Последний пассажир

– Цивилизованно? – Дэниел качает головой. – Мы должны действовать как сплоченная команда. Вот что нам нужно. Послушайте, если я отправляюсь заниматься серфингом на рифах или кататься на лыжах вне трассы в каком-нибудь новом месте, я ни за что не приму важного решения, не посоветовавшись со всеми остальными членами группы. Отныне мы зависим друг от друга. Это как система общения дайверов, она основана на взаимном доверии. Мы выживем или умрем вместе, вы оба это понимаете?

Смит не отвечает.

– Вы двое нашли что-нибудь еще в лобби? – спрашивает Франсин.

Я поеживаюсь.

Дэниел качает головой и сплевывает в огонь.

Смотрю на него, а потом – на Смита.

– Ну вообще-то мы нашли там ящик. Он лежал внутри ледяной скульптуры корабля. На нем написано, что его нельзя открывать.

– Ясно. – Смит поправляет костер обугленной ручкой от метлы. – И что внутри ящика?

– Мы не знаем. Мы его не открывали.

– Возможно, там охранная сигнализация, – говорит Смит. – Вдруг она предупредит береговую охрану?

– Какого черта им прятать ее внутри ледяной скульптуры? – возражает Дэниел. – Ящик ни к чему не подключен. Никаких проводов.

– Нужно самому глянуть на этот ящик, – бормочет Смит.

Дэниел протягивает руку, и Смит застывает от этого жеста.

– Посмотрим завтра. Там, внизу, кромешная тьма. Как в ночном кошмаре.

– У нас есть фонарики.

– Они нужны здесь, наверху, – не отступает Дэниел. – Что вы трое думаете о том, чтобы прикрепить один фонарик к носу корабля, второй – по левому, третий – по правому борту, четвертый – на корме? Мы здесь как плавучий город, и как только пожар погаснет, мы станем невидимы для других судов.

– Имеет смысл, – соглашается Фрэнни.

– Значит, теперь ты считаешь, что наш огонь – это разумно, – говорит Смит, отходя в сторону. – Это не только маяк, как заметила юная Франсин, но и сигнал безопасности, позволяющий избежать столкновений. Что ж, посмотрите, как все обернулось. От катастрофы до спасения за пять минут.

– Огня должно быть достаточно, – вмешиваюсь я. – Давайте побережем батарейки.

Мы собираем еще кресла и придвигаем их вплотную к костру, но не слишком близко. Дэниел приносит восемь порошковых огнетушителей и четыре противопожарных одеяла и расставляет их вокруг пламени. Мы сидим и молчим. Тишина нарушается лишь кашлем. По кругу передаются подушки для откидного кресла. Я кладу три из них одну на другую и ложусь под кучу одеял, а затем, согреваясь теплом огня, думаю о ее прекрасном лице, как делаю каждую ночь, пытаюсь вспомнить ее черты, гадаю, похожа ли она на меня, все ли с ней в порядке, простит ли она меня когда-нибудь. Я долго смотрю в темную северную часть Атлантического океана, затем закрываю глаза и проваливаюсь в глубокий сон.

Глава 21

Когда просыпаюсь, в воздухе стоит едкий дым, а щеки так замерзли, что я их почти не чувствую.

Постепенно все вокруг обретает четкость. Тлеющие угли. Один подлокотник кресла из тикового дерева дымится среди пепла. Груды подушек и одеял, как в импровизированном лагере на краю света. Белая краска на стальной плите пола вздулась и почернела от жара. А дальше – океан. Наш постоянный спутник: безмолвный, но соучастник. Гладкий, как зеркало. Такой вид называют депрессивным. Синее полотно тянется до самого неба, как прочная мембрана.

Я потягиваюсь.

Когда оказываешься взаперти на корабле таких размеров, где-то внутри возникает тоска по живому: дереву, черному дрозду или кусту садовых роз. По чему-нибудь зеленому, хаотичному, раскидистому, живущему своей жизнью. Прошлой ночью мы сожгли кресла, потому что не смогли найти настоящих дров. Здесь нет никакой натуральной необработанной древесины. Полы ровные, твердые и однородные, а стены сделаны из дуба и красного дерева. И каждая панель из лакированного шпона настолько далека от живого дышащего дерева, насколько это вообще возможно.

– Доброе утро, – приветствует Франсин.

– С тобой все в порядке? Хорошо спала?

Она кивает и улыбается. Ее щеки раскраснелись, а веснушки кажутся темнее при ярком дневном свете.

– Мне больше здесь нравится после восхода солнца. Даже под палубой видно, куда идешь и с чем имеешь дело.

Я глубоко вдыхаю морской воздух.

– А остальные?

– Дэниел на мостике ищет информацию о том, как починить электрическую систему. Смит охотится за завтраком. Сказал, что у него похмелье и ему нужен бекон.

Я улыбаюсь.

– Он ничего не найдет.

– Мы ему так и сказали.

– Он там остался наедине с пластиковым ящиком?

Франсин пожимает плечами и надевает солнцезащитные очки в желтой оправе.

– Он ведет себя как дурак, но не станет его открывать. Он бы этого не сделал. В нем много напускного, много эгоизма, но я думаю, что в основном это показуха. Он так же обеспокоен, как и все мы. Я разговаривала с ним прошлым вечером, когда вы двое остались в лобби, а мы разводили огонь, и в глубине души Смит кажется порядочным человеком. Я думаю, важно доверять друг другу.

Доверять друг другу.

Я начинаю доверять им, но не совсем уверена, что доверяю себе.

Встаю и протираю глаза, прогоняя сон. Воздух влажный. Корабль все еще движется на полной скорости. Мои волосы грязные, а кожа головы чешется.

– Он был здесь со своим другом, – продолжает Франсин. – Судя по тому, что я узнала, это его лучший друг. У бедняги стенокардия и диабет второго типа. Похоже, Смит искренне беспокоится о нем.

– Само собой. Ночью мне приснился красочный кошмар, в котором Пит лежал на морском дне, прямо под нами, и смотрел вверх, широко раскрыв глаза. И я знаю, что ты ужасно переживаешь о своих родителях.