Десять лет среди харайтов. Часть 1. Нартен Марр

Нартену Марру исполнилось к тому времени восемнадцать лет, одиннадцать из которых забрали Территории, с тех пор, как несмышленым щенком он впервые ступил на них, до жеста, до взгляда подражая отцу и еще не научившись бояться.

На резком, загорелом лице его лежали тени, подчеркнутые ритуальной раскраской, под сросшимися бровями тускло блестели холодные серые глаза, в которых чувствовалось невыразимое упорство. Все тайные мечты, все мысли молодого сталкера отгораживала от мира тяжелая ледяная стена, стоящая в глубине этих необычных, бесстрастных глаз. За ней бушевали ураганы, свивался огонь честолюбия и гордости, неотступно вспыхивала сокровенная цель, но извне, казалось, ничто не способно поколебать ее гладкой, непроницаемой поверхности.

Нартен Марр был красив той особой аристократической красотой, что заставляла, поменяй он одежду, принимать его за дворянина, но при выходе в свет Архмат советовал ему надевать темные очки – нечеловеческий взгляд юноши настораживал, окружающие подозревали в нем киборга. И старый йитт мог поклясться, что порой в Нартене действительно появляется что-то от машины, расчетливой и неотступной, еще более опасной тем, что управляла ею не ограниченная программа, пусть даже и относительно свободная, а хитрый, непредсказуемый разум.

Архмат, завершив молитву, потянулся и отправился кормить зверей. Нартен же продолжал созерцать давящее серое небо, навалившееся на многочисленные штыри антенн. Десятый день – ни проблеска, стальная заслонка намертво закрывает выси. Десять дней солнце в глухой защите, а Хранитель Грани гоняется над верхушками исполинских сосен за лукавыми демонами, иногда сбивая врага метким выстрелом.

Марр-младший философски взглянул на пепелище в углу двора, которое предстояло расчистить, и на котором одиноко торчали обугленные доски. Надо же было демону устроиться именно на крыше их курятника! Намедни туда ударила молния. А Хранитель мог бы и подождать, пока тварь слезет. Впрочем, Хранитель шутить не любит…

Нартен тщательно выполнил комплекс утренних растяжек, облился водой из колодца и направился, не вытираясь, к приземистой кирпичной пристройке – загону для пойманных и не проданных еще зверей.

В его дальнем углу вопила и скребла пол когтями пятнистая араматра – здоровая араматра, тяжеленная, да еще и старая. Матёрая, если сказать точнее. Толстый воротник шипастых буро-зеленых щитков стоял дыбом. Она уже выцарапала в бетоне порядочную яму, вкалывая со вчерашнего дня всеми шестью лапами и не желая мириться с положением пленницы; она не понимала, что происходит и яростно впивалась булавочными глазками в шумящий лес за окном.

Жрать, впрочем, она тоже ничего не хотела, только орала и вертела длинной мощной шеей, а на шее у нее проступали, словно канаты, вены и жилы. Усыпанная зубами мокрая пасть щелкала с нервическим подзвоном, билась о прутья решетки. Сыпались искры, когда животину шарахало током. Прекращая на время попытки выдрать ограду, араматра садилась на толстую задницу и начинала реветь. Зверинец содрогался, сыпалась штукатурка, остальные экспонаты метались по клеткам, пытаясь куда-нибудь забиться и поднимали невообразимый гвалт.

Появление Марра-младшего вызвало новый припадок бешенства. Араматра прянула всем телом на решетку, получила свой разряд и свалилась, шипя и плюясь. Нартен поморщился от резкого запаха хищницы, что густым облаком пропитал уже все помещение, и запоздало шагнул назад, вспомнив, что забыл испугаться. Но все-таки не приятно, когда пятисоткилограммовая громадина бросается на тебя с разгону, и в агатовых выпученных глазках угадывается явное намерение разодрать тебя в лохматые кровавые клочья.

– Пора ее забрать, – недовольно заметил Нартен, которого вой и лязг будили всю ночь. – Угораздило кретинов мамашу заказать, сожрет она их, не подавится. И я не пожалею.

– Смотри на жизнь проще, щен. Радуйся всему, что есть, лишь бы платили. Мы, слава богам, не бедствуем, живем и не потеряли удачу, – отозвался подошедший Архмат, пошевелив тонкими густыми усами. – Араматра стоит три тысячи кредов.

– Еще два дня такого крика, и она сдохнет.

– Это верно, – согласился йитт. – Если за ней не приедут завтра, мы ее выпустим, пока соседи не вызвали полицию. Когда-нибудь мы разбогатеем…

Нартен подавил вздох. Он наизусть знал эту песню. Купим себе виллу у моря, скоростной катер и будем летать на охоту для удовольствия. Потолок мечтаний папочки был как-то до обидного низок, планы самого Нартена простирались дальше, гораздо дальше…

– Пойду за грибами на просеку. Надеюсь, успеем до зимы с запасами.

– Давай, – одобрил йитт. – Возвращайся к обеду. Я состряпаю что-нибудь в ожидании клиентов. Кстати, возьми ружье, я у реки следы кухурра видел, метра три будет.

– Мы же грохнули одного…

– Значит, второй пришел. Где-то через реку дерево упало или брод намыло. Лезут, как оголтелые.

– Гонит их что-то…

– Жрать им нечего, вот что. Мутанты дохнут, болезнь у них какая-то, сродни спайсы[1 - «спайсой» на Терре называют лучевую болезнь. Слово происходит от «спайсов» – общего названия радиоактивных руд.]. Помнишь, в камышах два жмурика застряли? Черные пятна по телу, судороги и каюк. Кухурры их жрать брезгуют, яд что ли чуют, вот и тянутся на этот берег, вокруг поселка шарить. Территория-то уже вплотную к реке подступила. Я вот все думаю: мы выродков бьем, кухурры рвут, радиация душит, а они все плодятся и плодятся.

– Живуч человек, – с философским презрением изрек Нартен Марр.

2

Нартен лениво подправлял руль глайдера, плывущего на ничтожной скорости всего в полуметре от земли, так, что охотнику приходилось задирать колени, дабы ноги не волочились в прелых листьях. Запах увядания, сырости, тумана и гниющего дерева протекал через ноздри, плотный воздух этот еще больше сгущался вокруг иссиня-черных пней, с которых Нартен длинным загнутым лезвием срезал гроздья белых грибов.

Крошечные упругие дары леса походили на виноград, свисая иной раз с ветвей увесистыми гроздьями, которые, если выварить и правильно посолить, обретали недурной вкус. Охочий до лакомства, Нартен лавировал между стволами, подцепляя гроздья и опуская их в большую корзину на багажнике, размышляя, что наберется прилично еще до истечения часа, значит, придется совершить две-три ездки.

Грибы, к его радости, кроме сталкеров никто не собирал – жители поселка на трезвую голову в лес вообще не совались. Так, небольшими толчками, охотник продвигался от дерева к дереву, порой запрокидывая голову к затерянным в высоте кронам, которые неразрывно переплетались, создавая под пологом вечный полумрак.

Стонали сосны, гудел на все лады усиливающийся порывистый ветер, Хранитель Грани гонял своих псов и вострил стрелы, обещая близкую и продолжительную бурю.

Нартен рассчитывал, успеет ли он до первого дождевого залпа набрать грибов и слетать в комендатуру, отвезти шерифу выродковы уши. И фотографии – добавил себе охотник, ибо не всегда можно найти у выродка уши. И надо еще доказать, что ты не подстрелил честного человека.

Все – бизнес, за выродка платили щедро. А что им еще оставалось делать, если только сталкеры выродков и истребляли? Шериф, конечно, тоже старался как мог, но к Границе, к реке не подходил – боялся. А именно здесь их держать и надобилось, заступая иногда на Территорию, иначе они давно бы в городах оказались, что про деревни говорить.

Два раза в год вся полиция округа торжественно съезжалась, набиралась смелости и под предводительством сталкеров отправлялась на Территорию, зачищать. Нартен невзначай подумал, что будет, когда аномалии захлестнут Уилк, а жители, по привычке, не все съедут, да еще продолжат множиться. Так и прибавляется выродков…

Он свернул за толстую, кривую сосну и мгновенно ударил по тормозам. Прямо на уровне глаз светлели полосы содранной коры, длинные, сочащиеся смолой линии, в которых он разом узнал лапу кухурра.

3

Сжатая, сведенная тугой пружиной угроза наконец выхлестнулась. Низкий, рокочущий звук прокатился над лесом, разошелся ударной волной, покоробил землю, взметнул белесые вихри в ветвях и пошел дальше, за реку, впитавшись в туман. Природа еще не успела расслабиться, как звук повторился – долгий, уныло-мощный рев. Так рычат по необходимости, отгоняя возможного, забредшего поблизости соперника. Но никто не ответил, и третий клич сменился безудержным, режущим уши хохотом, будто неведомая тварь издевалась над всем миром, не сумевшим выставить ей равного.

Хохот оборвался, и опять наступила угрожающая тишина с прострелами короткого древесного треска, мучительного скрипа да шороха миллиардов сосенных лап, ласкающих ветер.

Он выскользнул из своего укрытия и пополз, извиваясь, к сероватой грозди грибов на выцветшем пне, готовый во мгновение ока снова метнуться под корни.

Он слышал голос зверя, чувствовал запах зверя, но муки голода заглушили в нем все. Костистая рука протянулась к вожделенной грозди, длинные пальцы схватили, сорвали ее, и существо кубарем скатилось назад в яму, исступленно запихивая в большой рот чудом добытое пропитание. По скошенному зеленоватому подбородку стекала слюна, крупные зубы молотили безумолку. Пища проходила толчками, он срыгивал, трясся от жадности, ощущая в желудке блаженное тепло.

Первая гроздь прибавила ему смелости, и он выкарабкался из-под кореньев, выкаченные голубые глаза обшаривали дерево за деревом.

На этот раз он даже не вернулся в убежище, выдергивая и поедая грибы целыми горстями, с землей и трухой, оглушительно чавкая. Он был до отказа собой доволен, его братья за рекой подыхали от голода, он же додумался перебраться на эту сторону, к поселку, и мог сутками набивать свое брюхо, переходя от ствола к стволу. Пусть неподалеку рыскает кухурр, но от хищника всегда можно успеть увернуться, заскочить на дерево, едва коснется ушей хруст, производимый им по дороге.

Он рылся в подстилке, худые плечи его вздрагивали, а на серо-зеленой голой спине проступали позвонки. Вдруг он заволновался. Он смутно почувствовал опасность, какую-то неотступную, незнакомую. По началу он не придал ей особого значения, так как был занят поглощением пищи, теперь же привстал и осмотрелся.

Ничто не предвещало беды. Как всегда, колыхались молодые елки, задумчиво шелестел подлесок на выгори, перекатывался волнами можжевельник. Где-то вдали монотонно завывал ветер.

А из-под пушистых иголок, не отрываясь, смотрела на него Смерть…

У Смерти были прищуренные серые глаза с осколками льда и цепкие пальцы в обрезанных перчатках, ювелирно наводящие оружие. У Смерти была стальная выдержка, позволившая два часа просидеть, схоронившись в ветвях и будоражащий азарт охотника, заставлявший преследовать то, что когда-то было человеком. Выслеживать и убивать.

Выродок на опушке, пересиленный алчностью, привстал на цыпочки и потянулся за новой порцией грибов. Краем уха он уловил короткий щелчок, и через миг ему уже не надо было заботиться о ночлеге, питье и пище. Он перестал быть.

Увесистый цельнометаллический стержень пробил его череп от виска к виску, намертво пригвоздив выродка к дереву. Костлявое тело дернулось, затряслось, будто в электрическом разряде, изогнулось и вытянулось, не имея возможности упасть. Недожеванная гроздь выпала из разжавшихся рук и прошуршала оземь.

Секунд десять стояла изумленная тишина, затем в ельнике треснуло, и с разлапистых нижних ветвей мягко спрыгнул молодой охотник в лисьей шапке и потертом замшевом костюме, опоясанном ремнями.

Нартен Марр почувствовал выродка за секунду после того, как увидел отметины когтей на коре и услышал первый крик кухурра. Выродок метнулся в страхе метров за пятьдесят впереди, искушенное ухо сталкера определило шорох, затем пришло осознание…

Четкая уверенность в том, что прошуршал именно выродок, прошуршал и забился в укрытие, где его без биолокатора не отыщешь. Сосредоточенный Нартен Марр обошел два круга у предполагаемой затайки и окончательно убедился – инстинкт не обманул его, где-то в зарослях действительно сидела одуревающая от голода мерзкая тварь, дерзнувшая перейти реку.

Не торопясь, преисполненный хищной грации, он подошел к мертвецу и оглядел его с удовлетворенной усмешкой. Неожиданная удача, лишние деньги в копилку, в итоге – великолепное дальнобойное ружье хадарского мастера, о котором он давно грезил.

Размечтавшийся Нартен извлек из кармана похожую на зажигалку хромированную трубочку, на которой вспыхивало треугольником короткое, не больше дюйма, плазменное лезвие, и одним движением отсек выродку ухо.

Запечатал в пакет, повертел в пальцах – причудливо-огромное зеленоватое ухо в черных крапинках – и брезгливо сунул в сумку. Любопытно получается, на Территории он не испытывает ни малейшего желания стрелять по этим недолюдям, на Территории от них даже польза: за коробку спичек полезут и вытащат, что прикажет честный сталкер, за две коробки сунутся даже под Рубилку… От выродков есть свой особый прок, и совсем незачем их поголовно стрелять, просто каждый должен быть на своем месте. Перешел урод реку – и свершилось возмездие.

Нартен Марр, выдернувший наконец стрелу, упер руки в бока и почувствовал себя кем-то вроде Хранителя Грани. Справедливого и беспощадного Стража равновесия.