Голубой горизонт

– Так же, как мы приехали? – спросила она.

И, не дожидаясь ответа, начала подниматься по склону. Луиза легко держала поводья, сидела на лошади свободно, естественно. Кобыла словно и не замечала ее веса и неслась вверх по крутому склону.

Джим, наблюдая за ними, одобрял стиль девушки. Даже если она привыкла к дамскому боковому седлу, ей удалось легко приспособиться к езде верхом. Джим помнил, как девушка выдержала долгий ночной побег, и удивлялся, как быстро она восстановила силы. Он видел, что она не отстанет от него ни при каких обстоятельствах.

Когда они добрались до гребня, Джим поехал впереди. Он без труда находил дорогу в лабиринте узких долин и теснин. Луизе все эти обрывистые утесы и склоны гор казались совершенно одинаковыми, но Джим без сомнений пробирался между ними.

Когда перед всадниками возникало новое открытое пространство, Джим спешивался и поднимался на какое-нибудь возвышение, чтобы изучить местность впереди через подзорную трубу. Эти остановки давали Луизе возможность полюбоваться грандиозным пейзажем вокруг. После плоских равнин ее родины эти горные вершины казались ей достигающими небес. Девушку окружали темно-коричневые, красные и фиолетовые утесы. Щебнистые склоны густо поросли кустами; на некоторых из них расцвели цветы, похожие на огромные подушечки для булавок, нежно-желтые и ярко-оранжевые. Над ними кружили стайки длиннохвостых птичек; они засовывали изогнутые клювы глубоко в цветки.

– Это нектарницы, – сообщил Джим, когда она вопросительно указала на птиц. – Они пьют нектар из цветов протеи.

Луиза в первый раз после кораблекрушения получила возможность оглядеться вокруг, и все ее чувства оказались захвачены красотой этой неведомой новой земли. Ужасы орудийной палубы «Чайки» уже поблекли в ее памяти, теперь они казались чем-то вроде давнего ночного кошмара.

Тропа, по которой они двигались, снова начала подниматься по крутому склону. Джим остановился перед гребнем и передал Луизе поводья Друмфайра, а сам поднялся выше, чтобы рассмотреть другую сторону горы.

Луиза рассеянно наблюдала за ним. Вдруг движения Джима резко изменились. Он почти припал к земле, согнувшись вдвое, и пополз назад, туда, где она его ждала. Луиза встревожилась, ее голос дрогнул.

– Нас кто-то преследует? Это люди полковника?

– Нет, это кое-что получше. Это мясо.

– Не понимаю.

– Канны. Стадо, штук двадцать или больше. Идут прямо на нас.

– Канны? – переспросила Луиза.

– Самые крупные антилопы в Африке. Здоровенные, как волы, – пояснил Джим, проверяя запал мушкета. – На них много жира, а по вкусу их мясо ближе к говядине, чем у других антилоп. Засолить и провялить или закоптить – и одной канны нам хватит на несколько недель.

– Ты хочешь убить одну? А если полковник гонится за нами? Разве он не услышит выстрел?

– Здесь, в горах, эхо разлетится во все стороны, направление невозможно будет определить. Да и в любом случае я не упущу такой возможности. У нас продукты подходят к концу. Я должен рискнуть, если мы не хотим умереть от голода.

Взяв поводья обеих лошадей, он увел их с тропы и остановился за выступом красной скалы.

– Спешивайся. Держи лошадей и постарайся, чтобы они не оказались на виду. И ни с места, пока я тебя не позову, – приказал он Луизе.

С мушкетом в руках Джим снова взбежал вверх по склону. А перед самым гребнем упал в траву. Оглянувшись на девушку, он увидел, что она выполняет его инструкции, присев за камнями так, что на виду оставалась лишь ее голова.

«Лошади антилоп не напугают, – сказал он себе. – Стадо примет их за других диких животных».

Джим шляпой отер с глаз пот и устроился поудобнее за небольшим скальным выступом, но не лег, а остался сидеть. Если бы он стрелял из положения лежа, отдача тяжелого мушкета вполне могла бы сломать ему ключицу. Джим подложил под приклад шляпу в качестве подушки и прижал к ней приклад, нацелившись на склон.

Глубокая тишина гор висела над долиной; мягкое жужжание насекомых над кустами протеи и изредка раздававшийся жалобный свист краснокрылого горного скворца казались неестественно громкими.

Минуты текли медленно, как густой мед; но вот Джим вскинул голову. Он услышал другой звук, заставивший замереть его сердце. Раздалось негромкое щелканье, словно постукивали друг о друга две сухие палочки. Джим сразу узнал этот звук. Антилопы канны обладали одним особенным свойством, уникальным: мощные сухожилия в их ногах странно щелкали при каждом шаге.

Баккат, маленький желтокожий бушмен, объяснил Джиму еще в детстве, как это случилось. Однажды в незапамятные времена, когда солнце впервые поднялось над миром, а земля была совсем новой, покрытой свежей росой, Кстог, отец всех кхойзанов, бушменов, поймал в хитроумную ловушку Импизи, гиену. А как известно всему миру, Импизи был и остается могущественным магом. Когда Кстог наточил свой нож, чтобы перерезать ему горло, Импизи сказал ему:

– Кстог, если ты отпустишь меня, я сотворю для тебя волшебство. Вместо моей плоти, воняющей грифом, которого я съел, ты получишь холмы белого жира и горы сладкого мяса антилоп канна и будешь жарить их на своем костре всю свою жизнь.

– Как такое возможно, о Гиена? – удивился Кстог, хотя его рот уже наполнился слюной при мысли о мясе антилоп.

Канны обладали хитростью, и поиск их представлял изрядный труд.

– Я наложу на канн чары, и, когда они будут бродить по равнинам и горам, они станут издавать шум, который приведет тебя к ним.

Тогда Кстог отпустил Импизи, и с тех самых пор канны стали издавать щелчки на ходу, предупреждая охотника о своем приближении.

Джим усмехнулся, припомнив историю Бакката. Он осторожно отвел назад тяжелый курок и прижал обитый бронзой приклад к плечу. Щелканье приблизилось, время от времени останавливаясь, но потом возобновляясь. Джим наблюдал за линией гребня прямо перед собой – и вдруг на фоне неба появилась пара больших рогов. Они были толстыми и длинными, как рука сильного мужчины, и закручивались в спирали; их блестящая черная поверхность отражала солнце.

Щелканье затихло, рога медленно качнулись из стороны в сторону, как будто животное прислушивалось. Джим слышал свист собственного дыхания, его нервы натянулись, как тетива лука. Потом снова раздался щелкающий звук, рога стали подниматься выше, и вот уже под ними появились длинные уши и пара огромных глаз. Эти темные глаза, прикрытые длинными ресницами, смотрели смирно и казались наполненными слезами. Глаза посмотрели прямо на Джима, и у него остановилось дыхание. Животное находилось так близко, что Джим видел, как оно моргает, и не осмеливался даже шелохнуться.

Потом самец канны отвел взгляд и повернул большую голову, чтобы посмотреть вниз, на склон, по которому он только что поднялся. И после этого двинулся в сторону Джима, а за ним появилось и остальное стадо. Джим не смог бы обхватить руками мощную шею канны: под ней висел тяжелый подгрудок, раскачивавшийся при каждом шаге. Спина и плечи антилопы стали синими от старости, и ростом животное не уступало самому Джиму.

В каком-то десятке шагов от места, где сидел Джим, канна остановился и опустил голову, чтобы общипать молодые листочки с невысокого куста. Через гребень холма следом за быком вышли другие антилопы. Самки обладали светло-коричневым цветом, и, хотя на их головах тоже красовались длинные спиралевидные рога, головы у них были не такими крупными, женственными. Телята имели красновато-коричневый цвет, и самые молодые еще не обзавелись рогами. Один теленок наклонил голову и весело боднул близнеца, потом они начали гоняться друг за другом по кругу. Их мать наблюдала за ними без особого интереса.

Охотничий инстинкт снова притянул взгляд Джима к огромному самцу. Тот продолжал жевать листки корявого куста. Джиму понадобилось сделать над собой серьезное усилие, чтобы отказаться от выстрела в это старое животное. Несмотря на то что такой бык мог стать прекрасным трофеем, его мясо, скорее всего, оказалось бы жестким и невкусным и жира на нем наверняка почти не нашлось бы.

Джим снова вспомнил философию Бакката: «Оставь старого быка для размножения, а самки пусть кормят своих малышей».

Джим медленно повернул голову, рассматривая стадо. И в этот момент из-за гребня появилась идеальная добыча.

Это был самец намного моложе вожака, от силы четырехлетка, обладавший настолько толстым задом, что золотисто-коричневая шкура на нем, казалось, вот-вот лопнет. Самец повернул в сторону, привлеченный блестящей зеленой листвой какого-то деревца. На его ветках висели зрелые пурпурные ягоды, и молодой самец шел к нему, пока не очутился прямо перед Джимом. И потянулся к веткам, чтобы ощипать ягоды, подставив под выстрел светло-коричневое горло.

Джим осторожно направил в его сторону дуло мушкета. Двигался он так медленно, как движется хамелеон, подбираясь к мухе. Разыгравшиеся телята взбивали копытами пыль и отвлекали обычно настороженных самок. Джим осторожно прицелился в горло быка. Он знал, что даже с такого близкого расстояния мощные лопатки канны могут остановить пулю. Ему требовалось найти ту точку в грудине, сквозь которую пуля проникнет в тело животного и доберется до его сердца, легких и пульсирующих артерий.

Джим положил палец на спусковой крючок и медленно, очень медленно стал нажимать на него, преодолевая соблазн мгновенно выстрелить. Боек упал с громким щелчком, кремень выбил искру, порох на полке вспыхнул, выбросив комок белого дыма, и приклад мушкета ударил в плечо Джима. Но прежде чем Джим успел опомниться после мощной отдачи, он заметил, как канна резко сгорбился. И понял, что его пуля угодила точно в цель, пронзив сердце животного.

Джим вскочил, чтобы посмотреть через облако дыма. Молодой бык все еще не шевелился, он застыл на месте, открыв рот. Джим увидел пулевое отверстие в гладкой шкуре на его горле.

Остальное стадо бросилось в бегство, бешено помчавшись вниз по склону; камни и пыль летели из-под копыт. Раненый самец попятился, неестественно изогнувшись. Его ноги подгибались и дрожали, он почти сразу сел на зад и вскинул голову к небу. Из его широко раскрытого рта хлынула фонтаном яркая легочная кровь. И тогда он перевернулся и упал на спину, судорожно дергая всеми четырьмя ногами в воздухе.

Джим стоял, наблюдая за последней агонией огромного существа.

Его ликование постепенно сменилось грустью истинного охотника, захваченного красотой и трагедией убийства. Когда антилопа затихла, Джим отложил мушкет и достал из ножен на поясе нож. Ухватившись за рога, он оттянул голову животного назад и двумя движениями опытной руки перерезал артерии по обе стороны горла, чтобы выпустить кровь. Потом поднял одну из мощных задних ног канны и отрезал мошонку самца.

Луиза показалась из-за гребня как раз тогда, когда Джим выпрямился, держа в руке пушистый белый мешочек. Ему пришлось объяснить:

– Если это оставить, оно испортит мясо.

Луиза отвела взгляд:

– Какое прекрасное животное… такое большое…

Ее как будто подавило то, что сделал Джим. Потом она выпрямилась в седле:

– Чем я могу тебе помочь?