрессия есть современное прочтение зла».

    Неизвестный мыслитель

1. Образ вечно пребывающей агрессии и обоснование концептуальных представлений о Веке агрессии. Общий путь изысканий – рабочие и аналитические понятия

Исследовательская материя агрессии по нашему разумению могла бы быть представлена в двух частях, над которыми уже по праву должны возвышаться классические теории первопроходцев. Она, «исследованная агрессия», будет материей, потому что здесь мыслительные процессы (субъективное), воспринимаются опредмеченными в результате объективации. При этом условность и предположительность выбора станут указывать на то, что границы между частями не жёсткие, и что выделенные части «подвижны», они могут пересекаться и взаимно дополнять друг друга. И что объективации субъективности происходили, в том числе, и на границах этих частей. Но вовлекаясь в новые мыслительные процессы объективации подвергаются вновь субъективности, что должно вести к обогащению проблематики агрессии, к постановке и решению новых задач. От того насколько успешно и динамично осуществляются мыслительные процессы «субъективного» и как протекают «объективации» будет зависеть степень разработанности проблематики агрессия. Именно так происходит обогащение территории и расширение исследовательской материи агрессия, к чему и мы хотели приложить свои усилия.

Теперь о самих частях. Выделим вначале фактическую часть, то, что было исследователями установлено в результате многих экспериментов и опросов, а потом документально «оприходовано» в положениях, «питающих» теории агрессии. Отличительным здесь будет то, что в основе таких действий лежит идея инструментальности, предполагающая разрабатываемую методику, которая позволяет формализованными путями выходить на результаты. Однако сама по себе фактичность результата работает в основном «одиночно» и на короткой дистанции, она в настоящем может объяснять какие – то нюансы, быть может даже далёкие от закономерного в агрессивном поведении. Но эти же россыпи «исследованной агрессии», взятые уже во множестве и под определённым углом, могут говорить не только об устойчивости агрессивного, но также свидетельствовать об активизации изменённых состояний агрессии, связанных с всеохватностью, и в таком качестве представлять интерес для более широких обобщений. Среди авторов внесших вклад в изучение агрессивного с позиций фактичности и документальности, следовало бы выделить американского психолога Леонарда Берковица (1926 – 2016), чьи полевые исследования агрессии получили распространение и стали научным образцом. В его работах фактичность представлена буквально «на каждом шагу», опоясанная теоретическими выкладками. Но превалирует всё же какая – то документальность и сухость изложения. Берковец педантичен, он во всём желает подтвердиться и быть лаконичным, иногда и умаляя прорывное, то «не фактичное», что также должно присутствовать в теоретических суждениях.

Вторая часть из того, что было определено как «исследовательская материя агрессии», и можно сказать, что исследовательские практики – это, главным образом, авторские размышления о предмете, основанные на литературных источниках, но здесь должны быть и собственные взгляды, представления автора, данные в развитии теории агрессии. Сюда отнесём традиционные психологические представления, по большей части осмысленные в философских категориях, и те суждения, которые послужили развитию теории, объяснению актуальных аспектов агрессивного поведения. В этой части следовало бы назвать такого автора как Ролло Мэй (1909 – 1994), видного представителя экзистенциальной психологии. Мэй многокрасочен, его суждения много шире фактичности, которые к тому персонифицированы и наблюдаемы автором личностно.

Особый вид исследовательской работы – это написание и подготовка учебной литературы, в которой традиционно устойчивое приветствуется при дозированном изложении нового. Но соавторы книги «Агрессия» Роберт Бэрон и Дебора Ричардсон смогли так удачно сочетать традиционное и новое, фактичность и авторские оценки, что мы решили сказать о них в этой части. Действительно, им удалось систематизировать многие знания по агрессии за длительный период, и не без собственных рассуждений, изложить их в известном в своём учебном пособии. Вот такой мы смогли увидеть исследовательскую материю агрессии в целом и в обеих частях, и кратко обрисовать их задаваемость, то, что уже есть и может нам послужить.

Однако мы также должны будем заметить, что в данных текстах познавательных частей, и в фактической, и построенной на размышлениях, не ставится проблема века агрессии. И не потому, что она не созрела. Ведь сами накопленные знания свидетельствуют об обратном. Они предметны и основательны во многих отношениях, и в том числе могут так или иначе предполагать ответы на вопросы: «как стал возможен Век агрессии», «какие были тому основания и предпосылки», что в коей мере должно быть представлено и в наших дальнейших рассуждениях о Веке агрессии как о реальности. Когда и само понятие «Век агрессии» стало с необходимостью выражать эту реальность как назревшую и актуальную.

Выражать то, что агрессия как крайняя форма проявлений вражды и негатива утвердилась в мире, и что она стала ожидаемой во всех сферах жизни. Без агрессии не обходится никакая политика. Без неё невозможно себе представить и криминал. Агрессия заняла устойчивое место в СМИ и в искусстве. Теперь она во многом занимает человека, когда и сами чувства следуют уже проторённой дорогой к ней, не дожидаясь особого случая. И тогда следует признать, что агрессия смогла также объединить многие чувства, подчинив их себе. И что такая агрессия будет успешно противостоять разумному началу и подавлять мораль. В таком понимании Век агрессии будет о том, что агрессия как утвердившаяся установка по жизни смогла прочно обосноваться в границах человеческих отношений. И что она готова не столько защищать, а сколько нападать. Так, утверждается новый онтологический статус агрессии, в котором она всё более перерастает свою «одноактную» причинность, оставляя её как таковую. Агрессия идёт к реалиям, чтобы стать самодовлеющей, подчиняя в отдаление волю и разумение.

Намечая первоначально такие черты в характеристике Века агрессии, мы станем его обрисовывать как всеобъемлющий объект, доступный познанию отдельными дисциплинами лишь фрагментарно. Ибо такую многомерность можно будет целостно охватить лишь философским взглядом, сущностно, используя при этом психологические, политологические и правовые инструменты. Ведь философ, исходя из очевидного, может и должен постигать высшие смыслы, всесторонне представляя развитие явления. И это будет уже философия о вечно пребывающей агрессии, о её метаморфозах, чреватых рисками для человечества и самой агрессии.

В постижении сущности агрессии могут быть использованы метафорические образы, что также должно способствовать в целом философским пояснениям составляющих века агрессии, а именно, содействовать выявлению сущностных смыслов чувств и мыслей, поведения и действий. Наш подход будет основываться на этих положениях, что в целом предполагает авторские размышления в области традиционных знаний агрессии, и те суждения, которые могут послужить пониманию метаморфоз агрессии, приведшие к всеохватности и всесилию власти агрессии в мире людей. Но это должно быть и «прорывное» в понимании природы самого Века агрессии, его состояний и что он несёт человечеству.

На этом пути следования следует наметить два основных маршрута, «отправные точки» следования. Это маршрут, ведущий к Веку агрессии, чтобы понять сам процесс вхождения в него. И маршрут на путях прорывного, в объяснении самой природы Века агрессии, отличительных черт и механизмов вековой значимости агрессии.

Итак, что будет отправной точкой размышлений о путях, ведущих к Веку агрессии? Будет ли это всеобъемлющая причинность, делающая агрессию всеохватной, сюда же можно было бы отнести и возобладание устойчивости механизмов самовоспроизводства агрессии, усилившие её самостоятельность и значения в жизни людей. Или это будет устоявшаяся мода на агрессию, как на непомерное возрастание индивидуалистических устремлений в утверждении Я, усвоенная во множестве. Ведь не факт, что мы можем заимствовать сам дух агрессии, её образцы из нашего окружения, из СМИ, фильмов, романов и пр. Так что мода на агрессию как следование тому, что принято и давно в хождении могла бы иметь свой резон.

Но будет ли отправной точкой фактичность агрессии, поддающаяся собственной логике развития? Или это будет сама по себе агрессия, имеющая тенденцию к расширению за счёт своих составляющих: агрессивных чувств, мыслей, действий и поведения? Когда выражающее их слово создаёт бытие агрессивного мира, создаёт агрессивный мир, в основе которого быть может только вражда и разрушение. Поэтому было бы неверно не назвать здесь нависающую над человечеством тотальную агрессию, связанную с применением ядерного оружия во имя амбициозных свершений, и о чём всё настойчивее стали говорить политики, нагнетая непомерные страхи о неизбежности ядерной войны. Таковыми будут отправные точки о путях, ведущих к веку агрессии.

Теперь таким же образом можно попытаться определиться и с тем, что будет отправной точкой размышлений уже о самом веке агрессии, который, судя по всему, наступил. Будет ли это та новая реальность, когда агрессия скорее «ведёт», а не «следует»? Когда агрессия не является только в состоянии аффекта, и не является только по воле субъекта, а в коей мере выступает вместе с субъектом, творящим агрессию. Произойдёт ли это по результатам изменённых состояний агрессии, или такой результат будет связан с сущностями агрессивных явлений, которые длительное время откладывались в мире людей и материализовались как агрессивные сущности? И что именно эти сущности обрели силу воздействий на человека, аккумулировав полноту агрессивных практик и став надличностными сущностями сознания. И что они реальны в своей действительности, а не служат символическими обозначениями. Поэтому в субъективном плане век агрессии следует рассматривать прежде всего как «постижимую реальность» в категориях вражды и зла. Это мир желаний и страха, находящихся под воздействием агрессии. Здесь агрессия ожидаема и проявляется не только сама по себе по ситуации. Она действенна и опытом сознания «как быть агрессивным», что надо «следовать агрессии», где всё это задают по большей части агрессивные сущности. Вот те отправные точки маршрутов, каждая из которых могла бы вывести на предметное размышление о Веке агрессии, размышления о путях, ведущих к нему.

Вместе с тем сразу подчеркнём, что наши размышления не будут связаны с выбором одной отправной точки и в том, и в другом маршруте. Мы полагаем, что все выделенные точки так или иначе находят своё место в актуализации агрессии, а их смешивание, так называемый замес, связан будет уже с глобальным эффектом, свидетельствующим о вхождении в век агрессии. Поэтому на данный момент речь может идти лишь об акцентах, которые нагляднее будет выявлять и ставить уже в ходе размышлений, а не говорить об этом поначалу. А пока, чтобы начать движение общего теоретического плана, назовём первопроходцев, которые закладывали основы теоретизирования агрессии, сделав возможными в том числе и наши размышления о веке агрессии. Кто они?

Тот, кто хорошо знает литературу по агрессии, знаком с классическими работами, может сразу назвать их, именитых в своих областях теоретиков. Это в первую очередь З. Фрейд (основоположник психоанализа), К. Лоренц (основоположник этологии) и Э. Фромм (основатель неофрейдизма). Их вклад в разработку теории агрессии был во многих отношениях побудительным и отправным. Но и сегодня, когда имеются различные другие теории, они остаются полноправными и действенными участниками исследовательских работ. Ведь новые теории агрессии не могли и не возникают без того, чтобы не вступить с ними в полемику и не обозначить своё отношение к их идеям.

Основной вопрос на который ищут ответ исследователи связан с истоками и причинностью агрессии. Действительно, почему агрессия есть всегда, что её вызывает и обуславливает? В качестве ответа первым делом называют инстинкты и враждебную политику различного рода групп, объединений, сюда входят и государства. За ними следуют изъяны (конфликты) социальной жизни. Имеются также прорывы в изучении организмической причинности (биологических составляющих агрессии) и выявлении генетических особенностей (обуславливающих агрессию наследственно). Мы обобщили и тезисно высказались о наиболее устойчивых представлениях. Попытаемся теперь всё это понять как некую связность эволюционного развития и сжато пересказать опять же в нескольких строках. И начать обосновывать своё видение природы агрессии как вечно пребывающей и выражающей себя в изменённых состояниях.

Пращур, древний предок человека, имел необходимое для существования и развития, в том числе и агрессию как инстинкт выживания. И всякий раз борясь с опасностями, имело ли это место при нападении или защите, агрессия могла во имя непосредственно самой жизни, неосознанно (реактивно) задействовать все силы. В такой неизменности агрессия представала на ранних этапах эволюции. Но по мере нарастания цивилизационных изменений, расширения сознания человека, развития чувств и мыслей, усложнения коллективных форм жизни, агрессия могла активизироваться и усложняться, принимая блуждающий характер. Вот тогда – то при наличии возрастающих интересов и желаний, агрессия стала целенаправленнее окрашивать чувства, пробуждать мысли и придавать действиям разрушительный характер. В таком раскладе инстинкт агрессии мог ослабевать, а сама агрессия выступать уже по большей части как социализированная сила, согласующееся с волей. Агрессия, «вместе с человеком» перемещается из мира, где господствовал хаотичный случай и действовали иррациональные силы в социальный мир, ядром которого является рациональный выбор. Так агрессия, будучи природной составляющей человека, устойчиво предстаёт в социальном мире уже действенной частью зла, наделённой свойствами и чертами личностного порядка.

Здесь социальное в противоположность до социальному, природному, определяет качественно новый уровень в отношениях, когда совместная жизнь людей задаётся набором институтов, культурных норм и ценностей, необходимых для сохранения её как целостности. Можно сказать, что в отношении к человеку социальное как целостность выступает материей, которая «окутывает» людей и задаёт им свойства, востребованные обществом. Человек с необходимостью овладевает этими свойствами, чтобы соответствовать общественной жизни. Однако выбор целей и достижительных путей – принадлежат уже человеческой субъективности. Встречающиеся трудности и сложности в пути, их преодоление, могут порождать импульсы агрессивности личностного порядка.

Субъективная агрессивность, обусловлена социальностью, она есть продукт совместной жизни людей, их взаимодействий, в которых утверждается Я человека, достигаются цели, удовлетворяются желания. Эти процессы протекают многопланово и в противостояниях. Они становятся далеко не безоблачными, когда возникают агрессивные чувства и мысли, ведущие к агрессивным действиям. Как единица агрессивности, личностная агрессия, в отличие от военной (множественной агрессивности), которая осуществляется одним государством в отношении другого государства, имеет место быть в обществе. Такая агрессивность, как правило, бывает характерна для индивидов, но её могут выражать также лидеры группы, состоящие из нескольких человек.

На этом метаморфозы субъективной агрессивности, выражающие сущность агрессии социального порядка, конечно же, не заканчиваются. В дальнейшем о таких метаморфозах мы станем уже обстоятельно говорить в контекстах самой по себе агрессии и как таковой, рассматривая по большей части предпосылки и механизмы зарождения века агрессии.

Однако вопрос в том, можно ли будет с имеющимся багажом знаний и общих представлений, почерпнутых из истории развития агрессии, отправляться в новый путь, связанный с изучением века агрессии? Полагаем, что да, но при условии упорядочения этих знаний на определённый лад и дополнения «багажа» новыми представлениями. Мы нисколько не оспариваем справедливость названных детерминант агрессии и видим в них устойчивые представления и смыслы. Что касается понимания связности и метаморфоз агрессии, то пусть это будет неким ориентиром на нашем пути. Вместе с тем согласимся, что проблематика века агрессии потребует иных подходов, связанных с выявлением механизмов, которые обусловили переход агрессии в новые изменённые состояния, характеризующие собою целый век. Как к этому подступиться, с чего начать, а главное, как определить характерное в становлении века агрессии?

Для начала оставим на время проблематику причинности агрессии и сосредоточимся на образе агрессии в целом, чтобы мысленно представить себе как вечность существования агрессии, так и изменённые состояния агрессии. Это должен быть образ – представление, символически олицетворяющий изменённые состояния как непременность вечного. Такой образ будет содержать в себе те постижения и смыслы, которые станут говорить о вечности существования агрессии и непременности её изменённых состояний в веках. А в своей основе выражать саму разрушительность как ядро агрессии, вобравших черты, которые были устойчивыми во все времена, являясь атрибутом вечного и изменённых состояний.

Здесь устойчивость разрушительного в веках должно говорить о вечном существовании агрессии. Устойчивое же проявление человеком агрессии – свидетельствовать о таком характере как агрессивность. В силу таких представлений говорит то, что человек меняется, изменяется его агрессивность, что не может не вести к изменённым состояниям в целом агрессии, выражающих её место в мире людей. Можно сказать, что агрессия, оставаясь вечностью как данность природы, будет изменяться прежде всего в связях с действиями и поведением людей. Выразить и представить подобное возможно будет лишь в образе «Человек агрессивный», оставляющий место и для предвидения событий, связанных с всевластием агрессивности в век агрессии. Ибо свободное шествие по миру всевластной агрессии чревато тотальными последствиями для человечества. И здесь впору будет говорить о вселенском пожаре.

Во многом подобные постижения, претворяющие агрессивность человека в символах вечной агрессии, мы находим у Освальда Шпенглера (1880 – 1936), автора знаменитого труда «Закат Европы». Шпенглер не входит в число теоретиков агрессии, и у него нет специальных работ в этой области, но ему принадлежит одно образное постижение, которое позволяет извлекать и строить уже соответствующий образ – инструмент. Это, как будет показано, даёт возможность схватывать предметность человеческой агрессии, использовать и развивать её в системе различных знаний, начиная с философии. Сам же Шпенглер основывался на интуиции и прозрении, когда полагал, что человек, как искра пламени жизни, борется против холода (смерти), и что агрессивность есть его сущность.

Если согласиться, что такой образ претворяет сущностное, и агрессивность есть сущность человека во все времена, а человек – часть универсального пламени жизни, огонь же понимать как символ жизни и страсти, то и агрессия будет частью этого пламени. Ведь человеческая агрессивность понятийно и содержательно связана с агрессией как видовое явление с родовым. Отсюда мы можем полагать, что сама агрессия есть сущее, которая является частью бытия, находится, как бы, рядом. И что бытие агрессии есть его явление, агрессия бытийствует, то есть действует в соответствии со своим бытием, внемля причинности и воле, желанию и необходимости. Во всех этих случаях агрессия будет находиться в связях с агрессивностью как сущее с сущностью в аристотелевском смысле, когда сущность рассматривается как ключ к сущему. Но также философы говорят о сущности как субстанциональном ядре сущего. Общим местом здесь можно будет считать то, что сущность есть путь к сущему, что сущность представляет сущее, содержит главное в понимании сущего (то, что и есть сущностное) и даёт возможность его познавать. В таком случае агрессивность (сущность) будет ключом не только к пониманию социализированной (современной) агрессии, но ещё и способствует постижению вечной агрессии как сущего. Сама же агрессивность, если продолжить метафору с ключом, будет иметь четыре «бородки», выступающие как агрессивное чувство, агрессивная мысль, агрессивное действие, агрессивное поведение. Вот в такой связности видится вечная агрессия с социализированной агрессией и её составляющими. О понятийных связях агрессивности с вечно пребывающей агрессией, их интерпретации в развитии и изменённых состояниях говорит образ «Человек агрессивный».

Забегая вперёд отметим, что в век агрессии связи эти усиливаются, в том числе, и за счёт агрессивных сущностей, которые в индивидуальных сознаниях предстают как надличностные сущности. В своей действительности они во многом оттесняют инстинкт агрессии и делают практически даже излишним научение агрессии в семье и соответствующих средах. Человек, впервые совершающий агрессивное деяние всё равно станет действовать умеючи. Ибо надличностные сущности агрессии не столько «внемлют», чтобы являться, а сколько наличествуют в коллективных и индивидуальных сознаниях, готовые ситуативно осуществляться.

Такие надличностные сущности, характеризующие век агрессии, во многом стали «реальностью в головах», благодаря «неустанным усилиям» масмедия. И здесь же поясним, что агрессивные сущности как сущности второго порядка, производные от выбросов агрессии в мире людей, есть сгустки, которые в своём единстве предстают сцеплениями информативных и эмоциональных следов от агрессивных чувств, мыслей, действий и поведенческих актов (образцов). В сознании людей они преобразуются в надличностные сущности агрессии, которые могут активизировать и направлять агрессивное поведение. Становление и усиление роли надличностных сущностей агрессии в мире людей будет рассматриваться как важная составляющая и характеристика века агрессии.

Далее, продолжая изначальную мысль, отметим, что агрессивность как сущностное в мире людей есть особенное, которая доведена до единичного (агрессивность как свойство личности), в то время как агрессия есть всеобщее, часть бытия. В такой последовательности вырисовывается образ вечно пребывающей агрессии, являющейся далеко не только по необходимости. Пребывающей, потому, что её вечность связана с пребыванием в жизни людей, и складывается из таких элементов как человек, агрессивность и пламя жизни. Здесь огонь – это особая метафора. Мераб Мамардашвили (1930 – 1990) в своих лекциях по античной философии поясняет, что огонь"есть состояние держания мира, усилие; оно пульсирует – исчезает, вновь появляется, поэтому миры мерно сгорают и загораются». Подчеркнём, что огонь исчезает лишь в своих прежних состояниях во вне, а не вообще. Всё это не может не относится и к изменённым состояниям агрессии. Ибо без «огня жизни» нет агрессии вообще, а без метаморфоз агрессии – нет и «изменённых состояний». Принципиальным будет и другое. Пребывая совместно с жизнью агрессия усиливается, структурно изменяясь, и это также выражается в том, что она утверждается как важный параметр (величина) характеристики коллективного сознания. Такой образ может быть объектом обладания ума, а не объектом ощущений.[1 - См. Сьюзен Лангер. Философия в новом ключе. М., 2000. с.130.] Он постигается и запоминается в связности своих составляющих как некая история в развитии.