Голубой горизонт

– Помню.

Это путешествие было главным приключением в жизни Джима.

– Клебе проведет фургоны через тот перевал и встретится с тобой на краю неизведанных земель, на равнине, у небольшого холма в форме головы бабуина.

– Да, мы там охотились и убили большого сернобыка. Как раз перед возвращением в колонию. – Джим ярко припомнил то разочарование, которое он испытал, когда они повернули в обратную сторону. – Я так хотел пойти дальше, к следующему горизонту и к следующему, пока не достиг бы края земли…

Баккат засмеялся:

– Ты всегда был нетерпеливым мальчишкой и до сих пор остаешься таким. Твой отец встретится с тобой у холма Голова Бабуина. Ты можешь добраться туда без меня, Сомоя? – Он с легкой насмешкой посмотрел на Джима. – Но твой отец выйдет из Хай-Уилда только в том случае, если будет уверен, что Кейзер отправился за Бомву и Мансуром, и когда я вернусь с твоим ответом.

– Передай отцу, что я приду туда.

Баккат встал и потянулся за луком и колчаном.

– Но ты не можешь уйти прямо сейчас, – сказал Джим. – Еще темно, а ты не отдыхал как следует с тех самых пор, как вышел из Хай-Уилда.

– Меня поведут звезды. – Баккат направился к двери хижины. – И Клебе велел мне возвращаться сразу же. Увидимся снова у Головы Бабуина. – Он перешагнул порог и оглянулся, улыбаясь Джиму. – А до тех пор будь спокоен, Сомоя. И всегда держи Велангу рядом, потому что мне кажется, что, хотя она пока еще молода, из нее получится прекрасная женщина, похожая на твою мать.

С этими словами он исчез в ночи.

Баккат двигался в ночи так же быстро, как любая из ночных тварей, но он поздно вышел из Маджубы, и утренний свет уже усиливался, когда он добрался до скелета антилопы канны. Баккат сел рядом с ним на корточки и стал высматривать следы, способные подсказать ему, кто или что побывали здесь со вчерашнего дня. Стервятники, сгорбившись, расселись на окрестных скалах. Земля вокруг скелета была усыпана их перьями, камни вокруг останков антилопы покрылись белыми потеками их жидкого помета. Когти птиц исцарапали землю, но Баккат смог различить следы шакалов и прочих мелких зверей на мягкой почве. Следов гиен здесь не обнаружилось, но это и не удивляло: высоко в горах было слишком холодно для них в это время года. Скелет, хотя и обглоданный дочиста, оставался целым. Гиены бы разгрызли кости.

Если сюда и заглядывал какой-то человек, все его следы стерлись. Однако Баккат был уверен, что его никто не выследил. Мало кто мог распутать оставленный им след. Потом его взгляд остановился на ребрах антилопы, белых и гладких. Вдруг Баккат тихо, тревожно присвистнул, и его уверенность пошатнулась.

Он коснулся голых ребер, провел пальцами по одному, потом по другому… Едва заметные следы на них могли быть естественными или же оставленными кем-то из падальщиков. Но Баккат ощутил тошнотворное сомнение, от которого сжался его желудок. Нет, эти отметины выглядели слишком ровными и равномерными, их оставили не зубы, а орудие. Кто-то соскребал остатки мяса ножом…

Но если это был человек, то он наверняка оставил бы следы обуви, подумал Баккат и начал оглядывать землю вокруг скелета, достаточно далеко – там, где почву не истоптали трупоеды. Ничего! Он вернулся к скелету и снова изучил его. Может, человек был бос, подумал он. Но готтентоты носили сандалии, да и что кому-то из них делать в горах в это время? Они пасут стада на равнинах. Неужели за ним действительно кто-то шел? «Но только один охотник мог прочитать мои следы, – подумал Баккат. – Охотник, который ходит босым? Из племени сан? Кто-то из моего рода?»

Он размышлял над этим и все сильнее тревожился. «Нужно ли мне идти в Хай-Уилд или вернуться и предупредить Сомою?» Баккат колебался, потом наконец принял решение. «Я не могу идти сразу в обе стороны. Я должен идти вперед. Это мой долг. Я должен донести весть до Клебе».

Теперь, утром, он мог двигаться намного быстрее. На бегу его глаза не оставались в покое, ни один звук или запах, сколь угодно слабый, не ускользал от его внимания. Когда он огибал заросли низких кустов, обросших серым мхом, его ноздри раздулись – он уловил запах фекалий. Баккат свернул в сторону, чтобы найти источник запаха, и через несколько шагов обнаружил его. Одного взгляда ему хватило, чтобы определить: это оставлено плотоядным существом, недавно евшим кровь и мясо. Фекалии были черными, полужидкими, зловонными.

Шакал? Но Баккат сразу понял, что это не так. Это должен быть человек, потому что рядом лежали грязные листья, которыми он подтирался. Только племя сан пользовалось листьями умывального куста для таких целей: эти листья были сочными и мягкими, и, когда их растирали между ладонями, они истекали травяным соком.

Теперь Баккат знал, что это тот же самый человек, который ел мясо антилопы, а потом опорожнил кишечник вот тут, у тропы, что вела от Маджубы вниз, с гор; и этот человек был из его собственного племени. Но, кроме самого Бакката, сколько опытных охотников-сан жили в колонии? Его народ предпочитал пустыни и джунгли.

И тут инстинкт подсказал Баккату, кто это должен быть.

– Ксиа! – прошептал он. – Ксиа, мой враг, шел за мной и узнал мои тайны! А теперь спешит в крепость, к своему хозяину. И вскоре они помчатся к Маджубе с множеством всадников, чтобы схватить Сомою и Велангу…

Бакката снова охватила страшная неуверенность.

– Должен ли я вернуться и предупредить Сомою или спешить в Хай-Уилд? Насколько Ксиа опередил меня?

И опять Баккат пришел к тому же решению:

– Сомоя уже ушел из Маджубы. Кейзер и его люди будут двигаться медленнее, чем Сомоя. Если я поспешу, то смогу предупредить и Клебе, и Сомою, прежде чем их нагонит Кейзер.

И он побежал так, как редко бегал прежде, словно за ним гнался голодный лев.

Ксиа добрался до колонии ночью. Ворота крепости были заперты, их не открыли бы до утренней побудки и подъема флага Голландской компании на рассвете. Но Ксиа знал, что в эти дни Гвеньяма, его хозяин, редко ночевал в своей роскошной квартире внутри крепостных стен. У него имелось в городе новое увлечение.

Совет компании в Амстердаме издал строгий указ, согласно которому живущим в колонии бюргерам, а тем более служащим компании запрещалось вступать в интимные отношения с аборигенами. Но, как и многие другие законы Семнадцати, этот существовал лишь на бумаге, и полковник Кейзер имел маленький домик в глубине садов компании. Домик стоял в конце немощеной аллеи, его скрывала высокая живая изгородь из вечнозеленых кустов лантаны. Ксиа не стал тратить время зря, споря со стражей у ворот крепости. Он прямиком направился к любовному гнездышку полковника и проскользнул сквозь брешь в изгороди. В кухне в задней части коттеджа горела лампа, и Ксиа тихонько постучал в окно. Между лампой и стеклом мелькнула тень, знакомый бушмену женский голос спросил:

– Кто там?

Голос женщины звучал резко и нервно.

– Шала! Это Ксиа, – ответил он на языке готтентотов.

Послышался скрип отпираемого дверного засова. Женщина распахнула дверь и выглянула наружу. Она лишь ненамного превосходила Ксиа ростом и походила на ребенка, хотя ребенком не являлась.

– Гвеньяма здесь? – спросил Ксиа.

Она покачала головой.

Ксиа с удовольствием смотрел на нее: готтентоты состояли в родстве с племенем сан, и для Ксиа Шала представляла собой идеал прекрасной женщины. Ее кожа в свете лампы отливала янтарем, темные глаза были слегка раскосыми, скулы – высокими и широкими, а подбородок – узким настолько, что ее лицо напоминало перевернутый наконечник стрелы. Голову женщины, безупречно круглую, покрывали мягкие кудряшки цвета перца.

– Нет, он ушел, – сказала она и открыла дверь шире, приглашая Ксиа войти.

Ксиа колебался. Со времени их прошлых встреч он постоянно видел в воображении Шалу. Она для него была чем-то вроде одного из пустынных цветков суккулентов, вроде кактуса, со свежими пурпурными лепестками. К тому же ему доставляло невероятное удовольствие черпать из горшка с овсянкой, принадлежавшего его хозяину.

Шала как-то раз рассказала Ксиа о мужских достоинствах полковника:

– Это похоже на клюв нектарницы. Тоненький и изогнутый. Он только слегка коснулся моего нектара и тут же упорхнул.

Мужчины племени сан славились сексуальной выносливостью и размерами своих пенисов, совершенно не соответствовавших их маленькому росту. А Шала, имевшая в этом деле немалый опыт, считала Ксиа выдающимся образцом своего народа.

– А где он?

Ксиа разрывался между долгом и искушением.

– Он еще вчера ускакал куда-то с десятком своих людей.

Шала взяла Ксиа за руку и втащила в кухню, тут же закрыв за ними дверь и заперев ее на засов.

– Но куда они поехали? – спросил Ксиа.

Шала уже стояла перед ним, развязывая пояс халата. Кейзеру безумно нравилось наряжать ее в яркие индийские шелка, увешивать жемчугом и одарять разными пышными нарядами и украшениями, которые он во множестве покупал на складах братьев Кортни.

– Он сказал, что они поедут следом за фургонами Бомву, рыжеволосого, – пояснила Шала и позволила халату соскользнуть на пол.

Ксиа судорожно вздохнул. Не важно, как часто он видел эту грудь; она всегда вызвала у него восторженное потрясение.

– Зачем ему ехать за теми фургонами?

Ксиа протянул руки к грудям женщины и сжал их.