Летописец. Книга 3. Четыре наследника

Кэйрон ненавидел эктарианство. Лицемерное, насквозь фальшивое, неоправданно жестокое. Его раздражали костры, охота на ведьм, борьба из-за идиотских разногласий между разными эктарианскими и зарианскими общинами. Когда Айварих преследовал эктариан в Сканналии, Маэрина возмущалась разрушением монастырей, Кэйрон поддакивал ей, хотя в глубине души считал: их давно пора сравнять с землёй. Школы, библиотеки, скриптории можно перенести в университеты или сделать самостоятельными, земли и богатства использовать на пользу делу, а не для того, чтобы кормить свору бездельников и развратников. Автор одной забавной книжки – в Барундии её запретили за непотребство по личному приказу Маэрины – сравнил монастыри с отхожим местом, которое настолько воняет, что должно быть подальше от жилых помещений. Кэйрон был с ним полностью согласен.

«Прощай, сын мой!» – услышал он голос матери. В первый и последний раз он увидел её именно в эктарианском женском монастыре, куда его принесли после ранения в Шагурии. Монастырь находился на самой границе между Шагурией и Барундией. Кэйрон оказался там случайно, когда открылась рана в боку по дороге домой. При монастыре организовали небольшую лечебницу, где монашки выполняли роль сестёр. Одна из них, думая, что он без сознания, обратилась к настоятельнице с просьбой позволить матери увидеть сына. Та велела монашке молчать, отослав её прочь. Больше ту монашку не присылали ухаживать за ним. Только сморщенных и хмурых старух, которые на любой его вопрос отвечали молчанием или уверяли, будто ни о чём таком не слышали. Придя в себя, Кэйрон начал размышлять, не почудились ли ему слова монашки. Внезапно он уловил шёпот в темноте:

– Ваша милость, я должна с вами поговорить, – это был голос той самой монашки.

– Кто вы?

– Моё имя не имеет значения. Я просто хочу, чтобы её душа упокоилась с миром.

– Чья?

– Вашей матери.

– Но она умерла очень давно. – Через несколько лет после его рождения, как он всегда считал, а потому он и теперь не знал, сон это или явь.

– Ваша мать не умерла, её отправили в монастырь.

Кэйрон привстал, пытаясь разглядеть женщину в темноте. Он боялся верить и боялся, что ему лгут.

– Ты знаешь, кто моя мать?

– Королева Эльмара. – Да, Эльмара, вторая жена Клемона Третьего, мачеха Гиемона и мать Кэйрона. Таинственная женщина, от которой при всей любви барундийцев к живописи не осталось ни единого портрета. Кэйрон почувствовал, как забилось сердце. Он всё ещё не верил, но вдруг?..

Принц коснулся перстня на руке – он носил его не снимая. Золотой массивный перстень содержал внутри крохотный медальон с изображением красивой женщины в золотисто-красном платье. Кэйрон случайно обнаружил этот портрет, когда играл с Дайрусом в Воинов Иштирии. Дайрус без конца воображал себя главой великого воинства, Кэйрон с удовольствием избивал его, если он слишком заносился. Во время игры они часто использовали шифрованные сообщения, стараясь прятать их в самые необычные места. Дайрус не отличался оригинальностью, зато спрятанные Кэйроном записки никто найти не мог. Однажды он стащил огромный перстень из шкатулки в комнате Гиемона и попытался его открыть. К его удивлению, это ему удалось – внутри обнаружился портрет. Крохотные буковки гравировки с внутренней стороны золотой крышки гласили: «Принцесса Эльмара». Мама! Кэйрон забыл об игре, пожирая портрет глазами. Он спрятал перстень – никто его так и не хватился. Со временем Кэйрон стал носить его на пальце. Эмаль начинала трескаться, портя изображение, но Кэйрон знал образ на память. И вот теперь он сможет увидеть её живой. Сердце колотилось от неожиданной новости. А если всё-таки ложь? А если нет? Узнает ли он её теперь?

– Ты проводишь меня к ней?

– Это непросто.

– Почему?

– К ней никого не пускают, даже священника.

– Как так?

– Она просила об исповеди перед смертью – ей отказали.

– Перед смертью? – Кэйрон дёрнулся от неожиданности. Мама умирает?

– Да, это большой грех. Не понимаю мать-настоятельницу, она сказала, что только наш обычный исповедник сможет принять её исповедь, а он уехал. Она не хочет звать чужого.

Неудивительно, если её заточили сюда тайно. Какой секрет она должна унести в могилу?

– Ты сказала, она умирает? – Кэйрон давно свыкся со смертью матери, сейчас ему очень хотелось верить в обратное. Если она жива, он вытащит её из плена!

– Говорят, ей осталось день или два. Она слышала ваше имя, умоляла их дать вам увидеться – они отказали. Тогда она попросила меня – я не могла ей отказать…

Кэйрон почти не слушал. Он оказался здесь, чтобы похоронить собственную мать? Кэйрон схватил невидимую монашку за руку. Она вырвала её, отступила на шаг. Он испугался, что она сбежит, а он даже не знает, как она выглядит.

– Ты поможешь мне её увидеть? – Если она откажет, он найдёт способ, решил Кэйрон.

– В её келье открыто окно – она всё время задыхается, – он слышал колебание в её голосе.

– Ты никому не скажешь?

– Нет. Она не заслуживает умереть в одиночестве и забвении. Когда-то она спасла мне жизнь, помогла смириться с судьбой, обрести покой. У нас с ней одна судьба. Надеюсь, однажды добрая душа поможет и мне. Господь понимает: я делаю это ради милосердия, – Кэйрон слышал грусть в её голосе. Он встал, чувствуя резкую боль от раны, но это мелочь. Судьба прислала его сюда в последний момент, разве боль может его остановить? В темноте он безропотно шёл за женщиной и молча посмотрел ей вслед, когда она показала ему приоткрытое окно под крышей и убежала. Несмотря на темноту, Кэйрон видел большое трёхэтажное кирпичное здание с вытянутыми узкими окнами. Он присмотрелся, заметил лежавшую у стены лестницу. Забраться в окно на последнем этаже оказалось делом пары минут.

Комната была невзрачной: жёсткая кровать, стол со свечой, молитвенники, жития святых, сложенные на полке у кровати, икона в углу. Кэйрон слышал хриплое дыхание. Таинственная незнакомка сказала по дороге, что настоятельница обычно оставляет с умирающей на ночь глухую сестру. Сейчас та целыми днями ухаживает за ранеными и, скорее всего, спит. За столом на стуле и впрямь храпела женщина, положив голову на руки. Кэйрон осторожно, чтобы не разбудить её, зажёг свечу. Пряча её в ладони, он поднёс крохотный огонёк к лицу женщины на постели.

Он не узнал свою мать. Худое лицо побледнело, сморщилось, прикрытые веками глаза утопали в глазных впадинах, волосы совсем поседели, зато широко расставленные глаза, заострённый подбородок и выпуклый лоб напоминали женщин семьи лодивийских королей. Эльмара была племянницей короля Лодивии Урмаса Девятого.

– Кто здесь? – женщина встрепенулась, испуганно открыла глаза и закашлялась.

– Это я, Кэйрон.

– Кэйрон? Мой сын? Тебе позволили повидать меня? – она говорила и дышала с трудом, постоянно кашляла, оставляя на платке кровавые пятна. Он узнал признаки чахотки. Ей и впрямь осталось недолго.

– Нет, я пришёл тайком. Я так мечтал тебя встретить!

Её глаза наполнились слезами, она улыбнулась, показав немногочисленные гнилые зубы. Кэйрон оглянулся на спящую монашку и хотел погасить свечу, чтобы не разбудить её. Королева Эльмара покачала головой:

– Нет! Дай наглядеться на тебя, сын мой! Я молила Бога послать мне такой шанс, и он смилостивился!

Кэйрон хотел возразить, что Бог тут ни при чём, дело в войне, но промолчал. В конце концов, война велась от имени Бога. Во имя одного и того же Бога, усмехнулся про себя Кэйрон.

– Мама, я вытащу тебя отсюда!

– Нет, это невозможно, – прошептала она, облизывая пересохшие губы. Кэйрон огляделся в поисках воды, однако ничего не обнаружил.

– Я смогу!

– Мне некуда идти, сынок, мои грехи не пустят!

– Какие грехи?

– Твой отец знает, поэтому и отправил меня сюда, – её губы скривились, слёзы покатились по щекам.

– Мой отец? Но он давно мёртв. Он ничего не сделает!

– Гиемон мёртв? – её глаза прикрылись.

– Гиемон? – Кэйрона будто оглушило дубиной. Его отца, её мужа звали Клемон. Она бредит или?..

– Мама, ответь мне, Гиемон мой брат или отец?

Она открыла глаза, с жалостью посмотрела на сына. Он испугался, что она промолчит.

– Ответь, я должен знать, – настойчиво потребовал Кэйрон.