Россия и современный мир №2 / 2018

Чаще всего люди нерусской национальности и трудовые мигранты входят в круг друзей и знакомых у молодежи; с ростом возраста респондентов этот круг утрачивает свое этническое разнообразие (например, общаются с мигрантами 30,6% самых молодых жителей региона и лишь 14,8% представителей старшего поколения). Кроме того, с трудовыми мигрантами заметно чаще имеют дело жители Московской области, нежели мегаполиса (31,5% и только 18% в названных группах).

При рассмотрении межэтнических контрастов и межэтнических дистанций до сих пор неявно предполагалась субъектность и активная избирательность лишь одной стороны социального взаимодействия – самих русских. Учитывая фактическую полиэтничность российского социума, двусторонний и многосторонний характер отношений с представителями других национальностей, способными к проявлению собственной воли в межэтническом взаимодействии, важно понять приемлемость самих русских в диалоге наций для другой стороны, но, опять же, – как это видится и представляется самим русским.

Открывающаяся при таком подходе картина вполне соответствует статусу коренного этноса русских: почти три четверти (71,7%) жителей Московского региона на момент исследования не испытывали никакого влияния своей национальной принадлежности на реальные жизненные ситуации, еще 8,4% не смогли ничего сказать по этому поводу, что, скорее всего, тоже может быть классифицировано как отсутствие явного противодействия или, напротив, преференций для русского респондента, связанных с его этнической идентичностью. Каждый шестой опрошенный (16,2%) все же отметил, что факт его русской национальности в какой-то мере помогал ему в жизни.

Представленный расклад мнений не обнаруживает статистически значимых разбросов относительно средних значений. Можно лишь отметить, что верующие люди почти вдвое чаще отмечают вполне тривиальный в данном случае факт благотворного влияния русского происхождения на ход своей жизни, чем атеисты.

Миграционный фон

Результаты целевых эмпирических исследований [1; 7] свидетельствуют, что процессы этнизации, вызревания и содержательного раскрытия идентичности русского этноса существенно «подстегиваются» внешними факторами, в частности характерной для Московского региона массовой трудовой миграцией как международной, так и, отчасти, межрегиональной, связанной с потоками трудовых ресурсов в самой России. Московский регион в этом смысле является горячей точкой и полигоном для дальнейшей, более полной и детальной, конфигурации аксиологического и семантического объема русской идентичности.

Можно ли в настоящее время говорить о реальном влиянии международной трудовой миграции на межэтнические отношения в Москве и Подмосковье, на процессы этнизации и национальной идентификации русского населения Московского региона?

Прежде всего необходимо отметить, что в балансе взаимоотношений русского населения Московского региона и иностранных работников подлежат обязательному учету такие качественные параметры миграционного потока, как «статусность» мигрантов, их профессиональная квалификация, уровень владения русским языком и знания истории России, общий культурный уровень в целом.

При этом сама «статусность» определяется основными социально-демографическими признаками, в том числе страной «исхода», происхождением мигранта и другими характеристиками. Например, хорошо известно о дифференцированности культуры, имеющей городской и деревенский качественные полюса, и в этом смысле – разные статусные веса города и села как поселенческих типов исходных пунктов миграции, что во многом нивелирует другой важный показатель – страну эмиграции. Другой аспект – этническая принадлежность приезжего работника – также существенно влияет на характер и тональность отношения к нему со стороны коренных жителей региона: известно, что восприятие русским населением Москвы и области выходцев из славянских стран, а также из стран Европы изначально более благожелательно. Далее, гражданство работника «по умолчанию» служит одним из определяющих триггеров отношения к нему. Так, эмпирически проявленное предпочтение «братьев из Беларуси и Украины» представителям стран Центральной Азии и Кавказа обусловлено, помимо заведомо более теплого отношения к представителям славянских этносов, еще и тем, что они являются носителями однокоренной культуры и, скорее всего, имеют более высокие образовательный и профессиональный уровни. А вот «дремучая Азия» в представлении русского населения столичного региона, образ жизни которого во многом следует европейским нормам, настораживает и раздражает.

Осознавая и непосредственно ощущая последствия повседневного присутствия трудовых мигрантов в жизни городского социума, население Московии неодинаково воспринимает различные национальные, этнические черты многоликой миграционной диаспоры. Одна из важных для принимающей стороны характеристик цивилизованного – образовательного, культурного, религиозного – «качества» мигрантов – это, как уже отмечалось, «страна убытия», от которой априори зависит отношение к приезжему, и которой как раз во многом определяется его «статусность» как трудового мигранта. Опирающийся на фактические данные рейтинг предпочтительности стран, из которых в Россию, в Москву и область едут на заработки, не отличается большим разнообразием.

Чуть более четверти жителей Московского региона симпатизируют выходцам с Украины и Беларуси (27,5 и 25,7%, соответственно, для этих стран), еще 8,8% – гражданам Молдовы. И это, собственно, все, не считая большого количества других статистически ничтожных вариантов, лишь объединенно выражаемых весом 14,4% опрошенных.

Полученное распределение убеждает, что ни одна из постсоветских стран Центральной Азии и ни один из регионов Северного Кавказа, как раз и ставших традиционными для Москвы и области пунктами исхода мигрантов, не пользуются заметной симпатией. Более того, приезжие именно из этих стран вызывают наиболее оформленное негативное отношение. Рейтинг стран, граждане которых имеют в сознании населения столичного региона статус иммигрантского «нон грата», наглядно иллюстрирует данный тезис. И это эмпирический факт (рис. 5).

Рис. 5. Распределение ответов на вопрос: «К мигрантам из каких стран Вы относитесь отрицательно?»[14 - Сумма числовых показателей превышает 100%, так как соответствующий вопрос допускал возможность нескольких вариантов ответа. Варианты ответа не предлагались – респонденты называли страны самостоятельно.]

Толерантность и перспективы интеграции

Рассуждая о природе, содержании и факторах риска взаимоотношений русского населения Московского региона с мигрантами, эксперты, прежде всего, отмечают, что, как правило, взаимодействие москвичей с мигрантами, в большей или меньшей степени уже интегрированными в российское общество, не носит изначально конфликтный характер: если соседями являются представители различных этнических групп, то они способны прекрасно ладить между собой; практически всех жителей из числа русских устраивает широкая занятость внешних мигрантов в ЖКХ и удовлетворяет качество их работы; нередко русское население готово помогать трудовым мигрантам. Точно так же профессиональная среда не оставляет места для проявлений расовой нетерпимости: если речь идет о высококвалифицированных сотрудниках, то в отношениях работодателя и коллег с ними приходится руководствоваться, преимущественно, соображениями сотрудничества, полезного для бизнеса. Часть обитателей столичного региона в своей повседневной жизни никогда не сталкиваются с межнациональными конфликтами, узнавая о них лишь из телевизионных материалов. Но, кстати, даже эта категория «неискушенных» обывателей живет в постоянном ожидании межэтнических конфликтов, и в этом «заслуга» именно СМИ!

И все же имеющихся, безусловно положительных, примеров явно недостаточно для гарантированного общественного согласия всех этнонациональных сегментов столичного социума. Для предупреждения и противодействия проявлениям ксенофобии, по мнению специалистов, важно конверсировать матрицу социализации трудовых мигрантов, которая предопределяет организацию их жизни в форме обособленных, замкнутых общин, воссоздающих специфическое социальное пространство, с одной стороны, нереферентное общегородскому, с другой – «заземляющее» и замыкающее адаптивный потенциал самих мигрантов в этой социально коллапсированной общине. Необходимо искать перспективные социально-политические решения и создавать условия, стимулирующие более открытый образ жизни общин мигрантов, более прозрачные и свободные границы их этнокультурных пространств и в конечном счете постепенное понижение барьеров межэтнического взаимодействия. Такая стратегия, конечно же, будет способствовать встречному стремлению самих мигрантов адаптироваться, освоить фундаментальные паттерны русской культуры и, с неизбежностью, включению приезжих работников в общественную жизнь региона.

Разумеется высота барьеров межэтнического взаимодействия напрямую зависит от этнокультурной дистанции народов. Например, культурная близость русского, украинского и белорусского народов заметно снижает, благодаря их общей культурной природе, конфликтность совместной жизни с ними для русских москвичей. В большей или меньшей мере это справедливо и для всех славянских народов, представленных в мигрантской среде столичного региона. А из недавней истории хорошо известны примеры конструктивного и бесконфликтного взаимодействия русских и с другими народами, их эффективного культурного диалога. Так, по мнению ряда экспертов, созданные советским кинематографом позитивные образы представителей грузинского и армянского народов до сих пор активно присутствуют в сознании русских и положительно сказываются на их отношении к этим этносам. В целом довольно длительная общая история нынешних постсоветских государств, ведущая отсчет еще со времен царской России и обусловливающая совпадение важнейших фреймов их исторической идентичности, реальное взаимное проникновение культур различных республик, соединенных в составе СССР, необыкновенно сблизили многие согосударственные народы. На современном этапе такую же роль отчасти выполняют телевидение (в эфире российских каналов часто присутствуют ведущие неславянского происхождения), музыка, искусство в целом и другие общественные сферы.

Разумеется, помимо названных, общезначимых примеров толерантного сосуществования российских граждан с представителями иных народов, в социальной жизни Московского региона разнообразно проявляются и многие другие.

Эмиграция vs иммиграция

Сталкиваясь все чаще и по разнообразным поводам в повседневной жизни с иностранными рабочими, заявляющими свои этнокультурные, религиозные и иные «естественные» права, замечая не всегда позитивные изменения социокультурной среды, вызванные нарастающим давлением миграционных масс, коренной житель Московского региона стихийно или сознательно может ставить и решать вопрос о желательности или вынужденности собственного переезда в другое, менее проблемное для него место жительства. В этих условиях можно говорить об определенном эмиграционном потенциале русского населения Московского региона.

Действительно, эмпирические данные свидетельствуют, что часть жителей столицы и области начинают подумывать о собственной эмиграции из родных мест как реакции на усложняющуюся и утрачивающую свое былое качество жизнь, в том числе и по причине миграционного прессинга.

В настоящий момент четверть (24,4%!) русского населения Москвы и Подмосковья с большей или меньшей уверенностью заявляет о своей готовности уехать из столичного округа на постоянное проживание в другой регион России или за ее рубежи. При этом о своей эмиграции как о решенном вопросе, при ее надлежащем стимулировании и поддержке, говорит каждый седьмой (14,4%) житель из числа русских. Если намерения, пока еще гипотетические, этой части населения будут реализованы, то общий миграционный поток, одной мощной струей уносящий из региона русское население, а другой – приносящий в него все новые этномассы, полностью изменит социокультурный ландшафт Москвы и Подмосковья, вызовет их радикальную этнокультурную «перелицовку». Тогда и оставшиеся три четверти (74,2%) нынешних русских «стойких» обитателей столичного региона, пока декларирующих твердый местечковый патриотизм, тоже, скорее всего, будут быстро и катастрофически смыты «миграционным селем» в иные заповедные места национальной русской идентичности.

Вероятная опасность и без того тревожной ситуации усиливается, когда обнаруживается, что наиболее решительно на возможный «исход русских из Москвы» настроены именно молодые поколения: миграционному настроению подвержены 33,7% самых молодых граждан (18–29 лет) Москвы и области, участвовавших в исследовании, и 41,1% в следующей возрастной страте – 30–39 лет. Причем две трети из них тверды? в своих намерениях уехать. Повышенную потенциальную мобильность демонстрируют и люди с высоким уровнем образования (суммарно, с большей или меньшей категоричностью, 30,1%).

Чем же вызвана такая «охота к перемене мест» и куда конкретно намерены держать путь возможные московские эмигранты? Ответ на первый вопрос – о причинах эмиграции русского населения столичного региона – частично уже содержится в ранее выполненном анализе ситуации, хотя им, разумеется, и не исчерпывается. И потому эта тема нуждается в дополнительной разработке и прояснении методами эмпирического исследования.

Итак, каждый второй (50,9%), вознамерившийся оставить родные пенаты, вынуждаем к этому шагу неудовлетворительным, с его точки зрения, состоянием отечественной экономики. Каждый третий (35%) – неудовлетворенностью политической ситуацией в стране. Третий по распространенности «чемоданный» мотив (28,6%), по-видимому, коррелирован с первыми двумя: не имея твердого экономического базиса и политических гарантий, человек не уверен вбудущем своих детей.

Из других причин вероятного отъезда, помимо узнаваемых и хорошо интерпретируемых в контексте общеизвестных проблем (неудовлетворительная безопасность, безработица, нерешенность жилищного вопроса), заслуживает внимания то, что определенная, весьма немалая часть (17,3%) коренных жителей региона, представляющих русский этнос, чувствует себя чужими в своем доме. А каждый 20-й (5%) прямо заявляет о плохом отношении к русским как основании для бегства из этого дома. Эти 5%, конечно, совершенно не делают «эмиграционную погоду» в столичном регионе, но сам факт появления этой величины, причем в исконно русской этнокультурной вотчине, заставляет с большим вниманием присмотреться к процессам миграции, идущим на территории Москвы и Московской области, так как за ними вся Россия.

Ответ на второй прямой вопрос, восполняющий представление о текущих эмиграционных намерениях русских жителей Москвы и области – «камо грядеши», – сформулирован в виде дилеммы. Так, большинство (54,5%) русских, ныне изъявляющих желание уехать из Московского региона, планируют стать гражданами другой страны. И это, увы, не новый сюжет в российской действительности, особенно в среде молодых и хорошо образованных людей. Но вторая доля возможных эмигрантов (41,8%) собирается переехать из-под стен Московского Кремля в другой регион России, и вот эта тема российской реальности уже определенно новая и пока малоизученная. Насколько устойчива и сущностна мотивация этих намерений, выражают ли последние длительный цивилизационный тренд (включая практику использования карьерного и социального «лифтов» в регионе или, напротив, новомодное движение «дауншифтинга») или являются сугубо ситуативной реакцией на нынешнее status quo в московской окр?ге? Эти и другие сопряженные вопросы адресованы будущим исследованиям. Пока же можно отметить только то, что в сторону зарубежья чаще других смотрят обитатели столичного мегаполиса, граждане, имеющие высокий доход. Ближний прицел предполагаемого переезда, напротив, в большей мере имеют жители Подмосковья, люди среднего достатка.

Библиография

1. Алисов Н.А., Гаспаришвили А.Т., Исаев А.К., Оносов А.А. Трудовая миграция в Москве: Факты, мнения, перспективы (Ситуационный анализ и моделирование национальной миграционной стратегии). М.: Изд-во Московского ун-та, 2015. 448 с.

2. Аналитический отчет по результатам социологического исследования «Литовцы в Калининградской области». Международный исследовательский проект ENRI-EAST «Взаимодействие европейской, национальной и региональной идентичностей: Нации между государствами вдоль новых границ Европейского Союза». М.: ЦСИ МГУ имени М.В. Ломоносова, 2009. 124 с.

3. Аналитический отчет по результатам социологического исследования «Межнациональные отношения». М.: ЦСИ МГУ имени М.В. Ломоносова, 2005. 144 c.

4. Большаков А.Г., Зазнаев О.И. Формирование гражданской идентичности: Проблемы, современное состояние, перспективы // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. № 12 (26). С. 38–41.

5. Иванова С.Ю., Шульга М.М. «Русская этническая» и «российская» идентичность: Соотношение понятий // Вестник Южного научного центра РАН, 2010. Т. 6. № 4. C. 96–104.

6. Крылов А.Н. Религиозная идентичность. Индивидуальное и коллективное самосознание в постиндустриальном пространстве. М.: Икар, 2012. 306 c.

7. Оносов А.А., Гаспаришвили А.Т. Измерения идентичности русских: Социологические оценки и гуманитарная экспертиза // Вестник РУДН. 2016. Серия «Социология». № 2. С. 336–347.

8. Оносов А.А., Гаспаришвили А.Т. Этнизация массового сознания русских в Московском регионе: Экспертная оценка процесса // Вестник РУДН. 2016. Серия «Социология». № 3. С. 530–541.

9. Хотинец В.Ю. Этническая идентичность и толерантность. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2002. 124 с.

10. Bogardus E.S. A Social Distance Scale // Sociology and Social Research. 1933. Vol. 17. P. 265–271.

References

Alisov N.A., Gasparishvili A.T., Isaev A.K., Onosov A.A. Trudovaja migracija v Moskve: Fakty, mnenija, perspektivy (Situacionnyj analiz i modelirovanie nacional'noj migracionnoj strategii). [Labor migration in Moscow: facts, opinions, prospects (Situation analysis and national migration strategy modeling)]. Moscow: Izd-vo Moskovskogo un-ta, 2015. 448 p.

Analiticheskij otchet po rezul'tatam sociologicheskogo issledovanija «Litovcy v Kaliningradskoj oblasti». Mezhdunarodnyj issledovatel'skij proekt ENRI-EAST «Vzaimodejstvie evropejskoj, nacional'noj i regional'noj identichnostej: Nacii mezhdu gosudarstvami vdol' novyh granic Evropejskogo Sojuza». Moscow: CSI MGU imeni M.V. Lomonosova, 2009. 124 p.

Analiticheskij otchet po rezul'tatam sociologicheskogo issledovanija «Mezhnacional'nye otnoshenija». Moscow: CSI MGU imeni M.V. Lomonosova, 2005. 144 p.

Bogardus E.S. A Social Distance Scale // Sociology and Social Research. 1933. Vol. 17. P. 265–271.

Bol'shakov A.G., Zaznaev O.I. Formirovanie grazhdanskoj identichnosti: Problemy, sovremennoe sostojanie, perspektivy // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i juridicheskie nauki, kul'turologija i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. Tambov: Gramota, 2012. N 12 (26). P. 38–41.

Hotinec V.Ju. Jetnicheskaja identichnost' i tolerantnost'. Ekaterinburg: Izdatel'stvo Ural'skogo universiteta, 2002. 124 p.

Ivanova S.Ju., Shul'ga M.M. «Russkaja jetnicheskaja» i «rossijskaja» identichnost': Sootnoshenie ponjatij // Vestnik Juzhnogo nauchnogo centra RAN, 2010. Vol. 6. N 4. P. 96–104.

Krylov A.N. Religioznaja identichnost'. Individual'noe i kollektivnoe samosoznanie v postindustrial'nom prostranstve. Moscow: Ikar, 2012. 306 p.

Onosov A.A., Gasparishvili A.T. Izmerenija identichnosti russkih: sociologicheskie ocenki i gumanitarnaja jekspertiza // Vestnik RUDN. 2016. Serija «Sociologija». N 2. P. 336–347.

Onosov A.A., Gasparishvili A.T. Jetnizacija massovogo soznanija russkih v Moskovskom regione: Jekspertnaja ocenka processa // Vestnik RUDN. 2016. Serija «Sociologija». N 3. P. 530–541.

Современные тенденции в экономических отношениях России со странами Центрально-Восточной Европы