Как вам это понравится. Много шума из ничего. Двенадцатая ночь. Перевод Юрия Лифшица

ЖАК. В Греции на это магическое слово откликались круглые дураки. Ну все, я пошел спать, если бессонница не одолеет. А если одолеет, буду выдумывать египетские казни для первенцев земли египетской.

АМЬЕН. А мне надо найти герцога: пора обедать.

(Расходятся в разные стороны.)

Акт второй. Сцена шестая

Другая часть леса.

Входят ОРЛАНДО и АДАМ.

АДАМ. Ах, мой господин, я так голоден, что еле передвигаю ноги. Не заставляйте полумертвого старика идти дальше, дайте ему спокойно помереть.

ОРЛАНДО. Как же так, Адам? Неужели ты до такой степени слаб в коленках? Не умирай, пожалуйста, переведи дух, приободрись. Если в этой чащобе мне попадется съедобное животное, то пусть оно пообедает мною, если я не приготовлю из него обеда для тебя. Не умирай в воображении, прежде чем умрешь на самом деле. Соберись с силами и прогони смерть, хотя бы для того, чтобы не огорчать меня. Или уж дождись, пока я приду с охоты. Я скоро вернусь и принесу тебе или еды, или разрешение умереть. Но если ты умрешь без разрешения, я буду считать твой поступок насмешкой над моими стараниями. Здорово сказано, верно? Вот ты и улыбнулся. Дождись меня, хорошо? Только не на открытом месте. Я перенесу тебя туда, где не так дует. Я не дам тебе умереть без обеда, если, конечно, в этом лесу есть из кого его приготовить. Не унывай, милый Адам! (Уходят.)

Акт второй. Сцена седьмая

Другая часть леса. Под деревом накрыт стол.

Входят СТАРЫЙ ГЕРЦОГ, АМЬЕН и ДВОРЯНЕ.

ГЕРЦОГ. Он, верно, сам оленем стал, утратив
И образ, и подобье человека?
ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН. Он был здесь, государь. Стоял и слушал,
Как мы поем, и даже нам подпел.
ГЕРЦОГ. Что? Если какофония запела,
Разладится гармония небес.
Ищите Жака, он мне очень нужен.

Входит ЖАК.

ПЕРВЫЙ ДВОРЯНИН. Он нам пошел навстречу: сам нашелся.
ГЕРЦОГ. И вам не стыдно, сударь? Как же так?
Друзья без вас тоскуют. Вам смешно?
Вам весело?
ЖАК. Я встретил дурака!
В лесу дурак! Отъявленный! Набитый!
В дурацком платье! Жалкая судьба:
Попасть, как я, шуту на язычок!
Дурак валял на солнце дурака
И поносил Фортуну остроумно;
Остро, умно – хотя и невпопад.
«Привет, дурак!» – сказал я. Он ответил:
«Нет, вы не правы – мне ведь не везет!».
Потом достал карманные часы
И, мутновзоро вглядываясь в них,
Заметил мудро: «Десять набежало.
Вот так, сквозь пальцы время и уходит.
Без часа десять было час назад
И десять с часом будет через час.
Мы поминутно зреем, созревая,
И, увядая, вянем в тот же миг.
Вот наша жизнь!». Когда глупец несчастный
Мне лекцию о времени прочел,
То над глубокомыслием глупцов
Смеялся я до колик в животе,
Смеялся до упаду битый час!
Он засекал, мой дурень благородный!
Бесценный шут! Возлюбленный дурак!
Ах, как ему идет его колпак!
ГЕРЦОГ. Откуда здесь он взялся, не пойму?
ЖАК. Придворным был мой драгоценный шут.
«Красавицы, – сказал он, – молодые
Мой ум ценили». В голове его,
Засохшей, как несъеденный бисквит,
Немало позабытых изречений
И метких наблюдений, каковые,
Перелопатив, он пускает в свет.
Ах, мне бы с ним местами поменяться!
ГЕРЦОГ. Нарядом – тоже?
ЖАК. Да! Но обещайте
Своих суждений грядку прополоть;
Из них одно, – о том, что я умен,
Разросшееся буйно, – истребить.
Я привилегий ветра добиваюсь:
Свободно дуть куда ни захочу.
Кто будет ранен глупостью моей,
Пусть рассмеется – что взять с дурака!
Зачем смеяться? Это так же ясно,
Как в церкви петь священные псалмы.
Ведь человек, которого кольнет
Дурак остротой, будет в дураках,
Не проявив бесчувственность к насмешкам.
Так обнажают глупость мудрецов
Намеками небрежными глупцы.
Давайте мне дурацкий плащ и право
Болтать о чем угодно, – я берусь
Очистить этот прокаженный мир,
Когда он стал бы у меня лечиться.
ГЕРЦОГ. Я знаю, чем был кончилось леченье.
ЖАК. Чем – на пари, – как не выздоровленьем?
ГЕРЦОГ. Клеймить порок – вот худший из пороков
Того, кто сам развратничал когда-то,
Своей животной похоти служа.
Тебя твоя свобода наградила
Лишь опухолями и гнойниками.
Ты б ими заразил наш бренный мир.
ЖАК. Ужель, громя гордыню вообще,