Дама поднялась, посмотрела за стойку.
– Вот как. С вас три тысячи пятьсот крон.
Лисе положила на стойку деньги. Дама пересчитала двадцать сотенных купюр, но потом остановилась и подняла бровь, когда увидела две тысячекроновые купюры.
– Это что, шутка? – спросила она.
– Шутка? – не поняла Лисе.
– Ну да. Эти купюры недействительны. Они выпущены в… – Она присмотрелась. – В тысяча девятьсот пятом году. Они давным-давно вышли из обращения. У вас есть купюры нашего времени?
Лисе покачала головой.
– Я очень сожалею, но тут хватает только на один билет до Парижа.
– Но… – в отчаянии начала Лисе. – Но…
– Вот и прекрасно, – раздался голос из-под стойки. – Дайте нам один билет.
Лисе посмотрела вниз, на Булле. Он кивнул.
Когда она опять подняла голову, дама уже протягивала ей готовый билет.
– Счастливого пути в Париж! Я надеюсь, тебя там встретят взрослые.
– Я тоже, – тихо вздохнула Лисе и посмотрела на билет и на старые тысячекроновые бумажки Распы. – Что нам теперь делать? – спросила она в отчаянии, когда они стали приближаться к контролю безопасности.
– Спокойно, – сказал Булле. – У меня есть одна мыслишка.
– Мыслишка? Какая?
– Та, что ты поедешь одна, – сказал Булле.
Лисе в ужасе посмотрела на него.
– Од-дна?
Надо же, она тоже стала заикаться.
Когда Лисе входила в самолет, благоухающая всеми приятными запахами стюардесса с яркой помадой на губах улыбнулась:
– Ой, у тебя целых два ранца?
– Много уроков, – буркнула Лисе.
Вид у девочки был усталый, она явно нуждалась в помощи.
– Давай я тебе помогу.
Стюардесса подхватила ранцы, положила их между двумя сумками на колесиках на полку для багажа и захлопнула крышку.
Лисе нашла свое место, пристегнула ремень безопасности и выглянула в окно. Снаружи не было ни души, только ехали автомобиль-цистерна с горючим и похожий на игрушечный поезд из тележек с чемоданами. На крыльях самолета тоже никого не было. Ни на правом, ни на левом. Вроде бы все нормально. Но до взлета оставалось еще несколько минут.
Лисе изучила брошюру с инструкциями по безопасности: на картинках люди с необыкновенно жизнерадостным видом ползли к выходу из самолета по подсвеченной указателями дорожке. Она зевнула. День был очень тяжелым, ночью она почти не спала. Она закрыла глаза, и тут же в голове зазвучали слова женщины из часовой лавки «ЛАНГФРАКК»: «Только смерть может изменить историю. Изменить высеченное в камне можно только ценой собственной жизни».
С этими словами Лисе заснула и не заметила, как самолет запустил двигатели и взлетел. Земля под ним провалилась вниз, Осло становился все меньше и наконец исчез. Потом исчезла суша, и они полетели над морем. А потом суша опять появилась внизу, но она звалась уже Германия и Нидерланды. Когда они в конце концов стали снижаться над Парижем и Лисе проснулась от голоса капитана, который призывал пристегнуть ремни безопасности, было уже темно и под крылом мерцали тысячи огней. Лисе знала, что там внизу живут миллионы людей. А она была всего лишь маленькой девочкой с Пушечной улицы. Лисе почувствовала себя ужасно одинокой и закусила нижнюю губу, чтобы та не дрожала.
Они приземлились в огромном аэропорту, названном в честь какого-то президента-покойника по имени Шарль[6 - Парижский аэропорт носит имя Шарля де Голля.]. Стюардесса помогла Лисе снять с полки ранцы, утешительно похлопала ее по щеке и прощебетала, что желает приятно провести выходные в Париже. Лисе шла по длинным коридорам, стояла на длинных движущихся лентах эскалаторов, ждала в долгих очередях перед паспортным контролем. Потом поменяла остаток норвежских денег на евро и осталась почти без сил, когда, выйдя из здания терминала, поставила на заднее сиденье такси ранцы и села рядом.
– У аллеву?[7 - Куда ехать? (фр.)] – спросил шофер.
Лисе не знала по-французски ни слова, но что может спросить таксист первым делом? Куда ехать, что же еще. И тут до нее дошло, что во всей этой суматохе она совершенно забыла название пансиона. Она помнила лишь, что в названии упоминается картошка.
– Пансион «Картофель», – предположила она и крепко прижала к себе ранцы.
– Кеске восаве ди?[8 - Что вы говорите? (фр.)] – произнес шофер вопросительным тоном и посмотрел на нее в зеркало.
– Э-э, – сказала она. – «Картофельные крокеты»?
Шофер повернулся к ней и спросил «У?» уже громче и раздраженным тоном.
Обычно в голове у Лисе все было разложено по полочкам, но сейчас там царил страшный кавардак.
– «Картошка», – сделала она еще одну попытку и почувствовала, как к горлу подкатывают слезы.
Шофер покачал головой.
– Пансион «Картофельное пюре»?
Шофер разразился длинной французской тирадой, которая вряд ли была формулой вежливости. Потом наклонился к задней двери рядом с Лисе, открыл ее, крикнул: «Аут!» – и резким жестом показал на улицу.
– Пансион «Пом фри!»
Шофер так и застыл, глядя на Лисе. А все потому, что голос, произнесший эти слова, не был похож на голос маленькой девочки, сидевшей на заднем сиденье. И, кроме того, исходил он совсем не от нее, а из школьного рюкзака рядом с ней.
– А, – сказал шофер и просветлел. – Пансион «Ле пом фри»?
Лисе закивала изо всех сил.
Шофер, посмеиваясь, закрыл дверь, завел машину и поехал.
Лисе откинулась на заднем сиденье и облегченно вздохнула.
Рядом с ней кто-то прошептал:
– Эй! Может быть, пора выпустить меня на свободу?
Лисе ключиком отперла замок и открыла молнию на передней стороне рюкзака. Оттуда мигом вылез крохотный мальчишка с огромными веснушками и ярко-рыжим чубом, как у Элвиса Пресли.