– Понимаю, понимаю. Хочешь, сделаю тебе бутерброды?
О, нет! Спасибо! Бутерброды тоже запретная тема! Сколько их теперь накопилось, запретных тем?
– Так ты подумай над моими словами, – выдвигаясь из кухни, напомнил Ефимыч. – Рванули бы куда-нибудь к морю, недельки на две, а?
– Я подумаю, – торопливо кивнула она, едва сдерживаясь, чтобы не надавить на дверь посильнее, выпихивая его вон.
Оставшись одна, Тина налила себе еще кофе. То есть, вознамерилась налить, но промахнулась, потопив в нем салфетку. Убирая, кокнула чашку. Пока осколки собирала, порезала палец. И обреченно забилась в угол – без кофе, без чашки, без надежды, – думая, что так больше продолжаться не может.
Надо ему позвонить.
Едва она подумала об этом, все как будто стало на свои места. Ловко утащив из спальни телефонную трубку, Тина рванула в ванную и там, пустив воду на всю мощность, нервными пальцами забряцала по кнопкам.
Первый гудок. Второй. Третий.
На четвертом она мысленно назвала себя идиоткой. Нажала отбой и добавила к идиотке еще несколько определений и качественных прилагательных. Самым безобидным было «охреневшая».
Тонко подмечено. Охреневшая и есть. Гормоны крышу сорвали. Запоздалый кризис полового созревания.
Трубка, которую она, как горло кровного врага, сжимала в кулаке, залилась пронзительным звоном. И Тина мгновенно осознала, что гормоны ни при чем, разве в сердце есть гормоны, разве сердце имеет отношение к сексу, пусть самому потрясающему?!
– Да?!
– Прости, пожалуйста, что звоню, я все понимаю, я не должен, но мне сейчас кто-то позвонил, а там сорвалось, и я подумал, вдруг… это ты. Это ты?
– Это я.
Дыханье билось в трубке, как птица в силках. Их общее дыханье.
– Что ты делаешь?
– Сижу на унитазе, – ляпнула она.
– Тина, мне тридцать пять лет, – ляпнул он, – тридцать пять! Я с ума сойду!
– Я тоже.
– Тебе нельзя. У тебя дети.
– Да. У меня дети. Когда ты уезжаешь?
– Я же говорил. У меня обратный билет на понедельник.
– На какой понедельник?
– Я же говорил. На следующий.
Да, он говорил! Да, да, да, черт побери! Это всего-навсего глупая надежда, что она ослышалась!
– Тина, ты долго еще будешь сидеть… на этом своем унитазе?
– А что?
– Ну его к черту. Выходи! Выходи, я встречу тебя.
– Хорошо. То есть, плохо. Я не могу. Мне надо на работу.
– Я провожу тебя до работы.
– А твоя презентация?
– Она вечером. В восемь я освобожусь. Нет, в семь. Выходи, Тина, я еду.
– Адрес… – совсем без сил прошептала она, – запиши адрес.
– Я знаю.
Как нелепо! Она увидела со стороны и поняла – нелепо. Ей тоже не восемнадцать. Если на то пошло, ей даже не двадцать пять!
А она сидит на унитазе, прижав к груди телефонную трубку…
Да что же она сидит?! Он же едет к ней!
ГЛАВА 31
Она повторила в который раз:
– Все, Морозов, хватит. Я пошла.
– Иди.
– Отпусти меня.
– Пожалуйста.
– Спасибо.
Это невозможное что-то! Что-то, чему ни названия, ни объяснения нет. Что-то, слишком похожее на безумие. Из которого не хочется возвращаться.
– Значит, в «России». В шесть.
Его руки снова вернулись к ней. Будто он был над ними не властен.
– А презентация? Ты же говорил, в семь?
Ее руки опять взметнулись навстречу. Дурацкое пальто! Как в нем неудобно!
– В шесть. – Его жар все ближе, ближе. – Тинка, ты так и не носишь лифчики?