Город, которого нет

– Меня подвел поставщик, – сказала она Никите, – вот ты и влип.

– А я-то тут при чем? – спросил Никита.

– Ну, как бы попроще… давай так. В одном месте, довольно странном, есть, гм, минерал. Местные растирают его и заваривают, на манер кофе. Я цапанула пару унций, когда мы удирали из Мюнхена.

Бедный Рик, подумал Никита. Он с ней не соскучится.

– Понимаешь, я всегда знала, что этот тип – халявщик. Зато дешево. А тут он мне, то ли сдуру, то ли горело у него, товар толканул качественный…

– И ты этот кофе заварила девушке, которая пришла сюда две недели назад, – продолжил Никита, – и что?

– Те туземцы вообще очень странные ребята, – продолжала Марго, – раздумчивые такие. Сутками на месте сидят. А мир у них райский. Идиллия. Минимум затрат при максимуме результата. Как-то так этот напиток действует, что, когда ты понимаешь, что тебе надо, события выстраиваются оптимально для как. Вектор он дает, вот что. Вектор. Той женщине нужен был ты.

– Но тот… я – погиб?

– Откуда я знаю? Наверное. Будь сырье похуже, действие послабей, она нашла бы в своем мире кого-то похожего. А так контрафактное пойло выдернуло тебя. Передозировка вышла. Бывает, – Марго смотрела чуть виновато.

– Я зайду к вам еще? Просто так? – спросил Никита.

– Съехали мы, дружок. Пока, видишь, здесь. А у вас – совсем закрылись… иди, – сказала Марго.

Знакомая дверь. Он открыл и шагнул в утро. Раннее августовское утро где-то в новостройках. Услышал, как захлопнулась за спиной дверь, и что-то тяжелое немедленно придвинулось к выходу.

– Будь здоров, – донеслось за спиной.

Брел долго, мокрый и злой. В метро, конечно, его не пустили. Лишь около девяти оказался в родных местах. В знакомой лавке зубастый продавец зазывал:

– Свежее мясо! Купи, дарагой! Скидка первому покупателю!..

В парадную он входил с пакетом в руке.

– А ты уверен, что это именно телячья вырезка? – раздался голос. Рыжий котище сидел на окне. – Где брал?

– Ты? – Никита почти не удивился. Слишком много событий за одну ночь. – Ты что, за мной всю дорогу бежал, что ли?

– Это тебе бегать надо, – самодовольно ответил Ватсон. – У нас другие средства передвижения.

– Как Ленка? – спросил Никита.

– Которая? – насмешливо уточнил кот, – но ответил: – Та – выкарабкается. Ставен уже не ломает, – он осторожно засунул морду в пакет, – понимаешь, тот, другой, за два года стал у нее бронзовым. Идеальным. А тут – ты. Обычный. Посмотрела она, посмотрела… И с пьедестала сняла. Отойдет потихоньку. Отболеет.

Никита кивнул и пошел вверх по лестнице. Порылся в кармане, ища ключи. Дверь распахнулась.

Его ждали.

Пьяная гавань

Место, где земля закругляется.

    Лев Кассиль

– Долго еще? – Николай ежился, охлопывал себя по карманам, крутил шеей, привыкая к одежде.

Старик взял его под локоть. На ночной улице они были, как бельмо на глазу: пожилой гражданин в плаще и берете по случаю хмурых, как обычно, летних погод, с банкой в авоське, и рослый парень с сумкой через плечо. Впрочем, кому какое дело?

Окраина Ленинграда. Тут и днем безлюдье. Лишь ветер ерошит деревья, гонит по улице пыль и листовки. В выбитом окне первого этажа наискось плакат «Хопер инвест – отличная компания». Конец улицы Савушкина, в прошлом безымянного отростка Благовещенской.

Слева потянулся бетонный забор с лоскутами объявлений и пузатым граффити.

Предупреждение: «Стой! Прохода нет». Жирным и черным: «Банду Ельцина под суд». И совсем странное «Не в деньгах счастье», какого-то спятившего от нынешних передряг доброхота. Через сотню метров в заборе обнаружилась дыра.

– Сюда, – Ильич пролез первым, огляделся. Прикрутил звук в слуховом аппарате. Мало ли. Может, кое-кому не спится.

От дыры сквозь заросли вилась тропинка. Огромный пустырь в молочном свете напомнил Николаю поле чудес. Останки грузовиков в бурьяне, строительные вагончики, гаражи, хибары из ящиков, местами новехонькие, кое-где – просевшие от старости внутрь. На высоком сарае реял красный флаг.

– Заброшенная лесопилка, – пояснил дед.

Кто-то там есть, подумал Николай. Людей он не видел, но чувствовал, что на всей этой, безлюдной с виду, земле, кишит жизнь. Как в муравейнике.

Ноги болтались в чужих башмаках, плечо ныло. Сволочь тяжелая, думал он, все зло от нее. Подавил порыв размахнуться и зашвырнуть сумку подальше.

Пахнуло водой. Дорога шла под уклон. Тянулись ржавые рельсы. Куда? в тупик, ясен перец. Сейчас все пути тупиковые.

Остовы лодок, камни. Кучи щебенки и песка. Пахнуло дымком и едой. Макаронами, решил Николай, и в животе забурчало. Зудели комары. Шмыгнул через дорогу кто-то серый и тут же растворился в тени.

Вода. По акватории, сколько хватает глаз, лодчонки и катера, ржавые баржи и корабли – самая густая жизнь там. Вдали едва угадываются точки рыбацких лодок.

Ноги вязнут в песке. Зеленые от ряски сваи, тухлые заводи меж причалов и запах – свежих огурцов и соляры. Перевернутые лодки, при цепях и замках, чтоб не сперли. Все равно сопрут. Время такое.

– Кажись, этот.

Щербатый причал пружинил под ногами. Покачивался катерок. Старик стукнул по борту:

– Боцман, принимай!..

В каюте заворочалось, грохотнуло. Заспанный лысый мужик в тельняшке поздоровался с дедом, сунул клешню Николаю. Рукопожатие было крепким.

– Проходи, – кивнул он.

Николай, достал из сумки обернутый газетой сверток, протянул старику:

– Спасибо, Антон Ильич. Вот, – он замялся. – Вы точно решили? Может…

– Не может, Коля, – мягко сказал дед, – ступай с богом.

Николай шагнул на катер.

Ильич сунул сверток в авоську. Край желто блеснул металлом. Катерок отвалил, лавируя меж посудин.