Последний пассажир

– Тогда мне есть чего ждать.

По правде говоря, моя история отношений безрадостная. Я почти сдалась, когда встретила Пита, и среди всех остальных его выделяло умение слушать. Вот насколько низкой была планка. В прошлом я строила отношения с достойными мужчинами, которые делали вид, что слушают. Разговоры с ними со стороны могли показаться приятными, но в глубине души я понимала, что эти люди хотели оказаться где-то в другом месте. Когда я встретила Пита, мне показалось, что я уже знаю его. Что мы знакомы много лет. Он никогда не пытался подтолкнуть меня в каком-то определенном направлении. Предыдущий парень, за несколько лет до Пита, чувствовал себя неуютно в кругу моей семьи. Ему всегда не терпелось уйти. Пит не идеален – ужасно храпит, очень привередлив в музыке и антиквариате, бывает скрытным, и он не самый легкий человек в мире, – но он чертовски уверен в себе.

– Что думаешь об этих двоих? – спрашивает Фрэнни. – Смит и Дэниел?

– В глубине души я думаю, что Смит из тех людей, которые слишком много пьют в самолете, оскорбляют персонал, и в итоге пассажиры и стюарды насильно пристегивают их ремнями безопасности к креслу.

Она тычет в меня пальцем и кивает:

– Точно. Он из таких.

– А Дэниел из тех, кто пристегивает такого буяна, а потом спокойно возвращается на свое место, чтобы досмотреть фильм. Но могло быть и хуже. Моя сестра восемь лет была замужем за бездельником. Я бы не глядя променяла Смита на бывшего Джеммы.

– Я подумала, что вы с Дэниелом – пара, когда впервые увидела вас в библиотеке.

– Серьезно?

– Я просто предположила, не знаю почему. Из вас получилась бы хорошая пара. Просто к слову.

Я краснею и отворачиваюсь.

– Не уверена, что Дэниел согласился бы с этим.

– Ты ему нравишься.

– О, я тебя умоляю!

– Как дела с холодильниками? У них есть отдельный генератор или они начинают прогреваться?

Я смотрю на нее, растерявшись после такой резкой смены темы.

– Что такое?

– Пути к ним отрезаны, Фрэнни. Как бы ни назывались водонепроницаемые двери под палубой, те тяжелые двери, предназначенные для защиты от затопления, сейчас они заперты. Если Дэниел не починит электрику, я не представляю, как мы доберемся до еды.

– Что, все?!

– Все отсеки внизу запечатаны. Из пожарной безопасности или на случай, если мы наткнемся на скалы.

– Мы можем наткнуться на скалы? – обеспокоенно спрашивает она.

Я читала одну научно-популярную книгу, которую на прошлое Рождество подарила мне мама – другими словами, Джем. В книге была попытка представить в перспективе масштабы различных природных объектов. Горы, озера, пустыни, планеты, пещеры. Некоторые описания меня нервировали, но один факт странным образом пугал и успокаивал одновременно: глубина океана. По сравнению с Эйфелевой башней или Крайслер-билдинг он настолько глубокий, что человеческому разуму трудно представить или осмыслить это. И поэтому, на самом деле, не слишком беспокоишься.

– Средняя глубина Атлантического океана составляет три с половиной тысячи метров, – говорю я с напускной авторитетностью. – Здесь, в центре, в два раза больше. Мы не наткнемся ни на какие скалы. Это единственное опасение, которое можно вычеркнуть.

– Но у нас ведь есть немного еды на камбузе, да?

– Там почти пусто. Система работает так же, как в моем кафе, только в большем масштабе. Продукты приносят со складов в зоны подготовки, которые также расположены на второй палубе, а затем отправляют на служебном лифте на кухню, где блюда готовятся, выкладываются на тарелки и подаются пассажирам. Фрэнни, я не думаю, что у нас хватит еды еще на один прием пищи.

Глава 18

Когда сталкиваешься с тем, что кто-то из близких роется в твоих вещах, забирает то, что принадлежит тебе, нарушает твое личное пространство, лжет в лицо, становится трудно снова кому-либо доверять. Я бы отдала папе свои деньги, если б он попросил. С того дня я была настороже, прикрывала спину, прятала вещи, запирала все двери на два замка.

– Ты сказала, что нашла еду в пассажирских каютах, – говорю я. – Сколько кают ты проверила?

– Может, сотню, – отвечает она. – Треть из них, я думаю. А еще есть вещи членов экипажа, их я пока не обыскивала. Некоторые из их кают пусты. Я также заметила автомат по продаже напитков в кают-компании.

– Нужно провести ревизию всего, что у нас есть. Затем оборудуем пищеблок и аптечный пункт.

– Но, Каз… я говорю о мини-пакетиках с солеными крендельками, которые берут из самолетов. Жевательной резинке и недоеденных шоколадных батончиках. Вряд ли это можно назвать едой.

Мысленно я вижу склад в своем кафе. Могу представить его в мельчайших деталях. Холодильники и морозильники, полки с сыпучими продуктами, приправами, мешки с кофейными зернами. Все снабжено этикетками и разложено по полочкам. Почти каждый день к нам поступают свежие продукты от поставщиков. Если я что-то и понимаю, так это то, что люди съедают за неделю значительно больше еды, чем им кажется. Если б они увидели все это, сложенное в кучу, то сильно бы удивились.

– Нельзя выбрасывать ни кусочка еды.

– Мне холодно. – Фрэнни прикрывает лицо ладонями. – Похоже, на улице подморозило.

Серьезность ситуации обрушивается на меня волнами. Возникает мысль, что наше положение весьма шатко, но через несколько мгновений понимаю, что все гораздо хуже, чем я опасалась.

– Нам нужны одеяла. – Я закашливаюсь, и Фрэнни выглядит обеспокоенной. Пытаюсь заверить ее, что со мной все в порядке, и кашель стихает. – В каждой каюте ведь есть покрывала, да? Или пуховые одеяла. Мы воспользуемся ими на ночь, пока не починим электричество.

– Посмотри, каким темным выглядит корабль без огней, – произносит Фрэнни. – Словно его и нет. Другие корабли нас не увидят. Что, если мы останемся без электричества на весь переход через океан?

Мы осторожно приближаемся к мостику, и вдруг из глубины «Атлантики» доносится приглушенный мужской голос, зовущий на помощь.

– Смит? Где вы?

Мы достаем из сумки два из четырех фонариков и бежим вниз по лестнице на шум, но теперь он больше похож на рыдания. Отчаянные, задыхающиеся мольбы о помощи.

– Где вы? – кричу я.

Мы пробегаем через зал «Даймонд Гриль», и лучи наших фонариков мечутся по облицованным шпоном стенам большого ресторана, то и дело выхватывая причудливые завитки на коврах, а в каждом зеркале в стиле ар-деко мелькают наши расплывчатые встревоженные лица. Бежим мимо входа в спа-салон, мимо казино, ныне безжизненного и бессильного, потому что электричество больше не питает его порочные машины. Меня всегда беспокоили игровые автоматы. «Однорукие бандиты». Большинству людей они кажутся достаточно безобидными. Но я считаю достаточно зловещим то, что они притягивают меня сильнее, чем карточные столы или рулетка.

Смит согнулся пополам у входа в центральное лобби, трехэтажный атриум, в который я попала, когда вчера поднялась на борт корабля с Питом. Кажется, это было неделю назад.

– Не могу… – хрипит он.

Мы подбегаем к нему и светим фонарями прямо в лицо.

– С вами все в порядке? – спрашивает Фрэнни. – Я когда-то работала волонтером в отделении неотложной помощи при больнице Святого Иоанна. Где рана?

Смит качает головой.

– Я не ранен, – задыхаясь, отвечает он. – Я застрял в длинном коридоре, вон там, внизу. – Смит указывает на переднюю часть корабля, апартаменты и просторные каюты «бриллиантового» класса. – Когда аварийное освещение погасло, я остался в полной темноте. Я никогда не был в таком темном месте. Не видел даже собственной руки перед лицом, а коридор казался бесконечным. Сотни запертых дверей, одна за другой, и никакого конца. Как будто я нахожусь в запутанном лабиринте с завязанными глазами, у меня кружится голова и выхода нет. Мне казалось, я пробежал много миль, а корабль словно увеличивался в длину. Я едва мог дышать. Должно быть, из-за сбоя в электроснабжении там заблокировались все двери. Я не мог выйти ни на один балкон, не мог подышать свежим воздухом. Не мог найти выход из темноты.

Я похлопываю его по плечу.

– Внизу, в темноте, легко заблудиться. Вот, возьмите мой фонарик.