КАСКА – с обнажённым мечом, и ЦИЦЕРОН
ЦИЦЕРОН
И всё же, добрый вечер, Каска:
Зачем ты к Цезарю идёшь домой?
И что так сильно запыхался, будь так ласков?
Скажи, и отчего же возбуждённый ты такой?
КАСКА
А что же ты стоишь и не бежишь,
Когда дрожит и всё качается землёй,
Как будто вещи не тверды?
Ты объясни? О, Цицерон,
Я побывал у бури в эпицентре, —
Меня трепали злые ветры,
Трещали на дубах – и сучья, ветви,
И было это всё заметно,
Я видел бушевавший океан —
Как дыбился, взбешённой пеной,
Грозил он облакам, вселенной:
Но так никто – до ночи, до сих пор,
И не прошёл сквозь злой,
огня, бушующего строй.
Тут либо есть борьба богов между собой,
Иль мир дерзит уж слишком небесам,
Проклятья насылает, призывая к божествам,
Сулит одним лишь разрушеньем.
ЦИЦЕРОН
Так отчего, глядишь на это всё
С большим ты восхищением?
КАСКА
Простым рабом – вы знаете о нём – со всех сторон —
Он левою поднятой рукой, – сдержал и пламень, и огонь,
Как двадцать факелов в одном, —
Но та рука, от страшного огня, не защищала.
Кроме того —и не от смеха – поднял меч, я —
Напротив Капитолийского холма —
Я
Повстречал вдруг льва,
Который, зыркая глазами на меня,
так и ушёл сердито,
Не раздражая сильно: – и тут, возникли, будто бы начертанные лица,
Больше ста,
Там у куста – ужасно жутких женщин, тучных,
Что в страхе изменились лица;
– они, от клятвы мучась, всё твердили
О том, что видели мужчин,
Которые носились —
вверх-вниз – с огнём вдоль улиц.
И ночию, вчера,
Вдруг прилетела и уселась птица у огня
И даже в полдень покидать она там площадь не стремилась.