Доктор Проктор и его машина времени

– А мы завтра выучим французский, – сказал Булле.

– Завтра? Это невозможно.

– Да что в этом сложного? Здесь ведь даже дети говорят по-французски.

Булле выдавил немного пасты из тюбика на зубную щетку и стал старательно чистить зубы.

– На это уйдут недели и месяцы, – сказала Лисе. – А как мне кажется, у нас нет этого времени.

– Мы запросто справимся, – буркнул Булле. – В понедельник у меня репетиция в оркестре.

– Перестань нести вздор, Булле. Я серьезно.

Она повернулась к своему другу. Булле улыбался ей, демонстрируя белые как снег зубы. Невероятно белые, по правде говоря. Лисе в жизни еще не видела у него таких белых зубов. Булле был не из тех, кто чистит зубы с утра до вечера.

– Булле, что случилось с твоими зубами? – спросила она. – Булле! Отвечай!

Но Булле продолжал улыбаться белозубой улыбкой, словно его нижние зубы приклеились к верхним. «Да ведь так оно и есть!» – поняла Лисе, заметив ужас в его глазах и то, как дико Булле размахивал зубной щеткой. Она взглянула на полочку с зеркалом. Тюбик с зубной пастой был по-прежнему закрыт, а колпачок с лежащего рядом тюбика клея снят.

Она схватила тюбик и громко прочитала:

– «Быстродействующий суперклей доктора Проктора». Булле, ты взял не тот тюбик!

Булле виновато пожал плечами, улыбаясь идиотской белозубой улыбкой.

Лисе вздохнула и стала копаться в своей сумочке, пока не нашла пилочку для ногтей.

– Стой смирно! – скомандовала девочка. – Помогай!

Булле обеими руками растянул губы, Лисе просунула пилочку в правый угол его рта и стала пилить. Булле напевал «Марсельезу», а Лисе медленно продвигалась слева направо, отделяя его верхние зубы от нижних.

– Ну и ну! – сказал Булле, когда она закончила и он посмотрел на себя в зеркало. – Ты только взгляни на мои белые зубы! Теперь они наглухо запломбированы, в них никогда не будет ни единой дырки, мамуля Лисе. Мне больше в жизни не придется ходить к зубному. – Он схватил тюбик клея. – Хочешь тоже попробовать?

– Спасибо, не надо. Как ты думаешь, зачем здесь лежит Быстродействующий суперклей доктора Проктора? Вместе с напильником и всем прочим?

– Элементарно, – сказал Булле. – Доктор ремонтировал ванну.

– Может быть, – зевнула Лисе. – На сегодня хватит размышлений.

Но когда они уже легли спать, Лисе долго не могла заснуть, прислушиваясь к тому, как в ванной падают капли. Они напоминали ей печальные вздохи. С улицы доносились далекий гул машин и звуки аккордеона. И еще какой-то скрип – то ли уличного фонаря, раскачивающегося на ветру, то ли роликового конька на деревянной ноге.

Хотя неудивительно, что в голову лезли странные мысли: вокруг сгустилась тьма, а Лисе была одна в большом незнакомом городе. Она посмотрела на Булле. Ну, все равно что одна.

«Завтра, наверное, будет веселее», – подумала Лисе.

И как в воду глядела.

Глава 5. Канкан, улитки и Маргарин

Булле проснулся оттого, что Лисе трясла его за плечи.

Он заморгал от дневного света, лившегося в окно, и увидел, что она уже одета.

– Девять часов, – сказала она. – Я пойду искать библиотеку – хочу взять норвежско-французский разговорник.

– Что-что взять?

– Словарь с французскими и норвежскими словами, чтобы люди хоть немножко понимали, что мы говорим.

Булле сел на кровати.

– А как ты найдешь библиотеку?

– Буду спрашивать на улице. Библиотека и по-французски библиотека.

– Я так и думал, – сказал Булле. – А что у нас на завтрак?

– Ничего, – сказала Лисе. – На завтрак здесь подают только воздух и чуть-чуть кофе с молоком.

Я куплю тебе французский батон на обратном пути.

– Поторопись, – сказал Булле и спустил ноги на пол.

Ноги сами собой запрыгали по линолеуму, как будто проверяли, холодный ли пол.

Когда дверь за Лисе захлопнулась, Булле соскочил на пол – который оказался не холодным, а просто ледяным – и помчался в ванную. Вскарабкавшись на стул перед умывальником, он помахал в знак приветствия. Из зеркала ему улыбнулся и помахал в ответ чрезвычайно энергичный рыжеволосый молодой человек небольшого роста, но необыкновенного ума и привлекательности. Да, Булле остался очень доволен парнем в зеркале и решил подарить ему горячую ванну в это зябкое утро.

Булле открыл краны и посмотрел, как вода заполняет ванну, а потом стал искать мыло или пенку. Не найдя ничего, он вспомнил, что Лисе взяла с собой мыльную стружку. Он нашел ее рюкзак, а в нем рядом с двумя длинными носами-прищепками лежала, как он и думал, банка с этикеткой «МЫЛО ВРЕМЕНИ». Булле взял один нос и банку, подошел к ванне и насыпал в нее немного землянично-красного порошка.

«Времени или не времени – чепуха. Главное, это мыло!» – подумал Булле, глядя, как вода начала пузыриться, пока пена не заполнила всю поверхность. Булле разделся догола, взобрался на край ванны, нацепил на нос прищепку и завопил:

– Бабах!

В прыжке он обхватил колени руками и плюхнулся в пену. Получилось идеально, с максимальным эффектом: мыльная пена и вода брызнули на стены до самого потолка. Млея от удовольствия, Булле погрузился на дно и остался лежать и смотреть вверх. Поверхность воды была покрыта таким толстым слоем пены, что до дна доходил только слабый свет. В этом свете он увидел необыкновенно красивую радугу. Совсем как на афише с разноцветными танцовщицами, высоко взметнувшими ноги в канкане на сцене «Мулен руж» в Париже 1909 года. В том, который существовал тогда.

И в тот же миг ванна плавно закачалась, а поверхность воды стала вздыматься и опускаться, как будто пол крупно задрожал. Вот черт, неужели рушится дом? И откуда вдруг музыка?

Булле сел и поднялся из пены. И так и остался стоять – абсолютно голый, со стекающей с тела пеной. Пол больше не дрожал. Потому что длинная шеренга одетых в красное танцовщиц канкана остановилась. И уставилась на Булле в таком же изумлении, какое было написано на его собственном лице.

– Откуда он взялся? – услышал он шепот одной из танцовщиц.

– И откуда ванна? – прошептала другая.

– А что у него на носу? – вскрикнула третья.

– По-моему, он милашка, – хихикнула четвертая.

Булле заморгал от яркого света. А публика сидела в зале с открытыми ртами и изумленными лицами, словно присутствовала при немного неожиданной высадке человека на Луну. Булле не понял ничего. Кроме того, что он попал на сцену «Мулен руж».