Солнечный луч. Чего желают боги

Начала я с хищников, потому первым на камне появился волк. Кийрамы, последовавшие за нами, подошли ближе и уже не нарушали молчание разговорами, они слушали и смотрели на то, что появляется на поверхности камня. Они переходили следом за мной вокруг нашего мольберта, и когда свободное место закончилось, погнали мальчишку лет семи за водой и тряпкой.

Постепенно начали появляться вопросы, на которые я отвечала по мере своих знаний, а их было не так уж и много. Пока разговор шел об окрасе, размере животного и привычках его обитания, я еще говорила подробно и уверенно, но когда начались вопросы о повадках и о том, как лучше выследить зверя, я только развела руками и вынужденно призналась:

– Я не люблю охоту.

– Не любишь? – изумились кийрамы и не поверили мне: – Такого не бывает.

– Бывает, – ответил за меня Берик. – Тагудар смотрит на Ашити с любовью, когда она оплакивает убитого зверя.

– А мясо ест, – отметила Дайкари.

– Когда я не вижу убитого зверя, мясо для меня остается просто куском еды, – сказала я.

– А если увидела убитого зверя? – заинтересовался пожилой кийрам.

– Есть не станет, – вновь ответил за меня ягир и перевел разговор в более удобное русло: – А наш каан – знатный воин и охотник.

Дальше Берик рассказывал о том, как быстр, меток и ловок Танияр. Его слушали внимательно, и кто-то даже покивал, соглашаясь.

– Дрались мы с ним, – подал голос еще один кийрам. – Хороший воин.

– А зимой сам на ножи наши сунулся, – донесся новый голос.

Мы с Бериком одновременно повернули головы, пытаясь рассмотреть того, кто нанес Танияру страшные раны зимой. Он и не прятался, как не выказывал высокомерия, насмешки или вины. Молодой кийрам лет двадцати трех – двадцати пяти просто констатировал факт того, что произошло когда-то.

– Так пожелал Отец, – заговорила я. – Он отвел глаза ягирам и заманил Танияра в западню. Это замысел Белого Духа.

– Выходит, смерти вашему каану Белый Отец пожелал, – произнес старик.

– Нет, – улыбнулась я. – Жизни. А мне позволил вывести Танияра из предсмертного мрака, пока моя мать творила ритуал.

– Как это? – полюбопытствовали кийрамы, и ответил им уже Берик:

– Ашити – дочь вещей Ашит. Не был бы ранен наш каан, не попал бы к шаманке и не встретился с Ашити. Отец их свести пожелал, вот и застил глаза и ему, и нам. Захотел, чтобы ваши раны привели Танияра в дом Вещей, где он и увидел дочь шаманки.

– Шаманка старая, – резонно возразил старик. – Даже меня старше. Не может быть у нее дочери.

– Может, – произнесла Дайкари, и все поглядели на жену вожака. – Ашити пришла зимой в священные земли из другого мира. Шаманка ее нашла, выходила и назвала дочерью. А потом, выходит, Белый Отец привел туда и каана. Теперь они муж и жена. На всё воля Создателя.

– Велик Белый Отец, – покивали кийрамы, приняв открывшуюся им истину, и попросили: – Рисуй еще.

Время продолжало свое неумолимое течение. День постепенно клонился к своему завершению. Верхушки деревьев уже щекотали жаркое брюхо солнца, и сумерки успели сгустить тень и растянуть ее над благодатными землями Белого мира. Камень для рисунков уже давно был испещрен изображениями невиданных прежде зверей и птиц, и теперь вокруг него ходили те кийрамы, которые предпочли остаться в стороне от уже сформировавшейся компании… или стаи, как было ближе моим новым знакомцам.

А мы успели вернуться к ягирам и тем, кто был рядом с ними, ненавязчиво приглядывая и развлекая разговорами. Впрочем, беседа давно стала общей. Как-то сама собой она подошла к событиям, которые привели к смене каана в Зеленых землях, к знакомству с пагчи и к илгизитам.

– Пусть сгниют они заживо! – рявкнул Кхыл, показав свое отношение к последователям Илгиза.

– Пусть глаза им выжрут земляные усэндэ, – поддержал собрата кийрам, встречавший вместе с братом вожака нашу делегацию.

Кстати, усэндэ – это местная разновидность червей, пожиравших плоть не только мертвецов, но и живых существ, если они были обессилены или обездвижены и не могли защититься. И такая казнь имела место у кийрамов, ей подвергались насильники или убившие соплеменника преднамеренно. Мама говорила, что такое происходит редко, но случается. Тогда кийрамы разрывали землю в месте обитания усэндэ и клали туда обнаженного и связанного душегуба.

К месту казни мог подойти любой, но стояли и назначенные для охраны воины. Они не позволяли родне облегчить страдания убийцы быстрой смертью или освободить его и дать сбежать. Следили за процессом исполнения наказания и добивали, когда человек превращался в кровоточащий кусок мяса без кожи, глаз и губ. А после оставляли червям их остывающее пиршество и уходили. Так что кара была страшной, и преступлений у кийрамов практически не было.

Тагайни, в зависимости от тяжести преступления, чаще использовали яд, который преступник выпивал добровольно, чем очищал свое имя после смерти. Перерезали горло, если наказуемый отказывался от яда. При менее тяжких грехах изгоняли из тагана и запрещали возвращаться под угрозой смерти. Ну а прелюбодеев-мужчин, как я уже когда-то рассказывала, привязывали к столбу за поселением и вверяли его судьбу духам. Женщин просто выселяли на окраину, лишая рода и защиты. В общем, любимые дети Белого Духа были даже добрее и милостивее. Может, потому и преступления у них хоть и не шли лавиной, но случались чаще, чем у тех же кийрамов.

Что до пагчи, то их было мало и между собой они поддерживали дружбу. В этом племени преступлений не было, ну, может быть, раз лет в двадцать-тридцать. Там наказание носило форму ритуала. Преступника привязывали к дереву, а дальше мужчина – родственник убитого первым стрелял в убийцу из лука. Мог убить сразу, а если только ранил, то лук брал следующий мужчина или женщина. Мама говорила, что одной-двух стрел достаточно, редко было больше. Потом покойного, искупившего грех своей кровью, отвязывали и хоронили со всеми почестями, как и любого другого жителя племени. А с изменниками супруги сами разбирались, как считали нужным, хотя измены случались чуть чаще убийств.

У кийрамов же измен вообще не было, потому что жили по законам животного мира, и для образца был взят йартан – тот самый зверь, которого Хайнудар лишил возможности сбиваться в стаи, пара им выбиралась один раз и до конца жизни. Потому закон тагайни, позволявший жениться второй, а то и третий раз, не говоря уже о каанах с их правом тройного супружества, вызывал у обитателей племени недоумение и даже презрение, что мы выяснили во время нашей общей беседы.

– Танияр отказался от права иметь трех жен, – сказала я в защиту мужа. – Он выбрал меня одну, и другой жены у него уже не будет.

– Это правильно, – тут же закивали кийрамы. – Ваш каан – мудрый человек.

Я скрыла улыбку. Продвижением дипломатической миссии я была довольна. Ягиры общались с кийрамами на равных, ни разу не вспомнив старых обид и драк, впрочем, как и их оппоненты. Мы недурно сблизились и общались уже намного проще, чем вначале. Я даже приметила, что и кийрамы умеют растягивать губы в улыбках. Правда, были они сдержанными, но все-таки были, а это уже что-то да значит. Что бы ни решил в итоге вожак, а лед сегодня дал первую трещину. Хотя, конечно, будущее зависело именно от Улбаха. Если посчитает каана слабым и недостойным, то все наши разговоры с людьми могут остаться только временным перемирием. И потому только Танияр мог по-настоящему протянуть мост между своим народом и соседним племенем. Я в него верила всем сердцем.

А время продолжало свой неумолимый бег. Пока мы беседовали и дружно посылали проклятия на головы отступников и их божества, дверь в доме Улбаха и Дайкари наконец открылась. Главы двух народов показались на пороге, и разговор, только что бурливший, смолк. Взгляды устремились на каана и вожака. Каан поймал мой взгляд, и я заметила, как по губам его тенью скользнула едва приметная улыбка. Улыбнувшись в ответ, я поняла, что он достиг нужного результата – вожак кийрамов признал его за равного.

– Дайкари, – позвал Улбах, – неси еду, пора встретить гостей как полагается.

И люди пришли в движение. Дайкари подняла руку, и за ней устремились женщины и несколько мужчин. От начавшейся круговерти в первые минуты зарябило в глазах, но вскоре стало понятно, что ничего хаотичного не происходит. В каждом действии был свой порядок и слаженность, и картина происходящего становилась всё четче с каждым мгновением. Нам готовили прием, по традициям кийрамов разумеется.

И пока обитатели племени были заняты, мы оказались предоставлены сами себе. Улбах тоже ушел, и Танияр приблизился ко мне и ягирам в одиночестве. Он приобнял меня за плечи, и я, накрыв талию каана ладонью, прильнула к нему. После заглянула в лицо и увидела ласковую улыбку.

– Соскучилась, – шепнула я мужу, и он ответил коротким поцелуем в губы. А когда Танияр распрямился, я заметила: – Долго вы сидели, я уже думала, что до темноты не выйдете.

– Могли и до темноты, но у Улбаха пот выступил, – усмехнулся каан. – Я не стал больше ждать. Мы не состязаться приехали, а разговаривать о дружбе.

– Ты сдался, – понятливо кивнула я.

– Да, – снова усмехнулся Танияр. – Вожак посидел еще немного, чтобы показать свою силу, а потом «смилостивился» надо мной и прервал испытание.

– Почему ты не сказал, что будет испытание? – спросила я.

– Откуда же мне было знать? – супруг пожал плечами. – Я кийрамов знаю не больше других. Понял, только когда Улбах уселся и замер. Я просто повторил за ним и немного подождал, что будет дальше. Дальше ничего не изменилось, и я принял вызов. Почему ты не вышла к ягирам, когда поняла, что это испытание?

– Хотела, чтобы думали: у сильного каана достойная его жена, – ответила я. – И не хотела выглядеть слабой.

Танияр, крепче прижав меня к себе, рассмеялся. Я подняла на него вопросительный взгляд, и он снова поцеловал меня, теперь в щеку. Поцелуй вышел звонким, и я ощутила возмущение. Не от звонкого поцелуя, конечно, а от причины, которой был вызван и поцелуй, и смех. Мужа развеселили мои слова.

– Ты не выглядела сильной, но была очень упрямой, – задорно сверкая глазами, ответил каан. – Вздыхала, ерзала, пыхтела, потом и вовсе заснула и засопела на весь дом, даже что-то бормотала.

– Я не бормотала! – возмутилась я и соврала: – И вообще не спала. Я думала.

– Я слышал, – хмыкнул Танияр. – Только ни слова не понял.

Вздернув подбородок, я отвернулась, так скрыв досаду и неловкость от происходившего в доме вожака. Бормотала… Ужас какой! Было невозможно стыдно представить свой нечленораздельный сонный лепет. Хвала Белому Духу, хотя бы не храпела, это был бы и вовсе позор. И пока я терзала себя муками совести из-за жуткого поведения, недостойного благородный дамы, что мне яростно нашептывала на ухо память, Танияр развернул меня к себе лицом и, удержав за подбородок, мягко велел:

– Хватит. Не из-за чего сердиться и ругать себя. Ты не была сильной, но показала, что ценишь дело своего мужа и заботишься о нем. Я был рад, когда жена Улбаха тебя забрала. Мне было жалко тебя, но я гордился, что у меня такая женщина. Тебе было тяжело, но ты терпела и не вмешивалась. Лучше расскажи, чем вы занимались, пока мы состязались в выносливости.