Оценить:
 Рейтинг: 0

Сестры

Год написания книги
2021
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
5 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Где-то внутри огромного разросшегося дома стоял тот самый первый летний домик, его переоборудовали в гостевую и чулан для хранения всевозможных запасов. И запаха. Пример того, как устаревшее, прошлое успешно встраивается в настоящее.

Все в доме говорило о желании праздного дворянского отдыха. Мечта родителей – жить на природе, занимаясь любимыми делами, читать книжки, слушать музыку, есть любимую еду, греться на солнце летом или у печки зимой. Они частенько говорили о том, как будут принимать друзей и приучать их к барской жизни. Как дом со временем наполнится взрослеющими внуками и правнуками. Идиллия.

Дочери наведывались в «имение» нечасто. Родители не настаивали. Катя изредка приезжала, привозила Артема погостить. Маша же дом избегала. Обычно у нее находились неотложные дела или случалось недомогание, мешающее приезду. И сейчас Маше захотелось уйти, убежать через калитку далеко в лес, как тогда к ручью, где в холодной воде успокаивала окрапивленные ноги.

– Где же эта коробка? – Катя металась по дому. Открывала шкафы, ящики, тумбочки.

Нужна была коробка с документами. Вся эта волокита с наследством – лучше не откладывать, потом еще тяжелее будет.

Маша подключилась к поискам. Первым делом осмотрела коридор. Не лежит ли что-то на комодике около входа. Внутри комода. Куча рекламок, листков, платочков и прочего хлама. В гостиной на столе и диванах тоже не было. В спальне у мамы (родители спали в разных комнатах) – тоже ничего. Катя тем временем отправилась в дачную библиотеку. Сюда свозили все книги, освобождая место на городских полках для новых. Здесь были ставшие ненужными словари: толковые, философские, иностранных слов. Тут были подборки «Нового мира» и «Дружбы народов», Катя в детстве называла их скучными книгами – все одинаковые, бледные, с блеклыми мелкими буквами на вытянутых листах. Нижние полки стеллажей были закрыты дверцами, там лежали коробки с разными бумагами. Доклады, отчеты, школьные тетради и дневники Кати и Маши. Где же эта коробка? Катя помнила, что мама хранила документы в жестяной коробке из-под печенья «Москва». В библиотеке ничего не нашлось.

Коробка лежала в спальне у отца, в шкафу на верхней полке. Никакой логики, почему именно там. На полке соседствовали сундучки со старой бижутерией, клатчи, ненужные подарки – свечи, запонки, нераспакованные подарочные полотенца, перевязанные ленточками.

– Маша, я нашла! – крикнула Катя, взяла коробку и спустилась на кухню. – Вытри со стола, чтобы не запачкались документы.

Маша послушно взяла тряпку. Она была самой послушной в их семье. Самой покладистой, тихой, даже вялой.

В раковине лежала немытая посуда. На столе крошки и разлитый компот – смородиновый, наверное. Маша смотрела, как след от компота исчезает, впитываясь в тряпку.

– Так, нужно найти документы на дом и квартиру. Как же они выглядят? – бормотала Катя, доставая бумажки одну за другой.

В коробке все лежало вперемешку: свидетельства о рождении родителей, их аттестаты, дипломы – толстые синяя и красная корки, какие-то справки, документы на машину, медицинские книжки из поликлиники, полисы ОМС, справка о погашенном кредите, что-то еще. Какие-то старые фотографии в целлофановом пакете, который от старости стал будто бы чуть-чуть маслянистым. Катя решила смотреть с конца стопки бумаг.

– Что это? – Катя взяла в руки небольшой бледно-зеленый потрепанный листок бумаги. Маша увидела, как лицо Кати вытягивается, становясь все более овальным. Катя медленно повернула листок. – Свидетельство об у-сы-но-вле-ни…

Катя проговаривала последнее слово медленно, оно почти растворилось в воздухе.

Маша потянулась к листку и попробовала его прочесть.

Гражданин(ка) Любовь Владимировна Морозова, родившаяся 16 февраля 1989 года.

Место рождения – Москва

Усыновлен (удочерена)

гражданином Грибановым Андреем Петровичем

и гражданкой Грибановой Мариной Львовной

с присвоением ему (ей)

фамилии Грибанова

имени Мария

отчества Андреевна

О чем в книге регистрации актов об усыновлении (удочерении) 1989 года апреля месяца 3 числа произведена запись № 4.

….

Сестры глядели друг на друга глазами, полными ужаса и недоумения. Память яростно отматывала назад время. Катя отчетливо помнила, что мама ходила беременной. У нее сильно отекали ноги. Было высокое давление, ей постоянно было жарко. Катя несколько раз видела живот, который рос. Ее, восьмилетнюю девочку, тогда это ужасало, но при этом сквозь ужас она испытывала благоговение перед чудом. Она вспомнила, как мама, уже на большом сроке, подняла майку и предложила положить руку на живот, пообщаться с младшим братиком или сестренкой. И Катя с трудно преодолимым, но все-таки преодолимым страхом положила руку на бледный округлый живот и почувствовала, как что-то шевелится под кожей. На животе уже появились растяжки, несколько венок у пупка проступали синим. Мама же была беременна, совершенно точно! При чем же тут свидетельство об усыновлении? Катя провалилась в более раннее воспоминание, когда у мамы еще не было живота. И она, Катя, пела песню «У меня сестренки нет, у меня братишки нет. Говорят, с детьми хлопот невпроворот!». Она помнила, как выклянчивала себе братишку или сестренку, потому что у всех есть, а у нее нет. Как радовалась, когда родители, неестественно румяные, сказали ей, что скоро в их семье появится еще один человек. Как они пошли в гастроном, где на втором этаже делали молочные коктейли, и купили себе три самых больших коктейля. На дворе стояло жаркое лето. Кате как раз купили новые красивые белые гольфы с рюшами, и папа шутил, что придется делиться новыми гольфами с сестренкой или братишке отдать свой конструктор. И Кате очень хотелось братишку, но не хотелось отдавать свои новые гольфы и конструктор. Вот зачем в такие важные воспоминания обязательно влезают ненужные и необязательные детали, например гольфы? Почему бы не запомнить что-нибудь более важное: дату, улыбку мамы, свои собственные чувства? Почему вместо этого просто гольфы?

За окном пошел дождь со снегом. Круглые шарики – не дождинки и не снежинки – падали на желтую траву и пустые растерзанные грядки.

Маша чувствовала, как эти шарики сыплются в нее, будто она была полым сосудом, кувшином, выброшенным на улицу. Как они залетают в дыру в спине. Как внутри становится все больше стужи. Значит, она не из этой семьи. Значит, она чужая. Не родная. Ее приютили. Почему же не сказали? Почему утаили? Маша почувствовала, что ее мутит. Она выбежала во двор, где ее и стошнило. Слишком много новостей. Слишком много всего поднимается к кромке реальности. Чересчур многое, чему следовало таиться на дне забвения, врывается в сегодняшний день. Маша присела на крыльцо. Она была уже не Машей, а дырявым безымянным кувшином.

Катя вышла за Машей. Вернулась в дом, взяла две дачные куртки, одну набросила на себя, а другой укутала Машу. Так и сидели они на крыльце родительского дома – два птенчика, в гнездо к которым уже никогда не прилетят взрослые умные птицы. Катя обнимала Машу, потому что мы в ответе за тех, кого приручили. И внезапно эта затасканная фраза приобрела еще один неприятный смысл.

Тайны под шубой

Живешь себе спокойно в обычной семье: родители, сестра, школа, институт. Летом дача. И все у вас благополучно, скучнополучно даже. Жизнь похожа на селедку под шубой. Слои овощей, майонез вкуснючий, домашний (по семейному рецепту), свекла тертая, селедка на дне, а сверху желток. Все как у всех. И ты даже не подозреваешь, что под ровными традиционными слоями спрятана семейная тайна. Что в майонез примешаны измельченные кости скелета. И ты сам не обычный человек, а воплощение страшной семейной тайны. Интересно, есть хоть одна семья в мире без скелета?

Нельзя сказать, что Катя и Маша жили душа в душу или неразлейвода. Не душа в душу. Разлей вода. Есть огромная разница между младшей сестрой из воображения и реальной младшей сестрой. Младшая сестра, если вы не знали, это ужас-ужас. Особенно если она младше на восемь лет. Особенно если ты ее просила и пела родителям песенку «У меня сестренки нет», а потом она у тебя появилась. Катя чувствовала себя так, будто это она произвела сестру на свет своими просьбами и шантажом. Детская психика предельно эгоцентрична.

Мама носила тяжело. Несколько раз ложилась на сохранение. С самого начала все было нелегко с этой беременностью. Катя уже тогда виноватила себя. Рисовала маме вазы с пионами и ромашками. Она верила, что чем больше нарисует картину, тем лучше будет маме. Малышка родилась раньше срока – тридцать вторая неделя. Долго была в реанимации – несколько месяцев. Мама ездила к ней, как на работу, каждый день. Была зима. Новый год встретили вот так – втроем реально, но вчетвером. А в конце апреля Машу привезли в дом. Катя смотрела на красного крошечного ребенка. С малюсенькими сморщенными ручками и пяточками, на которых тоже были складки, будто пятки малышей производят из кальки. Но Катя радовалась, в недрах эмоций она откопала радость и радовалась как могла. Ведь если есть сестра – надо радоваться, это же любовь и все такое хорошее. Катя старалась радоваться изо всех своих детских сил.

Вскоре началось непредсказуемое. Для Кати непредсказуемое, а для взрослых вроде бы известное, но они об этом не предупреждали – что будет вот так. Маша орала. Она плакала днем, плакала ночью. Она срыгивала постоянно. И что-то не так у нее было по неврологии. Родители возили ее в больницу показывать разным профессорам. Маша стала центром семейного напряжения. Главным божком. Жизнь которого постоянно была под угрозой.

Катя слышала, как мама кому-то из подруг, плача, рассказывала по телефону, что Маша чуть не умерла в кроватке. Просто перестала дышать. Мама схватила ее всю синюю и начала трясти. И только тогда Маша задышала.

С младшей сестрой совершенно не о чем было говорить. Она вообще не говорила долго. И пошла поздно. Катя по-прежнему рисовала вазы с цветами – ими были увешаны все стены, оклеен туалет, две картины висели на стеклянной двери в кухню. Но Катя, увы, уже навсегда была изгнана из детского рая, она превратилась в семейную тень.

Маша, Маша, Маша. Машенька, малышка. «Смотри, как она улыбается. Смотри, как она машет ручкой. Смотри, она пытается ползти. Маша никак не садится, уже восемь месяцев, Маша не садится, Маша не садится, Маша села!!!» Будто не о чем больше говорить. Все разговоры в семье вертелись вокруг Маши. «Маша – это наша победа! Маша перестала таращить глазки, у нее опять дрожит подбородок! Маша пытается идти! Смотрите, она сделала шаг!!! Целый шаг! Умница!» Кате велено было радоваться. Велено было становиться взрослой. Нет, она не страдала, уж точно не осознавала, что страдает. Ей надо было приспосабливаться к новой реальности и учиться радоваться тому, чему положено. Принимать правила.

Иногда и ей перепадало внимание. По вечерам отец затеял читать ей «Маленького принца». Он садился с Катей на диван, она прижималась к его подмышке, и они читали. Полчаса. Это были их великие полчаса. «Дети должны быть очень снисходительны к взрослым», – читал отец. И Катя старалась.

Внимание родителей утекало к Маше. Даже когда Катя заболела корью, она не стала главной, потому что все очень боялись, что Маша заразится. Катю с температурой отвезли к бабушке. Она неделю смотрела на старый бордовый ковер, на котором распускались цветы и рассказывали ей свои истории. Еще по ковру полз градусник, он извивался, как гусеница, и перебирал мелкими ворсинками. Когда болезнь миновала, Кате позволили вернуться в дом. Маша, слава богу, не заболела. Понимали ли родители тогда, что Кате их недоставало? Или им было совсем не до нее? Катя вертела свои детские воспоминания, как большой хрустальный шар. Сейчас, после стольких лет, ей казалось, что она тогда ощущала какую-то недосказанность, какое-то мрачное изменение в их семейном укладе, ошибочно полагая, что все из-за появления сестры. Что дети всегда вот так мрачно появляются. Но теперь понятно, что это было дыхание тайны. Запрятанного за пазуху халата материнского горя, которое нельзя показывать. И родители порой избегали Кати, чтобы она не разглядела их черную тоску. Маша стала для всех одновременно и выходом из горя, и его источником, откуда оно сочилось мертвой водой.

Выяснилось, что мама тогда потеряла ребенка. Недоношенная девочка родилась с серьезными пороками. Гематомы, кисты, позже присоединилась инфекция – то ли катетер в слабую венку неправильно поставили, то ли пневмония новорожденных развилась, то ли все это сразу. Девочка прожила всего две недели. И умерла. Ушла как ангел, тихо улыбнувшись Марине.

– Все знают, что недоношенные дети не улыбаются. Но она улыбалась. Марина не стала бы придумывать, – тетя Лена рассказывала Кате, руки терзали клетчатый носовой платок.

Марина с Андреем никак не могли принять смерть малышки. Уже точно не сказать, у кого возникла идея усыновления. Марина не мыслила вернуться в дом одной. И для Андрея это было бы очень болезненное поражение. Начались поиски ребенка. Подключили связи. Все это время Марина имитировала, что ребенок в больнице. Андрей и Марина вцепились в мысль, что весь этот театр нужен для Кати: что хотя бы для нее не будет семейного горя. Они верили, что берегут ее, спасают. Через пару месяцев девочка нашлась. Связи решили все, время вообще было очень неровное, смутное.

– Отказница-мать – слишком молодая, школьница. Дочь чиновника из какого-то региона. Сибирь или Урал, уже не вспомнить. Залетела непонятно от кого. Родители привезли ее в Москву, она тут доносила. Родила, написала отказ и вернулась назад как новенькая, – продолжала тетя Лена. – Мы все убеждали себя, что делаем очень доброе, благородное дело.

– Девчонка назвала новорожденную Любовью. Наверное, любовь большая у нее была. Фамилию дали потому, что тогда отказников определяли сначала в Морозовскую. А врача, принимавшего роды, звали Владимиром – вот и набралось информации, – тетя Лена говорила, а слезы-то текли сами собой. – Но решили девочку переназвать, чтобы как-то от той истории отгородить, что ли. Назвали Машей. И никто про это не знал. Никто, кроме нас троих. Получилось все провернуть. И не узнали бы. Нам казалось, мы победили смерть… Если бы… Эээх…

– А что с тем ребенком? С той девочкой, которая умерла? – чугунным голосом спросила Катя.

– Кто ж знает, тогда проще относились к детям. Тазами в морг забирали. И дело с концом.

Зачем все эти события

«Дыши, Маша, дыши, ты должна дышать. Медленно, вдоооох, выыыдох, вдооох, выдооох». Главное – длинный выдох. Выдох медленней вдоха. «Маша, ты можешь, ты справишься, это скоро очень пройдет. Вдоооох, задержка, выыыдоооох. Вдооох, задержка, выдооох. Вдоооох, выдоооох. Так-так-так, что еще советуют врачи. Отвлечься, скоро все пройдет. Посчитать пуговицы на одежде». Маша нащупала пуговицы на рубашке. «Один, два, три, четыре, пять, шесть. Хорошо. Рукава еще есть, там две пуговицы. На кармашках? На кармашках нет. Вдооох, выдоооох». Медленно, шаг за шагом должно стать лучше. Можно еще позвонить, но кому? Первая мысль – позвонить маме. «Черт! Вдооох, выдоох. Что еще можно сделать? Отвлечься. Это просто приступ паники, это не опасно для здоровья, это скоро пройдет». Все тело Маши покрылось мурашками. «Повседневные дела, что у меня сейчас может быть за повседневное дело?»

Маша зашла в ванную комнату и начала закидывать белье в стиральную машину. Все подряд, светлое – с темным, носки с трусами, лифчики и джинсы. Запихнула все вместе. «Вдоох, выдооох». Чувство страха сковывало обручами, словно она была бочкой с вином или виски. Маша насыпала порошок. «Вдох. Выдох. Медленно. Скоро отпустит». Рукам стало холодно, Маша включила воду, грела руки. Вода текла. Разлей вода. Текла и текла, журчала, от мыла на поверхности ее появлялись блестящие маленькие пузырьки.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
5 из 8

Другие электронные книги автора Юлия Гурина

Другие аудиокниги автора Юлия Гурина