Замуж за царя

Перед домом простирался довольно широкий двор, огороженный высоким забором с накрепко запертыми воротами, и только изгородь, отделяющая соседский огород, была низкой. Весь двор покрывала мягкая зеленая трава – ни одного вытоптанного кусочка земли, несколько тщательно ухоженных клумб, аккуратная поленница, ажурная кованая скамейка – все говорило о том, что и без сбежавшего домового Яга отлично справляется с хозяйством. На улице народа оказалось гораздо больше. Через сплошной забор Яги разглядеть хоть что-нибудь возможности не было, поэтому люди заходили к соседям, что-то выспрашивали у девочки, сидевшей на поленнице, не сводя глаз со двора Яги. Соседская девчонка, до этого внимательно читавшая книжку, теперь то и дело поднимала голову и кричала каждому посетителю, что мать во дворце, сегодня может и не прийти. Гости, не огорчаясь, уходили, не забыв на обратном пути поглазеть в мою сторону. Как корова в витрине! Сидеть на скамейке не хотелось, поэтому я тоже решила испытать терпение девочки с книжкой.

– Привет! Как тебя зовут? Меня – Даша. – Я облокотилась на забор, предусмотрительно низкий между двумя огородами. Видимо, Яга тоже была не прочь поболтать с соседкой.

– Знаю, ты пятнадцатая невеста царя. Я – Аксинья. – Девочка с любопытством разглядывала меня черными умными глазенками. – Я про царских невест все знаю.

Для города, в котором из информаторов одна Кикимора, очень хорошо осведомленный народ.

– Моя мама во дворце работает, – продолжила девочка. – Она невестам удобства обеспечивает и за порядком присматривает. Ее почти никогда нет дома, – печально подвела итог Аксинья.

– Понятно. Ты скучаешь?

– Я привыкла, – резко ответила малышка.

– А что ты читаешь?

Девочка глубоко, по-взрослому, вздохнула.

– Я не читаю, я только учусь. Всего несколько букв знаю, а в школу меня не берут. Говорят – рожать учить не надо, а остальное бабам ни к чему.

– Хочешь научу? – предложила я, раздосадованная мужским шовинизмом. К тому же Аксинья мне понравилась. Смышленая девчонка со смешными, торчащими в разные стороны косичками.

– А ты умеешь? – недоверчиво прищурилась собеседница, но уже пошла навстречу, захватив с собой книжку.

Получив утвердительный ответ, Аксинья невозмутимо отодвинула доску в заборе, пролезла к Яге во двор и уселась на скамейку. Я села рядом, взяла книжку. Да, не азбука, но хотя бы детская, буквы большие. Оказалось, девочка знает только три буквы, так что начать пришлось с алфавита. Аксинья быстро запоминала и вскоре уже прилично складывала буквы в слога.

– А считать ты умеешь? – На меня напал преподавательский азарт.

– До десяти! А ты дальше знаешь? – Мне попалась сомневающаяся ученица.

– Смотри…

Я разложила прутики на скамейке. Девочка все схватывала на лету. Удивительное желание учиться, редко встречающееся у детей.

– Ты очень способная, – похвалила я. – Зря тебя в школу не берут.

– Маленькая, говорят, – пожала плечами Аксинья. – А еще мама рассказывает, Прокоп Фомич девочек не любит. Только он и мальчиков не любит, но про девочек говорит, что их учить бесполезно. Девкам замуж выходить, детей рожать да пироги печь. Учить их – только время переводить. – Зажав нос, передразнила учителя девочка.

Я не выдержала и засмеялась:

– А ты не согласна?

– Нет, конечно. Я замуж вообще не пойду. От мальчишек одни беды. Мама обещала мне настоящего учителя нанять. Звездочета нашего. Я хорошо-хорошо учиться буду, и он меня в помощники возьмет. Я ученой стану.

Потрясающе! Кажется, в Трисемнадцатом государстве зарождается феминистское движение, а царь и не в курсе.

– У нас дома много книжек. Мне мама всегда покупает. Я их все прочитаю.

– Я тебе помогу, – пообещала я, впечатленная детской целеустремленностью.

– Это ты, что ли, пятнадцатая царева невеста? – вмешался зычный мужской голос.

Из широко распахнутой калитки в воротах уверенно шагнул парень. В распахнутой на груди рубашке, небрежно подвязанный поясом, шитым золотыми нитками. Резко очерченные черты лица и лохматая шапка блестящих на солнце кудрей, коричневых, с рыжеватым отливом.

Я замерла, парализованная наглым синим взглядом и насмешливой улыбкой. Парень беззастенчиво встал перед нами, упер руки в боки и оглядел меня с ног до головы, будто голую. Я аж задохнулась от его наглости.

– Ничего так, симпатичная. А звать, говорят, Дашкой?

– Говорят, в Москве кур доят, а пошли и не нашли. Сам-то кто будешь? – в тон ему ответила я.

Откуда только повылезали шутки-прибаутки? Я надеялась, что он не заметил моей растерянности. А он смотрел на меня с любопытством и в упор. Так на меня еще никто не глядел ни по ту сторону двери в чулан, ни по эту. От его взгляда по телу разбежались мурашки, вспыхнули щеки, вспотели ладошки. Внизу живота потеплело, дыхание сбилось. Я продолжала заливаться краской и молчать. Он тоже молчал и ухмылялся. К счастью, вмешалась Аксинья:

– Это Митька, стрелецкий посыльный. Нахал и шалопай, он Бабе-яге дальним родственником приходится, вот и захаживает сюда по делу и без дела. Мамка говорит, его драть в детстве надо было чаще, от него бы проку было больше.

– За рекомендации спасибо. – Парень заржал и ничуть не смутился. – Только смотри, чтобы тебя саму мамка не выдрала, у тебя опять коза сбежала.

Аксинья ахнула, подлетела к забору, оглядела свой огород, убедившись в пропаже, запричитала:

– Она не сбежала, это Васька, стервец, ее отпустил, чтоб ему пусто было! Не могла она сама убежать, я ее на две веревки привязывала. Прибить его следовало сразу после рождения!

У меня пропал дар речи. У маленькой девочки почти ангельской внешности, тянувшейся к знаниям, и такая отборная брань! А Митька хохотал, аж на скамейку плюхнулся и толкнул меня локтем в бок. Не сильно, но меня словно молния шибанула. Аксинья выбежала со двора, видимо, за козой, даже книжку забыла.

– Точно, Васька, – не унимался парень. – Это он ухаживает за ней так. Внимание проявляет.

– Интересное проявление симпатии.

– Ага. Только он козу не отпустил, а увел, – радовался Митя. – Обратно потом приведет, за поцелуй. Это я его научил.

– Нашел, чему мальчишку научить, еще и гордишься этим?

У Митьки был такой самодовольный вид, будто он Америку открыл.

– А чего бы не гордиться? – не понял парень. – Разговор только про щечку был, не про другое. А вот я бы…

Он придвинулся поближе ко мне и приобнял за талию. Собрав все свое самообладание, я смерила его ледяным взглядом, надеясь, что сердце не выскочит и не замечется по двору.

– У меня коза не пропала!

– Ну и глазюки, ледяные, уколоться можно, – недовольно брякнул Митя, но руки убрал.

– А что я невеста царская, тебя не смущает? – Интересные у них тут нравы.

– А что? У нас в Трисемнадцатом все полюбовно. Да и какая ты ему невеста, ты же его не видела!

– Это верно, сначала поглядеть надо. А то Яга уже решила, что я царицей стану.

– Может, и станешь, Яга зря болтать не будет. – Митя пожал плечами. – Ты не смотри, что старая, она еще о-го-го. На ушко наговорит, травкой напоит, и ни своих, ни чужих не найдешь.

– Что она «о-го-го», это я уже поняла. – Можно было бы добавить, что и почувствовала на себе. – И травки тоже оценила. – И спросила для поддержания светской беседы: мне почему-то не хотелось уходить и не хотелось, чтобы уходил Митя: