Десять лет среди харайтов. Часть 1. Нартен Марр

И в этот момент снова звучный, преисполненный триумфа рев разошелся над лесом.

Сталкер засунул стрелу в колчан и заметил, что воодушевленный убийством выродка, ведется на подвиги. Уж ничего нельзя было с этим поделать, одна маленькая удача включала в нем рвение своротить горы, ежели те на дороге окажутся. А в данном случае – выследить кухурра до его логова, запомнить место и беспрепятственно вернуться обратно, сообщив Архмату.

Свинтив со стрелы наконечник, сталкер навернул на нее цилиндр со взрывчаткой и, осторожно скользя над землей, будто призрак, двинулся дальше.

Перестраховка на всякий случай. Такой как Нартен без крайней нужды не выстрелит, все определяет расчет. Дальновидное и хитрое планирование.

За кухурров не платили – шериф отказался поощрять охоту на все неразумное, сообщив, что ему спускают деньги на разбойников, а не на зверей. Что ж, прекрасно, как сожрут пару поселян, придется голубчику объявить награду. Тогда-то они с Архматом подождут немного, да хищника и стукнут.

Нартен улыбнулся и мысленно пожелал кухурру хулиганить. Долгожданное ружье замаячило уже совсем реально. Кстати, на счет разумности, это еще как посмотреть. Кухурры, как и все, порожденное Территорией, изменялись год от года, справиться с ними становилось все труднее.

Вжимаясь, почти слившись с холодной мокрой землей, Нартен Марр полз по грязи и листьям к краю заросшего березняком оврага. Оцарапав щеки и подбородок иссохшей травой, втромбовав все сучки и шишки на своем многотрудном пути, он, наконец, аккуратно раздвинул пожелтевшие кустики и заглянул под откос.

Зверь стоял спиной, расставив задние лапы и выпятив мощный крестец. От нижних растопыренных когтей до плоской макушки он приблизительно вытягивал на два с наценкой метра. Нартен обомлел, первый раз увидев кухурра так близко, какие-то пять-шесть шагов крутого склона.

Творение Территории, извергнутое из самых радиоактивных глубин ее, кухурр так измутировал от своего зверо-предка, что последнего оставалось лишь угадывать в этой угрожающей груде костей и мускулов. Но сейчас кухурр был сыт и доволен, он набился до отказа, и крупная голова его клонилась все ниже, словно тяжелые челюсти тянули ее к земле. Зверь брякнулся на задние лапы, выпростав толстый хвост, и остался сидеть, кивая тупой мордой, почесывая раздутое брюхо.

Из пасти его, утыканной загнутыми желтыми зубами, свисал неестественно алый обрывок. Всмотревшийся Нартен вспомнил, что забыл выдохнуть, но на том дело и кончилось – под страшенными передними лапами зверя пламенело беловато-красное месиво, завершавшееся начищенными до блеска лакированными туфлями.

Нартен наконец выдохнул и заметил чуть левее, в луже, еще одно бездыханное тело. Явно не принадлежащее выродку, на которых кухурры обычно охотились.

Значит уже успел, шельма, слопать порядочных граждан? Но в поселке так не одеваются, будто на банкет собрались, у редкого единственный приличный костюм в дальний шкаф забит, молью еденный, а большинство в чем попало, трижды латаном-перештопаном ходит.

У Нартена появилось нехорошее нарастающее чувство щекотливого любопытства. Он расслабился, пытаясь вступить с хищником в эмпатический контакт и почувствовать недавнюю расправу. Бесполезно. Кроме дурманной дремы и благодушной сытости никаких импульсов в коварном мозгу зверюги не улавливалось.

Кухурр громко икнул и морда его окончательно ткнулась в разодранное мясо. Лениво, даже с каким-то отвращением, он свел челюсти, отщипнул полоску и медленно зажевал.

В это время сталкер, оглушительно затрещав, поднялся во весь рост. Несколько секунд зверь и человек смотрели друг на друга, гроза Территорий суживал и расширял чернильные свои зрачки в обволоке желто-зеленых мерцающих прожилок: зачем эта маленькая хищная тварь пришла тревожить его, отяжелевшего после трапезы?

Черно-зеленая клочковатая шерсть встала дыбом на холке кухурра, он хотел было зарычать, да только захрипел – до того обожрался. От маленькой твари не ощущалось вреда, лишь сигналы голода, а у короля Территорий не было желания подниматься, прогоняя ее по зарослям, и он снова положил голову на лапы, следя за ней тяжелым, тускнеющим взглядом.

Нартен Марр враскачку, перепрыжкой спустился на дно оврага, подражая повадкам молодого кухурра, подобрался к нетронутому трупу и, раздираемый любопытством, перевернул его на спину. В ту же секунду он забыл о засыпающем в нескольких шагах звере, всецело предавшись изучению мертвеца, ибо разом узнал под его плащом знаменитую синюю с черным форму всемогущей Службы Технического Контроля.

Хуже не придумаешь! Храпящий людоед окончательно перестал занимать сталкера, он даже опустил снятый с предохранителя арбалет. Тем более, не кухурр явился причиной гибели сотрудника СТК. Шея последнего была свернута почти на 180 градусов, импульсная пушка в не успевшей окоченеть руке разрядилась до предела.

СТКшник в кого-то стрелял, прежде чем его настигла смерть, а Нартен еще не видел того, кто промахнулся бы в кухурра, ровно как и того, кому хищник свернул бы голову.

Стоило бы бросить все это и быстрее убираться отсюда, хотя в грязи остались его следы. Шадарат! Через пару часов прилетит целый отряд, начнут искать виновника, и доказывай, что ты не осел! Может сразу шерифу заявить?

Не хотелось Нартену связываться с этими страшными государственными структурами. Нет, к шерифу он не пойдет. Замазать следы, пройти кругом через реку, через Территорию…

О, Великий Пес! К ночи вернуться домой. И сжечь ботинки, свои прекрасные, надежные ботинки, Харатрон побери!

Нартен остановился. Вдоль промоин на топком дне тянулась цепочка еще одних следов – глубоко вдавленных, подкованных подошв не меньше чем 45-ого размера. Кое-где попадались разбрызги темных пятен, и сталкеру не потребовалось обьяснять, что это такое. Кровь.

«Погоня, смертельная схватка и…» – Нартен поскользнулся и с плеском шлепнулся в грязь. Но он не придал этому значения, лишь увидел, вылезая, расщепленную выстрелом молодую березку. Дерево было перебито, разможжено в месте удара. Верхушка его валялась шагов за пять, обожженные, изуродованные волокна выдавали импульсную пушку.

Нартен скорехонько пошел дальше, по примятой траве и частым кровавым каплям, перекинув арбалет за спину и загнав в бластер дополнительную батарею.

Шагов через пятьдесят он, настороженный, словно ищейка, заметил что-то, блеснувшее во мху, кусок непонятной детали с обрывками проводов. Ему стало немного жутко, ибо не зверь и не выродок прошел здесь часом раньше. Наверняка вооруженный, очень опасный и скоростной боец, сумевший отправить за Грань двух великолепно вышколенных агентов и неизвестно сколько перекосивший их ранее.

Важный преступник, иначе бы только полиция им занималась, очень нужный, раз решили преследовать его на границе Территорий, возможно технайдер, машина-убийца, по следу которой Нартен не пойми зачем сейчас шарится, дразнит Судьбу.

«Ну и найдешь, – говорил себе сталкер, продолжая вынюхивать, – и что ты сделаешь? Грудью поляжешь за Республику Сэтэра, получишь посмертный орден за помощь тайной полиции? Ты же СТК боишься, а потому ненавидишь, она может тебя за лишнее слово до смерти за решетку упрятать, может на спайсовые рудники бросить. И что же теперь, помогать ей во имя человечества? Не помогать? А что тогда делать?»

Размышляя таким образом, Нартен продолжал идти, быстро и уверенно, ибо для него, профессионального сталкера, такой неприкрытый след не был загадкой. Его торопил охотничий азарт и увлечение погоней. Возможно, в силу природных особенностей характера, он мог бы стать хорошим солдатом, если бы не глухой отказ подчиняться и хроническая аллергия на дураков, коими, как известно, изобиловала сэтэрская армия.

Он чувствовал Территорию, выходя на реку окольным, незнакомым путем, ощущал, как река придвигается, и это нравилось ему все меньше.

Над узкой серой полосой струился туман, отражаясь в ее зловещей, недвижной глади. Река и текла, и стояла одновременно. Точнее, взглянув на нее, было не определить даже крохотного движения – она казалась застывшим стеклом, начищенным и отполированным до блеска.

Налетал неровными порывами ветер, сдергивал белесые клочья, сбивал их в кучи, обнажая на миг унылый пейзаж, простиравшийся за рекой. Жухлый камыш, щетину тронутой инеем травы, белый мох на болотных кочках. Там, за мертвой и страшной водяной границей начиналась она – всевластная хозяйка огромного пространства, непонятная, неизученная и неумолимая Территория.

Даже последний остолоп, у которого начисто отсутствовала интуиция, мог увидеть – за рекой что-то не так. Угрюмые, подернутые дымкой топи, гребни коричневых, покрытых тиной прутьев, проблески луж – все дрожащее и неестественное, нарисованное, будто готовое исчезнуть или размазаться бесцветным пятном, завернуться в спираль гравиловушки или прорезаться внезапно черным квадратом, уносящим в иные миры.

На Территории происходило все, что угодно, что только посильно больному, извращенному воображению ее Создателя, который неистовствовал и бредил, посылая в мир все новые и новые ужасы. Территория звала и манила, ее высокий, вибрирующий голос звучал день и ночь, пронзал, словно ультразвук, мозг и душу, находя отклик в тех, кто, как и она, обладал некой болезненностью, особым сталкерическим медиумизмом.

Она звала, чтобы околдовать и манила, чтобы не отпустить уже никогда; возникать во снах и диктовать свою волю, проводить тайными тропами через свое сердце и прокладывать тропы в сердце идущего.

Но что хорошо сталкеру, то человеку – смерть, и кроме немногих избранных, люди жили в постоянном изматывающем страхе. Они отказывались съезжать с насиженных мест, слепо следуя призывам правительств не уступать Территории ни метра, они предпочитали не замечать ее, но она являлась к ним ночами, входила в их дома случайным сквозняком, проникала в их легкие с дождем и туманом и, поселяясь внутри, билась с их сердцем, дышала их дыханием, вытягивая последние силы.

А потом переходила в наступление, хлестая их, выжатых и сдавшихся, радиоактивным бичом и теперь уже точно выгоняя прочь, сдвигала границу еще километра на два-три.

За рекой начиналось безумие. Его чувствовал человек на крутом берегу, всматривающийся из-под ладони в мешанину испарений и болот, в первую заградительную линию Территории. Наконец он тяжело сел на кочку у самого обрыва и опустил голову на скрещенные руки.

Его спутанные желтые волосы падали до середины спины, обтянутой клетчатой курткой, рваной и грязной, в пятнах засохшей крови. Такие же, красно-черные короткие штаны из толстой шерстяной ткани, разодранные, будто собачьими зубами, обнажали мощные мышцы ног беглеца, мышцы, что наравне с арматурой несли его уже четырнадцать дней через горы, леса и степи, через последние мелкие городки, почти без остановки, сквозь бесчисленные ловушки и лазерный огонь застав. И вот… донесли…

Он накинул на плечи короткий клетчатый плащ с пятью прожженными дырами и отложил в сторону тяжелый трофейный автомат. Беглец смотрел на реку, что накатывалась на глинистый берег двумя метрами ниже, подступала совершенно бесшумно, словно жидкое стекло или масло, и подсчитывал, сколько рентген накопила в себе эта стылая, омертвелая глубь.

Он поднимал глаза к небу, разглядывая что-то, видное только ему и хмурился, передергивая щекой. Плохо, очень плохо… Сзади коварный и настойчивый враг, озверевший от беспрестанных неудач, впереди – враг неведомый, но, по слухам, не менее беспощадный. Территория. Но она давала хоть какой-то шанс, не питая ненависти к беглецу лично или питая ее ко всем одинаково.

Он пошевелился, собираясь подняться, но тут же что-то острое и холодное уперлось ему в затылок. Властный голос над ухом прошептал: – Не двигайся!

Так обрываются мечты и надежды. Но беглец был не из тех, кто легко сдавался. Он молча проклинал свою беспечность. Стоило на миг забыть об угрозе, как она возникла, будто родилась из-под земли. Он не услышал ни шороха, ни треска. И, самое обидное, не мог определить, что за оружие приставлено к его шее, хотя мог поклясться, что это не бластер и не импульсная пушка. Только бы выгадать секунду… долю секунды…

Он уловил короткий лязг и понял, что преследователь завладел его автоматом. Что ж, большого перевеса это не даст, знать бы, что за штука у него в руках.

– Встань на колени. Медленно! – продолжал командовать невидимка, не отводя оружия. – Сними пояс. Руки за голову. Обе.

– Правая не работает, – спокойно ответил беглец, заметив краем глаза, как забрала пустые кобуры и плазменный резак на ремне рука в перчатке с обрезанными пальцами.

Не СТК. Служба такое не оденет. Кажется, медный браслет на запястье. Местный сторожил? Охотник? Шериф?

– Что ты делал в моем лесу? Пробирался в поселок?

У беглеца отлегло от сердца. Пленитель снисходил до разговора и, похоже, ничего не знал. Как можно миролюбивее, стремясь придать голосу дружественность, он обьяснил:

– Ничего дурного. Поселок мне безразличен. Отпустите меня, я немедленно уйду за реку, как собирался.