– Итак, мы летим в Париж, – сказала Лисе. – Одни.
– Одни, но вместе, – поправил ее Булле. – И это совсем недалеко.
– Дальше, чем до Сарпсборга, – сказала Лисе.
– Подумаешь, – хмыкнул Булле.
– Я должна отпроситься у мамы и папы, – сказала Лисе.
– Забудь об этом, – сказал Булле. – Тебя не пустят. Скажут, что надо обратиться в полицию в Париже. А мы-то знаем, что из этого получится.
– Да? – неуверенно произнесла Лисе. – И что же из этого получится?
– Ни-че-го, – ответил Булле. – Ни один взрослый не верит в изобретения доктора Проктора. «Мыло для путешествий во времени? – скажут они. – Что за вздор?» Поэтому профессор и прислал открытку именно нам. Он знал, что никто другой не поверит ему, ведь так?
– Может быть, – осторожно согласилась Лисе. – Но… Но ты уверен, что мы верим ему? Он очень хороший, но в то же время немножко… чокнутый.
– Конечно, я уверен, что мы ему верим, – сказал Булле. – А доктор Проктор совсем не немножко чокнутый. Он чокнутый давно и бесповоротно.
– Вот именно, – сказала Лисе. – Тогда почему же ты ему веришь?
– Элементарно, моя дорогая Лисе. Доктор Проктор – наш друг. А друзья всегда верят друг другу.
Лисе долго смотрела на луну. Потом кивнула.
– Это, – заметила она, – самое верное из того, что ты сказал за очень долгое время. Так что же мы делаем?
– Завтра пятница, да? Ты придешь домой и скажешь, что твоя подруга из Сарпсборга пригласила тебя провести выходные у нее. Тебе нужно после школы сесть на поезд, а там тебя встретят на вокзале.
– Это можно, – сказала Лисе и закусила губу. – А как ты?
– Я скажу маме, что поеду на выходные с оркестром в Арвику.
– С оркестром? Так вдруг?
Булле пожал плечами:
– Мама это проглотит, она всегда не в курсе событий. Она будет лишь рада избавиться от меня на пару дней. Когда пойдешь завтра в школу, положи в рюкзак кое-что сверх обычного, не очень много и только то, что начинается на «П»: паспорт, портмоне, пастилу и тому подобное. Мы оба идем в школу и делаем вид, будто все как всегда, договорились? А после школы едем в центр, в эту часовую лавку…
– Часовую лавку «Лангфракк», – сказала Лисе.
– Именно. Мы продаем там марку, едем на автобусе в аэропорт, покупаем билеты на ближайший самолет до Парижа, регистрируемся на рейс, и – р-раз! – мы уже в Париже.
Лисе пожевала нижнюю губу и обдумала сказанное Булле. Тут «р-раз», там «р-раз», подумала она. Булле имел удивительную способность говорить так, что некоторые очень сложные вещи вдруг становились простыми.
– Итак, – сказал Булле. – Что же у нас получается?
Лисе посмотрела на банку. От лунного света землянично-красный порошок в ней мерцал красиво и загадочно. Потерялся во времени? Мыло времени? Ванна – машина времени? Просто бред какой-то.
– Знаешь, все-таки будет лучше, если мы покажем открытку папе, – медленно сказала она.
– Лучше? – сказал Булле. – Если бы так было лучше, доктор Проктор прямо попросил бы об этом в своей открытке!
– Я знаю, но будь реалистом, Булле. Взгляни на нас. Кто мы такие? Всего лишь дети.
Булле тяжело вздохнул. Он положил руку на плечо Лисе и впился в нее пристальным взглядом, потом сделал глубокий вдох и возвестил благостным голосом:
– Послушай меня, Лисе. Мы с тобой одна команда, нам безразлично, что говорят все прочие. Будто бы мы несчастные игроки из команды в самом низу таблицы, которые вот-вот вылетят в нижний дивизион. Но мы знаем то, чего не знают они. – Булле аж задрожал от вдохновения. – Мы, дорогая Лисе… знаем… ну, знаем… что мы… что там полагается сказать дальше?
– Мы знаем, – продолжила Лисе, – что если друзья помогают друг другу, то один плюс один плюс один будет не три, а гораздо больше.
– Вот-вот! – сказал Булле. – Ну? Так что? Твой ответ «да» или «нет»?
Лисе долго смотрела на Булле. Потом сказала всего одно слово:
– Прикрытие.
– Прикрытие? – ничего не понимая, повторил Булле.
– Я беру с собой прикрытие-зонтик. С собой можно брать только то, что начинается на букву «П», а насколько я знаю, в это время года дождь в Париже идет непрерывно.
Булле два раза моргнул. Потом до него дошло.
– И-и-и! – восторженно закричал он и запрыгал на месте. – Мы едем в Париж! Канкан! Шампанское! Танцовщицы! Елисейские Поля!
Он продолжал кричать обо всех парижских прелестях, пока Лисе не остановила его. Пора было ложиться спать.
Когда Лисе пожелала родителям спокойной ночи и папа закрыл дверь в спальню, девочка, как обычно, осталась сидеть на своей кровати, глядя на желтую занавеску на втором этаже дома напротив. Она знала, что очень скоро на занавеску упадет слабый свет лампы и начнется вечернее представление – театр теней – для единственного зрителя, самой Лисе. Крохотные пальчики Булле будут бросать на занавеску тени, их силуэты будут выглядеть как танцовщицы, выплясывающие канкан. И Лисе, глядя на тени, будет думать об истории, которую им рассказывал доктор Проктор, о таинственном исчезновении Жюльет много лет назад. Дело было примерно так.
Жюльет и доктор Проктор встретились в Париже и полюбили друг друга. В один прекрасный день несколько недель спустя Жюльет постучала в дверь его комнаты в пансионе. Он ужасно обрадовался, когда девушка спросила, не хочет ли он жениться на ней.
И в то же время ужасно удивился, когда она попросила его сейчас же сесть на мотоцикл и отправиться в Италию, в Рим, чтобы заключить там брак, причем как можно скорее. Жюльет ну никак не могла объяснить всю эту спешку, поэтому доктор Проктор аккуратно упаковал свой единственный приличный костюм и отправился в путь, ни о чем не спрашивая. Впрочем, он подозревал, в чем причина. Папа Жюльет был бароном. И хотя семья барона Маргарина перестала быть богатой семьей давным-давно, барон по-прежнему считал, что изобретатель-неудачник, да еще и норвежец по национальности, не слишком подходящая пара для баронской дочери Жюльет. И вот Жюльет и Проктор помчались на мотоцикле ночью через всю Францию, чтобы вступить в брак. Они только что заправились в одной деревне рядом с итальянской границей и подъехали к мосту. Тут-то все и случилось. Что именно случилось, доктор Проктор так и не понял. Перед глазами у него вдруг потемнело, а когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на асфальте и горло у него болит. Плачущая Жюльет стоит, склонившись над ним. За ее спиной виден приближающийся черный лимузин. Жюльет говорит, что это лимузин ее отца, барона, и ей надо поговорить с отцом наедине. Пусть Проктор едет дальше в Италию и ждет ее там. Доктор Проктор еще не вполне пришел в себя и вдобавок растерялся, поэтому безропотно подчинился. Но, обернувшись на противоположной стороне моста, он увидел, что Жюльет садится в лимузин, лимузин разворачивается и уезжает. Тогда доктор Проктор видел свою Жюльет в последний раз.
Лисе вздохнула. Вторая часть истории профессора о юношеской любви была такая же грустная, как и первая.
Прождав Жюльет на границе три дня, доктор Проктор позвонил ей домой с телефона-автомата в приграничном кафе. Трубку взял сам барон. Он объяснил, что Жюльет взялась за ум и поняла, что никак не может выйти замуж за Проктора. Она очень сожалеет, но все это для нее очень тяжело, и она не хочет больше говорить с Проктором и видеть его. Так будет лучше.
Потрясенный и измученный доктор Проктор вернулся на мотоцикле в Париж. В пансионе его уже поджидал полицейский, он протянул доктору некий конверт и грубо предложил прочитать письмо. Там говорилось, что студента Проктора исключают из университета и выдворяют из Франции в связи с подозрением о его принадлежности к организации террористов, изготавливающих оружие массового поражения. Основой для подозрения стал случай, когда во время эксперимента в химической лаборатории студент Проктор и еще один студент-норвежец чуть не взорвали весь университет.
Доктор Проктор попытался объяснить полицейскому, что они с коллегой всего лишь допустили ошибку, работая над порошком для машины времени. И вообще, не было никакого «страшного взрыва», взрыв был совсем не страшный, ни капельки. Полицейский велел Проктору отправляться в комнату собирать чемодан. Проктор был готов поклясться, что за высылкой скрывался барон Маргарин. Но сделать ничего было нельзя.
Вот так и вышло, что много лет назад страдающий от несчастной любви молодой человек приехал в Осло и в конце концов осел в покосившемся и всеми забытом доме в самом конце Пушечной улицы. В основном потому, что дом был дешевым, без телефона, и туда вообще никто не приходил. Идеальное жилье для того, кто любит разговаривать только сам с собой и непрерывно что-нибудь изобретает.
Лисе сидела в спальне своего красного дома и смотрела на синий дом профессора. Ей пришла в голову мысль, что это она, Лисе, во всем виновата. Это ведь она настояла, чтобы доктор Проктор отправился в Париж на поиски Жюльет Маргарин, верно? Конечно она. И вот теперь он попал в беду, причем неизвестно, в какую именно.
Балет в театре теней, устроенный пальцами Булле на противоположной стороне улицы, закончился поклоном. Потом пальцы превратились в уши кролика, помахали, что означало «Спокойной ночи!», и свет погас.
Лисе вздохнула.