Против течения на велосипеде

Против течения на велосипеде
Юлия Игоревна Гехт

Книга о дружбе, о туристических походах, о взрослении и испытаниях, которые предлагает жизнь, о ценности семьи. В произведении переплетены воспоминания о детстве, выпавшем на непростое время после распада СССР, чувствуется смятение и хаос девяностых, показана роль семьи в формировании жизненных ориентиров и становлении человека. Несмотря на то, что речь идёт о наших днях, автор обращается к истории страны, нашедшей отражение в истории одной конкретно взятой семьи. Действие происходит в удивительно красивых местах российской земли: утёсы Среднего Урала на берегу реки Чусовой, озёра и горные вершины Западных Саян, таёжные тропинки у Данилова озера рядом с затерянной деревушкой в Омской области. Повествование пропитано атмосферой любви: к ближнему, к стране, к жизни как таковой. «С улыбкой о важном» – вот, пожалуй, девиз этой книги.

Юлия Гехт

Против течения на велосипеде

Посвящается моему сердечному другу,

сестрёнке Женечке

И если ты станешь взрослой

И даже совсем не тоненькой,

Я буду любить тебя так же,

Как в наше первое лето.

Группа «Ночные снайперы»,

«Антипесня»

Предисловие

Изложенное в этой книге соткано из разных событий, как лоскутное одеяло из кусочков пёстрой материи. События эти произошли в разное время с разными людьми. Объединяет их то, что все они по воле судьбы, или по распоряжению Вселенной, или ещё почему-то появились в моей жизни, и без них я была бы уже не я, а может, и не было бы меня вовсе.

Я не историк и далека от объективности: здесь нет точных фактов, детали перепутаны, некоторые имена, названия и даты изменены нарочно, а какие-то и вовсе забыты по моей рассеянности.

Искренность – вот что обещаю тебе, мой Читатель.

Глава

I

. На Чусовой

Ляжем на вёсла,

Кто не мечтал в этой жизни хоть раз

Всё отправить к чертям,

В одиночку пройти океан,

Посвящая сверкающим звёздам

Строчку за строчкой, целый роман?

Находя только в этом усладу,

Ничего не боясь, кораблём управляя шутя,

Ничего не теряя уже,

Предпочтя дворцовому аду рай в шалаше.

Группа «Сплин», песня «Рай в шалаше»

Девять лет пошло с того дня, как колесо моего старенького «Салюта» предательски вильнуло, наскочив на корень сосны, и меня выбросило с велосипеда в траву. Я лежала на боку, голова, казалось, норовила укатиться вниз, попрощавшись со мной навсегда, и потому я крепко держала её руками, стараясь посильнее прижимать к земле. Открыв глаза, я увидела свою грязную тельняшку. В лесу недавно прошёл дождь, и колеи, накатанные шинами внедорожников, налились глубокими лужами, а в них отражались трава, и небо, и высокие сосны, обступившие меня тёмными шершавыми стволами. Голова моя стала огромным чугунным котлом, подвешенным над костром в пещере людоеда. В котле этом закипал суп из лягушек и скорпионов, щедро приправленный носками горе-путешественников. Всё это варево бурлило, трещало и угрожающе выплёвывало кипящую жидкость наружу. Рядом лежал велосипед, руль которого я не смогла удержать на спуске. Как это случилось?

Куда я ехала? Как оказалась здесь? Мне нужно сдавать экзамены, ведь идёт летняя сессия, что я делаю в этом лесу?.. Не помню. Ничего не помню.

После этого падения нейрохирург скрупулёзно цеплял к моей голове множество проводков-электродов, потом долго изучал результаты моей энцефалограммы и развёл руками:

– Странно. Потеря памяти может произойти после крупных автокатастроф, когда человек едва остаётся жив… А вы просто упали с велосипеда. Сотрясение мозга небольшое было, конечно, но вот амнезия – нет, это невозможно.

Доказывать обратное, выяснять, куда девался кусок памяти, как я оказалась в том лесу на велосипеде, я не стала, чего доброго отправят в психбольницу и начнут лечить, пока совсем не «вылечат»… Проживу как-нибудь без ответов на эти вопросы. На следующий день я всё же села за руль моего «Салюта», по-прежнему могла держать равновесие, объезжать деревья и прохожих, страха нет, но что-то не так. Я перестала радоваться шуму резиновых шин и металлическому тиканью цепи, улыбаться встречному ветру и ощущать невесомость, спускаясь под горку. Теперь я просто передвигалась на двухколёсном устройстве из точки «А» в точку «Б», так же, как ехала бы в метро или на трамвае. Искры, которые каждый раз зажигались во мне, когда я раскручивала педали, будто выпали из моей души в ту самую лужу, куда я угодила в лесу, и там погасли.

Прошло так много времени… За эти годы судьба подкидывала меня вверх, к облакам, на крыле параплана, мягко окутывая тишиной, спускала в тоннели, гулко присыпая камнями, несла на всех парусах, надутых солёным ветром, волочила на санках, бороздя полозьями по асфальту, – так, из интереса. Близился мой тридцатый день рождения. Ещё совсем недавно я была студенткой, и едва наступала весна, как я натягивала капроновые колготки и белые сапоги на шпильках. Вот иду, балансируя по гололёду, без шапки, в лучшем случае надеваю берет, едва закрывающий макушку. Нос и ухо, которому не хватило берета, красные, ведь на улице ещё крутой минус, а мой троллейбус никак не приходит. Стою на остановке, расправив плечи, будто не холодно вовсе, ведь весна, моя двадцатая весна, зимняя сессия закрыта, а до летней ещё далеко… Хоть бы не опоздать на лекцию, хоть бы пришёл троллейбус с местом у печки!..

И вот в один ничем не примечательный апрельский четверг вдруг посыпались звонки с поздравлениями: мол, с днём рождения, с юбилеем!!! При слове «юбилей» становилось как-то неловко… У кого юбилей? У меня, что ли?.. Да уж, не хватает только атласной ленты «Юбиляр» через плечо…

Муж спросил, что мне подарить.

– Велосипед.

– Что? Ты же больше не катаешься? – удивился он.

– Я попробую снова. Велосипед, – повторила я.

И в день моего рождения меня ждал велосипед: чёрный с лакированным отливом, широкие шины с мощным протектором, изогнутая рама и зелёный звоночек на руле. Чего ещё было желать? Муж – человек удивительный. Он не умеет говорить комплиментов и вообще редко говорит. Когда пошёл дождь и задул порывистый ветер, тушь предательски потекла чёрными ручейками по моему лицу, а причёска, над которой я колдовала полчаса, укладывая непослушные короткие волосы, в один миг превратилась в мокрую подбитую ворону. Он протянул мне свою куртку и разжёг костёр. С тех пор я с ним. Наверное, это любовь.

Итак, я заново села на велосипед. Сначала крутить педали было тяжеловато: вот что значит забросить бег и халтурить в тренажёрном зале. Своего нового друга я назвала Чижиком за небольшие размеры как раз на мой средненький рост – и за российское происхождение, так как родом он из Перми.

Наступил май, такой солнечный, душистый, доверчивый и надеющийся… Мы с Чижиком возвращались домой через парк. Шёл первый в этом году дождь. Асфальт аллей намок, стал особенно тёмным, желающих прогуляться практически не было, и в парке остались только спортсмены, которые никогда не сдавались ни дождю, ни снегу. Эти спортсмены и любители бега гвоздями вонзались в мою совесть: когда-то и я была в их рядах. А теперь вот лень. Пахло то цветущей черёмухой, то хвоей: в парке так много сосен, их посадили, думаю ещё задолго до моего рождения, и теперь они величаво стоят вдоль аллей, испаряя свой густой смолистый аромат. Запах… Какой же это приятный запах дождя и хвои! Так пахло по берегам реки Чусовой на Урале, куда меня однажды забросила судьба. Две недели на протяжении этого путешествия шли дожди: и грибные тёплые ливни, и ржавые колкие дождики, которыми обычно сыплет октябрь, и серые унылые, тягучие, как кисель, дожди… Я ехала, вспоминая тот поход, холодные ночи в сырой палатке на берегу Чусовой, всё быстрее и быстрее раскручивая педали, создавая своим движением ветер.

Лавочки вдоль аллеи мелькали мимо меня всё чаще, а отдельно стоящего дерева было уже не различить: парк стал размазанным пятном, как если бы смотреть на картину маслом с близкого расстояния. Я перестала чувствовать сцепление шин с поверхностью земли, горячая искра загорелась внутри меня, отразившись на мокром асфальте, и зажгла другие искры. Это было больше, чем скорость, больше, чем ветер и сила притяжения. Этому новому чувству не находилось названия в моём лексиконе, оно было таким глубоким, как необъяснимое счастье, росло, и с каждым оборотом педалей делало новый виток, и уже не вмещалось в меня, вырываясь наружу… А потом – оп! Я не успела поймать тот момент, когда переднее колесо Чижика врезалось во что-то твёрдое, как бетонная стена, я едва удержала руль, резко нажав задний тормоз, и через полсекунды передний – до упора. И как я только не упала! Не знаю, что стало бы с моей головой на этот раз. Наступила бы полная амнезия или открылась способность ясновидения?

«Чижик, мы с тобой молодцы!» – я перевела дыхание и улыбнулась, довольная тем, как здорово удержала руль. Я выдохнула, огляделась, и новое «землетрясение» случилось во мне: ни парка, ни лавочек больше нет! Я стояла у самой кромки реки. Стало темно и неясно: наступил поздний вечер или уже раннее-раннее утро, а может, здесь всегда так? В сумерках едва виднелось каменистое дно речки. Я придерживала за руль велосипед, который передним колесом стоял в реке. В мои кеды набиралась вода, ногам уже стало холодно и неуютно. Узенькую полоску реки плотно обступили лес и горы, но разглядеть, какой высоты, мешал туман, поднимающийся белой марлей над водой. Пахло сыростью, хвоей и дымом догоравших с ночи углей в костре. Мне стало страшно, я не понимала, что произошло. Как мне выбираться отсюда и кто здесь обитает? Неужели я опять ударилась головой? Может, я сошла с ума или мне все это снится? Тогда я позвонила в зелёный звоночек на руле, чтобы проснуться, если всё-таки я сплю. Раньше не замечала, что он так противно звонит: звонок бросил свою ехидную усмешку, разрезав тишину, которая тотчас же срослась в единое тугое полотно и снова стала сдавливать виски. Несмотря на холодную воду реки, жар разливался по всему телу, что-то горело во мне, и я снова увидела искры, которые отражались на тёмной глади воды, постепенно угасая от сырости. Но голова не болела как в тот раз после падения. Я проверила колёса: прежде чем оказаться здесь, я явно въехала со всей скорости во что-то твёрдое, но ни «восьмёрки», ни других повреждений на колесе не было.

Ситуация всё сильнее обретала форму лабиринта без начала и конца, в который я попала непонятным образом. Я решила во что бы то ни стало взять себя в руки и осмотреть местность получше. Раз костровище ещё пахнет дымом, значит, недавно здесь был кто-то, кто разжигал костёр. Скорее всего, это рыбак или охотник, и он, несомненно, выведет меня отсюда! А вдруг этот кто-то сейчас сидит в укрытии и наблюдает за мной или уже метит стрелу мне в спину? Я обернулась. Сзади меня раскинулся лес, он тянул ко мне свои лохматые лапы и звал меня, словно хотел проглотить… «Ой, начиталась про индейцев историй всяких, а теперь дрейфишь», – я улыбнулась. И пошла вдоль реки, ведя Чижика рядом, стараясь наступать так осторожно, чтобы камни, громко поворачивающиеся под моими ступнями, не выдавали моего присутствия здесь. Но в этой тишине даже писк комара казался разлаженной игрой целого симфонического оркестра, чего уж про стук камней говорить. Мой путь прервался, когда я увидела туристические палатки. Сначала я остановилась как вкопанная, а потом спряталась за большой камень, когда-то бывший частью горы, и стала наблюдать. Как позволял увидеть туман, палаток было не одна и не две, а больше десятка. Пёстрые, мокрые от дождя, они раскинулись на каменистом берегу. Людей по-прежнему видно не было, я решила, что все спят. Хотя нет, не все. Из-за синей палатки с оранжевым навесом вышел мужчина, в резиновых сапогах и тёплой фланелевой рубашке в клетку, в руках он держал несколько поленьев. Рядом, прямо на камне, стояла кружка, от неё шел пар. Мужчина поджёг шалашик из хвороста и дров, устроился на гладком бревне, когда-то выкинутом речкой на берег, и закурил, глубоко затянувшись. Вся эта картина показалась мне довольно чудной, но совершенно безобидной, я была даже рада, что всё так сложилось: ну вот, обычные туристы, все спят в палатках как убитые, а этот романтик вышел рассвет встречать и мёрзнет тут теперь. Я совсем осмелела и решила выйти из своего укрытия вместе с Чижиком, расспросить, как выбраться отсюда. Только как объяснить ему, что я здесь делаю одна с велосипедом в мокрых кедах? Придётся сочинять какую-нибудь легенду, правду ведь не расскажешь.

– Доброе утро, – я старалась говорить как можно увереннее, будто и не переживаю вовсе.

– Доброе, – мужчина лет тридцати-тридцати пяти посмотрел на меня открытым взглядом, и, казалось, не удивился моему внезапному появлению, а даже, напротив, был мне рад, словно ждал меня. На его загоревшем лице светлыми чёрточками разбегались морщинки от ясно-голубых глаз. Нет, это точно не бандит. С такими глазами бандитов не бывает. Однозначно: романтик.

– Держи вот, – он протянул большую металлическую кружку, обвязанную льняным шпагатом. Пахло крепким кофе. – С молоком, как ты любишь.