Непристойные предложения

– Очень польщен. Браганза, я действительно очень польщен. Вижу, что Демпси смог объединить нас. Теперь мы или выстоим, или рухнем вместе. Но я всегда был одиночкой. Пользуясь всеми средствами, что можно купить, я позабочусь о себе сам. У меня нет целей, кроме прибыли. Прежде всего, я бизнесмен.

– Хватит! – Помрачневший Браганза начал зло и суетливо расхаживать по комнате. – Это проблема планетарного масштаба. Настают времена, когда вы не можете себе позволить быть просто бизнесменом.

– Я с вами совершенно не согласен. Не могу даже представить себе такие времена.

Браганза фыркнул:

– Вы не можете остаться бизнесменом, если вас разрежет на куски толпа яростных фашистов. Вы не можете оставаться бизнесменом, когда умы людей настолько податливы, что люди готовы начать голодать по команде своего лидера. Вы не можете остаться бизнесменом, мой подхалимистый, стяжательный друг, если спрос настолько контролируемый, что перестает существовать.

– Это невозможно, – Хебстер вскочил на ноги. К его удивлению он понял, что его голос начинает звучать на грани истерики. – Спрос есть всегда. Всегда! Фокус в том, чтобы узнать, какую форму он принял на этот раз, и удовлетворить его!

– Извините. Не хотел издеваться над вашей религией.

Хебстер глубоко вдохнул и медленно опустился на стул. Он практически чувствовал, как дрожат его красные кровяные тельца.

«Успокойся, – предупредил он себя. – Все хорошо! Этого человека нужно привлечь на свою сторону, а не делать его своим врагом. Они меняют правила игры на рынке, Хебстер, и тебе нужны все друзья, которых можно купить. Деньги этому парню не нужны. Но есть другие ценности…»

– Послушайте, Браганза. Мы на пороге больших психосоциальных потрясений, происходящих, когда очень развитая цивилизация сталкивается с относительно варварской. Вы знаете о «Теории огненной воды» профессора Клаймбокера?

– Это та, по которой логика пришельцев действует на наши умы таким же образом, как виски – на североамериканских индейцев? А первяки, которые являются нашими лучшими умами, сравниваются с теми индейцами, что симпатизировали цивилизации белых людей? Да. Довольно сильная аналогия. Ее можно распространить и на тех индейцев, которые обпивались алкоголем и валялись мертвецки пьяными на улицах пограничных городов, создавая иллюзию вероломных, ленивых, готовых убить за выпивку аборигенов. И этих индейцев так ненавидели их соплеменники, что те боялись и носа показать у себя дома, чтобы им не перерезали там глотки. Я всегда думал…

– Единственное, что я готов обсуждать, – прервал его Хебстер, – это концепция огненной воды. В индейских поселениях все больше и больше людей убеждалось, что огненная вода и ненасытная цивилизация бледнолицых – это синонимы и что нужно восстать и кровью вернуть свою землю, убивая, как и пьяных изменников, попадавшихся на пути. Эту группу можно смело сравнить с «Человечеством превыше всего». Затем там было меньшинство, которое признавало превосходство белых людей не только по количеству, но и по оружию и которое отчаянно пыталось найти способ встроить свою цивилизацию в цивилизацию белых людей – без выпивки, конечно. Это и есть «Объединенное человечество». Наконец, там был и мой тип индейцев.

Браганза свел свои густые брови и придвинулся к краю стола.

– Неужели? – спросил он. – И каким же это типом индейцев являетесь вы, Хебстер?

– Тем, кто сохранил достаточно рассудка, чтобы понять, что бледнолицый вовсе не заинтересован в том, чтобы спасти индейцев от медленного и болезненного культурного малокровия. А еще тем типом индейца, инстинкты которого достаточно рациональны, так что он не боится до смерти таких инноваций, как огненная вода, поэтому он просто не будет касаться этой штуки, чтобы не попасть под влияния зеленого змия. А еще тем типом…

– Да? Продолжайте!

– Тем типом, который просто очарован странным прозрачным сосудом, в котором привозят огненную воду! Подумайте только, как завидовал индейский гончар, разглядывая бутылку виски – то, что совершенно выходило за пределы его ремесла, с таким трудом освоенного. Можно предположить, насколько он ненавидел, презирал и ужасно боялся сильно пахнущей янтарной жидкости, которая сбивала с ног самых дюжих воинов, но как хотел получить в свои руки эту бутылку без ее содержимого? Именно так я и ощущаю себя, Браганза. Индейцем, чье любопытство ярким пламенем пробивается через мрак истеричной политики кланов и неприязни к чужакам. Я хочу этот новый тип контейнера, который нужно как-то отделить от огненной воды.

Большие темные глаза смотрели на него, не мигая. Браганза рукой пригладил и подкрутил оба длинных, уходящих практически в бесконечность кончика своих усов. Шли минуты.

– Итак. Хебстер – благородный дикарь нашей цивилизации, – выдавил из себя наконец представитель Специальной комиссии. – Звучит логично. Но как это вписывается в нашу общую проблему?

– Я уже говорил вам, – устало сказал Хебстер, ударяя поручень скамьи ладонью, – что мне совершенно нет дела до общей проблемы.

– И вам нужна только бутылка. Я понял. Но вы не гончар, Хебстер. У вас нет и толики любопытства ремесленника. Вся это историческая романтика, которую вы тут только что изложили… Вам нет дела, если наш мир сварится в собственном соку. Вам нужна только прибыль.

– Я и не говорил, что страдаю альтруизмом. Пусть общую проблему решают те люди, которые умеют оперировать комплексными задачами, вроде Клаймбокера.

– Думаете, что это смогут сделать люди вроде Клаймбокера?

– Я практически уверен, что смогут. И в этом была наша ошибка с самого начала – мы пытались совершить прорыв, привлекая историков и психологов. А они очень ограничены тем, что всю жизнь изучали людские сообщества… Это, конечно, мое личное мнение, но я всегда считал, что занятие наукой интересует только тех, кто пережил серьезные психологические потрясения. Хоть они и могут понять себя и адаптироваться под общество, становясь похожими на тех, у кого проблем изначально меньше; но в целом, я считаю, они все же слишком неустойчивы для такого ответственного и сложного занятия, как установление контакта с пришельцами. Их внутренние колебания, так или иначе, приведут к тому, что они станут первяками.

Браганза почмокал губами и начал рассматривать стену за Хебстером.

– И все это, как вы считаете, совершенно неприменимо к Клаймбокеру?

– Нет, не применимо к профессору филологии. У него нет никаких склонностей, никаких интеллектуальных предпосылок к личной или групповой неуравновешенности. Клаймбокер – лингвист-компаративист, технолог по своей сути, специалист по основам коммуникаций. Я посещал его в университете и наблюдал за его работой. Его подход к проблеме совершенно не выходит за пределы его темы – общение с пришельцами, а не попытка их понять. Возникло уже столько всяческих домыслов о сознании пришельцев, их половых взаимоотношениях и социальной организации, о том, что не даст нам никакой практической выгоды. Клаймбокер на редкость прагматичен.

– Отлично. Будь по-вашему. Только он сегодня утром стал первяком.

Хебстер остановился. Слова словно застыли на его онемевших губах.

– Профессор Клаймбокер? Рудольф Клаймбокер? – спросил он, как идиот. – Но он был так близок… Он почти… Базисный словарь сигналов… Он уже совсем…

– Он стал одним из них. Около девяти сорока пяти утра. Всю ночь он провел с первяком, которого ввел в состояние гипноза один из профессоров психологии, а под утро ушел домой в необычайно приподнятом настроении. Во время своей первой лекции по средневековой кириллице он прекратил разговаривать и перешел… на «кхм, пчхи». Чихал и кашлял на своих студентов примерно десять минут, как обычно это делают раздраженные первяки, а затем внезапно, как если бы все вокруг были безнадежными и никчемными идиотами, он поднялся в воздух тем сверхъестественным способом, с которого начинают все первяки. Ударился головой о потолок и потерял сознание. Не знаю, что это было – испуг, восхищение, уважение к старику, быть может, – но студенты не связали его, прежде чем бежать за помощью. К тому времени, как они вернулись обратно с университетским агентом Спецкомиссии, Клаймбокер пришел в себя и растворил одну стену здания аспирантуры, чтобы вылететь вон. Вот его снимок примерно в пятистах футах над землей. Он лежит на спине, скрестив руки за головой, и плавно скользит на запад со скоростью приблизительно двадцать миль в час.

Хебстер изучал маленькую бумажную фотокарточку, постоянно мигая глазами.

– Конечно же, вы связались с авиацией, чтобы догнать его?

– А зачем? Мы это уже проходили сотни раз. Он или повысит скорость и создаст смерч, камнем рухнув вниз, а потом размажется пятном по окрестностям, или же материализует что-то вроде мокрой кофейной гущи или слитков золота внутри турбин преследующего его истребителя. Никому еще не удавалось поймать первяка в момент его первого… не знаю, как назвать то, что они делают сразу же после обращения. Так что мы совершенно точно потеряем или очень дорогой самолет, включая пилота, или пару сотен акров плодородной почвы Нью-Джерси.

Хебстер охнул.

– Но восемнадцать лет его исследований!..

– Да. Это все, что мы имеем. Безвыходное положение и многочисленные малозначащие наработки. Независимо от их объема, можно сказать, что мы в тупике. Если нельзя понять пришельцев, основываясь на принципах лингвистики, то их невозможно понять вообще. И точка. Наше самое совершенное вооружение для них не страшнее водяных пистолетов, а наши лучшие умы нужны только для того, чтобы служить им в качестве тихих, заискивающих идиотов. Но первяки – это все, что у нас осталось. Мы могли бы разумно поговорить с людьми, не с их хозяевами.

– За исключением того, что первяки по определению не могут говорить разумно.

Браганза кивнул:

– Но так как они изначально были людьми, обычными людьми, еще есть надежда. Мы всегда знали, что рано или поздно нам придется полагаться на нашу единственную возможность контакта. Именно поэтому законы о защите первяков настолько строги; именно поэтому резервации первяков вокруг поселений пришельцев охраняются нашими армейскими подразделениями. Дух линчевания все больше становится духом погромов, так как растет негодование и беспокойство людей. «Человечество превыше всего» уже чувствует себя достаточно уверенно, чтобы бросить вызов «Объединенному человечеству». И если честно, Хебстер, никто сейчас не знает, кто выживет в этой борьбе. Но вы – один из тех, кто разговаривал с первяками, работал с ними…

– Только в деловом аспекте.

– Если честно, это все равно больше, чем самые лучшие наши попытки. Как это ни иронично, единственным людям, контактирующим с первяками, совершенно не интересен скорый крах нашей цивилизации! Ладно. Я это к чему. В текущей политической ситуации вы пойдете ко дну вместе с нами. Учитывая это, мои люди готовы забыть о многом и вернуть вам репутацию. Как насчет такой постановки вопроса?

– Забавно, – подумав, сказал Хебстер. – Дело же не в знаниях, которые делают кудесников из вполне здравых ученых. Они начинают метать молнии в своих домашних, выжимать воду из камней на первых же этапах своего преобразования в первяков, поэтому нельзя сказать, что они получили какие-то новые знания. Похоже на то, что, приблизившись достаточно близко к пришельцам, начав пресмыкаться, они внезапно смогли освоить ряд космических законов фундаментальнее, нежели простая причинно-следственная связь.

Лицо агента Спецкомиссии медленно побагровело.

– Так вы с нами или нет? Помните, Хебстер, в наше время человек, говорящий, что бизнес должен оставаться бизнесом, является предателем в глазах истории.

– Я думаю, что Клаймбокер – это конец. – Хебстер кивнул своим же словам. – Не стоит больше пытаться понять логику пришельцев, если мы потеряем за этим занятием наши лучшие умы. Думаю, что нужно забыть всю эту чепуху про то, что нужно жить в одной вселенной с этими пришельцами на равных правах. Давайте сосредоточимся на людских проблемах и будем благодарны пришельцам, что они не пришли в наши самые заселенные города и не попросили подвинуться.

Зазвонил телефон. Браганза рухнул обратно в свое кресло. Он дал аппарату издать еще несколько разрывающих тишину трелей, а сам сидел и скрежетал своими мощными квадратными зубами и, не мигая, внимательно смотрел на посетителя. Наконец он взял трубку и коротко сказал:

– У аппарата. Он здесь. Передам. До свиданья.

Браганза стиснул зубы, посидел молча пару секунд и резко развернулся к окну.

– Звонили из вашего офиса, Хебстер. Похоже, ваша жена и сын приехали в город и явились к вам по каким-то делам. Это та, с которой вы развелись десять лет назад?