Эридан. Рассказы

– Нет, – грустно отвечаю я. – Я ошиблась, мои родные… Мы отправимся в зоопарк.

– А ты приготовишь туманный кисель? – спрашивает Грете, и я улыбаюсь ей.

– Конечно, дорогая. Только наберу побольше тумана из окна.

Распахиваю ставни и делаю вид, что собираю в ковш воздух, а после накрываю посудину крышкой и ставлю на плиту.

– А теперь марш в комнату, – приказываю я. – Волшебный кисель требует тишины!

Они несутся наперегонки в детскую, а я достаю из холодильника молоко и крахмал из шкафчика.

***

В зоопарк мы идём вчетвером: я, дети и тётушка Анне. Загоны с животными источают запах тоски и испражнений. В глазах обитателей – покорное бесчувствие. Утраченная свобода больше не манит их, а пятиметровая клеть с кормушкой и охапкой сена заменяет лес. Они не плачут, не о чем. Большинство рождены в неволе, и потому у них пустые глаза.

Я подхожу к лисьему вольеру и вижу равнодушную стайку облезлых зверей. Одна из лисиц подходит ко мне и изучающе смотрит через решётку. Я присаживаюсь на корточки. Мы встречаемся взглядами. Из-за спины вдруг появляются лисята – два бурых комочка на нетвердых ногах.

– Мама, – трогают меня Грете и Уле, – смотри, детёныши!

– Пойдёмте отсюда! – я вскакиваю, точно ужаленная. – Прочь из этого места! Никогда, слышите, никогда мы не вернёмся сюда!

– Почему, Кэри? – тётушка Анне с опаской глядит на меня; нет, я не рехнулась.

– Животные должны быть на свободе!

Взяв за руки Уле и Грете, увожу их. Они ещё маленькие и не понимают. Им кажется, что я отказываю им в развлечении, но я неумолима.

«Запомните, дети, – беззвучно шепчу я, глотая слёзы. – Право на свободу имеют все. Нельзя отнять её у живого существа».

***

Теперь я помню. И с грустной улыбкой киваю троллям, которые окружили меня туманной стайкой.

– Хюль…

– Нет, – отвечаю я им. – Я рождена в неволе. Далеко-далеко отсюда. Там нет гор.

– Ты не изменилась, – шелестят они.

– Хвоста у меня нет… – задумчиво возражаю я. – Но я всё помню.

– Ты останешься! Мы не отпустим тебя.

– Это будет та же клеть, только горная… Свободу нельзя отнять.

Неразрешимая дилемма. Кроме бессловесной паузы, добавить нечего. Не спорят, но и не соглашаются.

Выхожу из дома. Вдали очертания гор с редкими огоньками. Дремлют, но я знаю, что один из гигантов, приоткрыв сонный глаз, наблюдает за мной. Воздух наполнен тайнами. Я чувствую неукротимость – она просыпается внутри и распускается счастьем, как куст норвежской розы.

Беру телефон, пишу смс.

«Приезжай».

«Ок».

_______

*Хюльдра – сказочный дух в образе светловолосой девушки с коровьим хвостом.

(24.07.2017)

Рынок свежих идей

Здесь тесно и шумно, словно в балагане. Такой агорафоб, как я, должен остерегаться толпы, но любопытство вновь хватает меня за нос и тянет в самую гущу. Пока чьи-то локти сердито пихают друг друга, я, прикинувшись невидимкой, легко достигаю цели.

Три прилавка, два грузовика, очкарик в синем халате и бородач в поношенном сюртуке – всё, как и всегда.

Бородач сегодня выглядит довольным. Гордо поблескивая глазами – я стою от него буквально в паре метров и вижу его расширенные зрачки – держит на руках склизкую субстанцию и с наслаждением наглаживает ее по… чему-то. То ли по холке, то ли по заднице: анатомических подробностей не разобрать даже вблизи.

– Что это? – не поворачиваясь, спрашиваю вполголоса у соседа.

Мы знакомы. Он здесь каждое утро, как и я, и тоже притворяется невидимкой.

Я помню его имя и узнаю в профиль – в толпе этого достаточно, чтоб стать друзьями.

– Новый продукт. Открытие века, – хихикает он в ответ.

Бородач слышит смех, и с негодованием смотрит сквозь нас, пытаясь определить его источник. Он досадливо морщится, укоризненно качает головой и тут же вскидывает над собой руки, поднимая субстанцию вверх. Лицо бородача медленно озаряется самодовольной улыбкой штангиста-триумфатора.

Толпа рефлекторно аплодирует.

Субстанция нервно вздрагивает и роняет комок слизи на сюртук своего хозяина.

Рынок свежих идей. Так называется это место. А я – абсолютно безыдейная личность, наделенная фасеточным зрением; так сказал бы любой, имей я наглость заявить вслух о своей позиции.

К счастью, я социофоб, и это определяет многое, в том числе радиус личного доверия.

Сейчас в этом радиусе лишь сосед с его неизменным профилем.

– Так что, быть может, это твой шанс выиграть пари? – смеюсь я снова, а приятель нарочито жалобно морщит лоб, и многозначительно молчит свое любимое: «Я вас умоля-я-ю…».

Идея, выставленная на публичное обозрение, начинает таять: субстанция теряет форму, обмякнув в руках демонстратора.  Он резко встряхивает её, но она никак не реагирует – лишь капли зеленоватой жижи тягуче падают наземь.

– По-моему, она сдохла, – шепчет сосед.

Это замечают и остальные.

Зрители вполголоса переговариваются между собой, в то время как бородач теребит субстанцию, напрасно пытаясь её оживить.