Глазами Ворона

Глазами Ворона
Трофим Колонок

Соединились однажды два человеческих рода, и в какой-то момент на белый свет появился герой этой книги. Вполне возможно, что представители этих родов в прежние времена даже воевали друг с другом, достоверно этого никто не знает, хотя в нашей истории такое, увы, не редкость, но теперь в его жилах бежит их кровь, по-прежнему бурлящая. И вроде бы – парень как парень, но чем-то он стал интересен одной мудрой птице, которой захотелось, заглянув в глубь веков, вспомнить прародителей этих семей, посмотреть на нынешнюю поросль и помочь автору сложить все в единую историю.

Трофим Колонок

Глазами Ворона

Бабушкам и дедушкам посвящается

По мотивам реальных событий и исторических фантазий

Пролог

Крылья еще способны носить Ворона в небесах, глаза достаточно зорки, а старческому занудству не до конца удалось победить его желание посмеяться над собой и окружающим миром. Он не знал, сколько раз видел вскрытие рек ото льда, да это уже и не было для него важным.

Вороны и люди тысячелетиями живут рядом, поэтому не удивительно, что эти птицы понимают людскую речь, а иногда и улавливают мысли. Странно, что люди не научились так же понимать воронов. Человеки вообще забавные, соплеменники Ворона рассказывали про них много интересных историй. Копаясь в стареющей памяти, он получал удовольствие, вспоминая некоторые из них, признаваясь самому себе, что в действительности все могло быть не совсем так. Или совсем не так, а значит, это уже не истории, а сказки, байки.

Ему нравилось отслеживать судьбу отдельных людских родов на фоне сменяющихся эпох и происходящих событий, наблюдать, как эти рода скрещивались, разрастались, поднимались и пропадали в пучине времени. И чем обычнее был изучаемый человеческий род, тем Ворону было интереснее, ведь именно там была реальная жизнь и кипели настоящие страсти. А всякие королевские и царские династии у него обычно вызывали зевоту.

Вот, например, соединились два рода, Колонка и Разбегая, и в какой-то момент на белый свет появился Санька. Вполне возможно, что эти рода в прежние времена даже воевали друг с другом, достоверно этого никто не знает, но теперь в его жилах бежит их кровь, по-прежнему бурлящая. Вроде бы – ничего особенного, но Ворону нравилось, заглянув в глубь веков, вспомнить прародителей таких семей, посмотреть на нынешнюю поросль и сложить это все в единый сюжет. Для воронов ведь книг не пишут и фильмов не снимают, а они тоже иногда хотят и посмеяться, и поплакать.

Автор тоже творил не для воронов, а для людей. Многое навеяно реальными событиями и эмоциями, но в тексте хватает и всяких придумок. И, возможно, Ворон существует на самом деле, ведь некоторые сюжеты появились внезапно, как будто после стука клюва в стекло или дуновения воздуха от взмаха крыла, и автор поневоле поворачивал голову в сторону окна – не сидит ли там и не косит ли глазом эта мудрая и вездесущая птица…

Форточка

– Са-а-аша-а, домо-о-ой! – это папа встал на табуретку и зовет Саньку через форточку на кухне.

Когда тебе десять лет, так не хочется уходить с улицы, где в самом разгаре очередная игра с друзьями. Но раз зовут, значит, уже семь вечера и пора ужинать, а потом еще родители проверят уроки. И не позднее десяти часов нужно ложиться спать – ведь маме очень рано вставать на работу. А за стеной иногда безобразничают соседи, не давая ей выспаться. Санькина кровать в другой комнате за закрытой дверью, с окном, выходящим прямо на яркий уличный фонарь. Так что и после отбоя можно продолжить чтение очередной интересной книжки, от которой не оторваться. А что утром нужно в школу, да и зрение от такого чтения портится – в этом возрасте совершенно неважно.

Закрыв книгу, засыпая, можно еще пофантазировать, а что бы случилось, если бы герои книги повели себя иначе, придумать альтернативные сценарии развития событий.

Санька не понимал, как у отца получалось так громко звать его через форточку. Казалось, слышал весь район. Но папе до этого не было дела, главное – чтобы услышал сын, в каком бы месте большого пустыря между домами он ни находился. Что интересно, с улицы или из соседних окон отцу никогда не кричали в ответ никаких колкостей, хотя Бибирево по составу населения в те времена было то еще местечко. Ведь не врали в известном фильме «Ирония судьбы», действительно, в то время бывшие подмосковные деревни Медведково, Подушкино, Бибирево только-только получили статус столичных окраин, где началась масштабная застройка. Здесь давали квартиры самым разным людям – и интеллигенции, и рабочим, и откровенным забулдыгам.

– Ну еще десять минут! – в слабой надежде на удачу откликался Санька – а вдруг получится?

Если он был рядом с домом, и отец слышал ответ, то иногда получалось. Но чаще оставалось только вздохнуть и, махнув рукой друзьям, топать домой, проходя мимо лавочек, на которых мужики играли в домино и пили пиво.

«И почему папа никогда по вечерам не выходит с ними посидеть, поговорить? Я бы мог подольше погулять!» – с досадой думал Санька.

Но до Бибирево еще было Бескудниково.

* * *

В младенчестве Санька любил поскандалить. Стоило в доме подать голос кому-то из посторонних, даже если малыш его не видел, поднимался такой рев, что проще было вывести гостя из квартиры, чем уговорить малыша успокоиться.

– Лаз тубалетка, два тубалетка, и фсё… – отвечал двухлетний Санька по телефону на вопрос родственников, что там есть на съемной квартире родителей, куда они ненадолго уехали, чтобы хоть немного побыть одним. А так-то малыш жил в однокомнатной квартире в хрущевке с папой, мамой, бабушкой и дедушкой. В то время все взрослые члены семьи еще работали или учились, поэтому довольно часто Санька оставался на целый день с соседкой, престарелой бабой Полей, которую со всей присущей маленькому ребенку энергией и весельем в разгар игры в прятки порой загонял и под диван. Но вскоре родная бабушка Клава вышла на пенсию, и Санька решительно заявлял ей, выглянув в окно:

– Одевай меня, пойду на улицу гулять, мои бабки у подъезда соблались!

И сам топал по лестнице с четвертого этажа на встречу со своими подружками. Сейчас это сложно представить, но тогда были другие дворы и другие бабки у подъезда, пережившие войну.

Как он был горд, когда удавалось быстрее всех забежать в автобус, чтобы занять бабушке место! Конечно, такого мелкого пацана, как правило, пропускали с улыбкой. А уж если удавалось вместе с ней сесть прямо возле кабины водителя, чтобы смотреть, как он рулит – это было высшее счастье.

В Бескудникове Санька однажды осознал – мама не всегда может ему помочь, надо и самому уметь разбираться. Мальчишки позвали играть в войну, долго бегали вместе, а потом сказали, что больше с ним играть не будут, так как он предатель. Санька не понял и расстроился. Подошла мама, спросила, что случилось. Пацаны ей ответили, что Санька их предал немцам. И мама серьезно так спросила:

– Ты правда это сделал?

Он не знал, что ответить, потому что еще толком не понимал, что такое предательство. Было ясно, что это что-то плохое, а он ничего плохого не сделал. И как четырехлетний парень может это объяснить маме? Зато запомнил на всю жизнь: предательство маме не нравится, а значит, так делать нельзя.

Перед тем, как бабушка вышла на пенсию, Санька успел походить в детский сад, из которого его каждый вечер забирали либо родители, либо дедушка Вася, который работал на заводе неподалеку. Но однажды они забыли между собой договориться, и мальчик с изумлением смотрел из-за ограды детского сада на спину неторопливо удаляющегося деда, а потом еще несколько часов гадал вместе с воспитательницей, которая тоже хотела домой, но проявляла чудеса терпения – с какой стати его оставили на ночь в детском саду? Мама примчалась за ним уже в десятом часу вечера, и это было огромное счастье.

Примерно тогда же произошло и первое знакомство с больницей. Родители с юга привезли много мандаринов – большую в то время редкость – и принялись угощать ребенка. Ночью с сильными болями в животе Саньку увезли на скорой в больницу. Все прошло само собой, мандарины-то хорошие были, просто многовато для первого раза. А раз боль ушла, то появилось время подумать, и у мальчика созрели в голове две важные мысли.

Первая: хорошо, когда в соседней палате есть симпатичная и улыбчивая девочка-ровесница. Они вместе плюшевого мишку лечили, очень волнительно оказалось.

Вторая: плохо, когда нянечка на обед кладет в одну тарелку второе блюдо поверх первого. Это некрасиво. С голодухи, конечно, есть можно, но лучше все же побыстрее вернуться домой. А еще лучше – на дачу к бабушке с дедушкой.

– Ишь ты, еда ему не нравится! Она теплая, между прочим, и вкусная! Зажрались совсем… – Ворон недовольно косил глазом в палату через оконное стекло, оскальзываясь на оцинкованном уличном подоконнике. – А если бы у тебя аппендицит оказался, как бы ты тогда заговорил, маленький человечек? Нет чтобы спасибо сказать за то, что все хорошо со здоровьем, так он нос морщит! А мне вот еще только предстоит себе сегодня еду найти… Нянечка, отдай мне его порцию, раз он отказывается! – Ворон перескочил на ветку повыше и от души подолбил клювом в форточку, злорадно наблюдая, как малец испуганно нырнул под одеяло, а нянечка поспешно увезла тележку с посудой.

Колонок

Ермолай сидел за грубо сбитым столом и задумчиво обстругивал еловую ветку, готовя очередную стрелу. Для охоты на мелкого зверя, а это было его любимое занятие, вполне подошел бы и камыш, но тут дело шло к беде, зверь ожидался крупный. Монголы навалились на русскую землю, и говорят, хан Батый жжет один город за другим. Неужто и сюда дойдет? Судя по тому, как нервничают ратники на крепостных стенах и как все чаще малолетний князь Василий шлет гонцов в разные стороны, основания для тревоги есть. Да еще ворон прилетел с вечера, сел на плетень, начал каркать. Ермолай к суевериям относился с усмешкой, но тут и его в дрожь бросило. Повертел в руках готовое древко для стрелы. Лучина светила достаточно ярко, чтобы можно было оценить: ладно получилось, покойный дед сейчас гордился бы внуком.

Дед пришел в эти места много лет назад издалека и часто рассказывал маленькому Ермолаю про горы, носящие имя Камень[1 - Камень – древнее название Уральских гор.], в той стороне, где встает солнце, и про бескрайнюю тайгу.

– Отчего же ты из таких красивых мест ушел, дедушка? – удивлялся внук.

– От тяжелой жизни…

Глаза деда на мгновенье суровели, но уже через секунду он снова ласково смотрел на мальца, однако от дальнейших расспросов уклонялся.

А еще дед рассказывал ему, как правильно охотиться на пушного зверя, изготавливать капканы, луки и стрелы. Стрела должна быть со специальным мягким набалдашником, чтобы только оглушить зверя, но не повредить шкурку. И чтобы при промахе в деревья не впивалась, а падала наземь. Не только рассказывал, но и показывал. Охотником дед был знатным, добывал ценный мех, а куница в его родных местах называлась колонок. Вот и прозвали деда Колонком. И так пристало к нему это прозвище, что в конце концов заменило настоящее имя. Ермолай со временем тоже начал выказывать заметные успехи в охоте на пушного зверя, и когда дед умер, прозвище перешло к внуку.

Но сейчас он готовил стрелы не для охоты, а для битвы с врагом, о коварстве и беспощадности которого все были наслышаны. Коли дело дойдет до сечи, так и он топором да луком дружине подсобит. Избу подожжет, зайдет в крепость и встанет плечом к плечу с другими ополченцами на стенах, тут сомнений нет. Задумчивость Ермолая была вызвана не этим. Он посмотрел на полати, где, укрытый тулупом, спал семилетний сын Егор. Жена умерла при родах, так что хозяйство они вели вдвоем.

– Егорка, просыпайся, соня! – отец с напускным весельем позвал отрока.

– Тятя, чего так рано разбудил-то? Еще темно на дворе… – недовольно бурчал парень за кашей, тем не менее не забывая работать ложкой.

– Ты же знаешь, кто рано встает, тому Бог подает.

– Неужто на охоту сегодня пойдем?! – Егорка аж подскочил на лавке. Ходить на охоту с отцом было его любимым развлечением, которое он не променял бы ни на какие игры со сверстниками. Еще не понимал парень, что это не игра, а работа, к которой его постепенно приучал отец.

– Нет, у меня к тебе важное поручение есть… – Ермолай серьезно взглянул на сына. – Помнишь деда Архипа из Сухиничей, которому мы с тобой прошлым летом помогали менять сруб у колодца? Он меня тогда попросил лук и стрелы ему для охоты сделать. Я сделал, надобно отвезти, но сам не могу – тут дел полно. Отвезешь?

Егорка во все глаза вытаращился на отца. С одной стороны, он не верил своему счастью: сам, как взрослый, будет управлять санями, запряженными лошадью, друзья все помрут от зависти. Почет будет – ух! А с другой стороны, по правде говоря, боязно. Это ж не за околицу съездить, тридцать верст до Сухиничей-то, не шутка. Но желание выглядеть достойно перед отцом и друзьями перевесило все опасения.

– Спра-а-а-шиваешь! Конечно, отвезу-у-у! – растягивая слова, как взрослый, ответил он.