Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

– Да.

– Следуете в Харбин?

– Да.

– Пожалуйста. Счастливого пути.

Пограничники уходят. Поезд медленно трогается. В купе входят три пассажира. Один из них забрасывает на сетку баул, второй садится возле Лорса, третий прилипает к окну.

Лорс поднимается со своего места, хочет выйти из купе. Тот человек, который забрасывал баул в сетку, каким-то очень незаметным, но точным движением подставляет Лорсу ножку. Лорс падает, поворачивается на спину, выхватывает из бокового кармана пистолет. На него бросается один из троих. Быстрая борьба, сопение, ругательства. Поезд, дрогнув, останавливается. Тот, что боролся с Лорсом, спрятал его пистолет в карман, поднялся и сказал:

– Только давайте без цирка, Сомов. Пошли…

КАБИНЕТ НА ЛУБЯНКЕ, В МОСКВЕ. Сомов-Лорс кончает писать свои показания, передает их Всеволоду Владимирову – работнику Восточного отдела ЧК. Тот просматривает написанное и говорит:

– Вы так много пишете, что мне трудно выявить для себя главное.

– Побежденные всегда пишут много. Особенно любят мемуары сочинять в камере, – усмехается Сомов.

Владимиров внимательно смотрит на Сомова и переспрашивает:

– Страшно?

– Да.

– Что ж, страх в данном случае неплохой базис для сотрудничества…

– Вы предлагаете мне…

– Я вам пока ничего не предлагаю. Я констатирую явление.

– Я готов сотрудничать с вами…

– Да?

– Да.

Владимиров чуть улыбается, снова листает материалы и спрашивает:

– Значит, как я могу понять из ваших показаний, в парижском эмигрантском центре барона Унгерна считают наиболее перспективной фигурой?

– Да.

– План его выступления распадается на две фазы: первая – поднять монголов против гаминов, прогнать их, а после – рывок на Москву? Не так ли?

– Вы правильно меня поняли.

– Вы посланы координационным парижским центром для того, чтобы на месте, в Монголии, скорректировать планы совместных выступлений всех белых сил против нас – на Востоке и на Западе?

– Да.

– Хорошо… Можете идти…

Сомов медленно поднимается с табурета, стоящего посредине комнаты.

– Одну минуту, – останавливает его Владимиров. – Опишите мне, пожалуйста, вашего парижского шефа, генерала Балакирева.

– Старик. Брит наголо, с большой седой бородой. Очень высок… очень худ…

– Когда он должен выехать к Унгерну?

– Через две недели.

– За две недели вы надеялись ознакомиться со всеми планами Унгерна?

– Да. Дней за десять.

– Так же, как вы, – через нас?

– Нет. Через Японию…

– Ясно… Пожалуйста, распишитесь на этом листке.

– Нужен мой почерк? – спрашивает Сомов, медленно отходя к двери. Владимиров кивает.

– И последнее – назовите мне пароли и явки в Харбине. Кто вас должен переправить оттуда к Унгерну.

Сомов оборачивается и напряженно, сосредоточенно всматривается в лицо Владимирова:

– Вы погибнете там. Я не пылинка, меня знают многие…

– Ваши знакомые – тема особого разговора. Итак, пароль.

– В русское консульство я должен явиться к генералу Бакичу…

МОНГОЛЬСКАЯ ЮРТА. Два гамина гонялись за девушкой. Молоденький высокий офицер стоял возле порога, придерживая старуху, которая плакала, рвалась и кричала:

– Дарима! Дарима!

Яростно отбивалась Дарима от гаминов, но они повалили ее, связали руки веревкой и вывели из юрты.

Когда они проводили ее мимо офицера, тот погладил ее по щеке и сказал:

– Девочка, ты так прелестна. Зачем кричишь ты? Тебя ждет счастье подле меня, а не горе.

Офицер вышел вслед за девушкой из юрты, а старуха ползала за ним на коленях, хватала его за сапоги и причитала:

– Отпустите Дариму, отпустите Дариму!