Гнездо аиста

– Правда?

– Вы так мало знаете о театре, – заметила Зина с какой-то очень явной завистью.

– Боюсь, что практически ничего…

Он подумал, что ему должно быть неловко за такое невежество, непростительное для человека, покусившегося на сопричастность с театральной жизнью. Но никакого стыда Клим в себе не обнаруживал. Хотя неудобство за себя испытывал постоянно, стоило ему только ступить за порог своего кабинета. Он воспринимал себя как врача до мозга костей и не находил в этом ничего зазорного. Даже то, что ему вдруг вздумалось написать пьесу и она вроде бы даже получилась, только подтверждало его профессионализм – он всего лишь нашел новый способ самотерапии. Вот только никак не мог разобраться, помогла ли она…

– У нее были самые голубые глаза изо всех, какие я встречал, – пересилив себя, заговорил Клим и вдруг ощутил, что горло у него отпустило. – Мне ведь все время приходится смотреть людям в глаза… Мы с ней встретились на какой-то студенческой вечеринке. Правда, мы их так не называли… Мы тогда просто с ума все сходили от желания создать настоящую рок-группу. Боюсь, вы этого уже не застали… Вы не поверите, что мы придумывали!

Он сам рассмеялся, вспомнив себя двадцатилетней давности, а Зина с радостным ожиданием улыбнулась в ответ. Хоть губы ее не разжались, Климу почудилось, что на лестнице стало светлее.

– Никаких электрических инструментов тогда ведь не было! Мы подсовывали маленькие микрофоны под струны обычных гитар и пускали через приемник. И ничего, вполне электрический звук получался… А ударник! Это вообще неподражаемо… Мы обтягивали целлофаном кухонные кастрюли. А что оставалось делать? Вот на этом я и стучал. Теперь даже не верится… А какой успех у нас был! Мы там все медики собрались и группу назвали знаете как? «Аппендикс».

– Грандиозно! – беззвучно рассмеялась Зина. – Почему не «Толстая кишка»?

Вспомнив, к чему начал рассказывать все это, Клим более сдержанно продолжил:

– Она… Маша принесла нам свои стихи. Чтоб мы попытались сделать из этого песни. Стихи были совсем невнятными, какой-то водоворот символов, и ничего больше. Но в то время это казалось нам таким глубоким! Многозначительным… Я не один месяц с ней прожил, прежде чем до меня дошло, что у нее вообще сумбур в голове. Не только в стихах… Психиатр называется… Меня только то оправдывает, что я больше слушал, как она смеется, а не что говорит. Я смех услышал еще до того, как увидел ее саму. В той квартире, где мы собирались, черт-те что творилось… Ну, вы, наверное, можете представить…

– Могу, – уверенно подтвердила Зина.

– Дым коромыслом стоял, а ее смех пронизал его, как… Как луч, что ли… И я тогда сразу подумал: «Мне бы научиться так весело смеяться…»

– А вы не умеете? – рассматривая кончики лежавших на коленях кос, тихо спросила Зина.

Он с сожалением улыбнулся:

– Нет. Вот так – отрекшись от всего – не умею.

– Я так и подумала, – не удивившись, сказала она, потом, немного помолчав, размеренным голосом добавила: – А теперь ее пугает собственный смех.

– Да, в тексте есть ремарка, – без удовольствия вспомнил Клим.

– Отчего это случилось?

«Почему я ей все рассказываю? – только теперь спохватился он. – Ведь она может передать разговор своему мужу… Да наверняка передаст! А он еще кому-нибудь, за ним не станет… И вскоре… Нет! – протестующе вскрикнул кто-то в нем. – Она никому ничего не расскажет. Я это знаю».

Поборов неуверенность, он сдержанно сказал:

– Это уже было, когда мы встретились. Только тогда я еще слишком мало знал… Меня даже в восхищение приводило, что у нее все время бывали вещие сны. Стоило нам зайти куда-нибудь или случайно встретиться на улице, как она хватала меня за руку и принималась шептать, что ей как раз сегодня снилось, как мы оказываемся именно в этом месте… Ну и так далее. Мол, все детали совпадают. Я тогда думал: «Какая необыкновенная девушка!» Это потом я понял, что она выдумывает эти сны. Уже после какого-то события.

– Но сама она в это верит, – вставила Зина и осторожно, чтобы не хлестнуть его по лицу, перекинула назад косы.

Непроизвольно проследив ее движение, Клим склонил голову:

– Ну конечно. Она верит.

Он отбросил со лба упавшие волосы и сухо пояснил:

– Это называется «вялотекущая форма шизофрении с психопатоподобными проявлениями».

– Тяжело вам с ней? – Зина даже не прикоснулась к нему, а Климу вдруг почудилось, что она обняла его всем, что ее составляло: голосом, взглядом, этими удивительными косами, длинными руками…

Он так и замер от этого ощущения, которое мгновенно просочилось под кожу и растеклось по всему телу мягким, удивительно приятным покалыванием. «Я просто пьян!» – сердито напомнил он себе, заставив пробудиться, и тут же услышал свой жалобный голос, который начал звучать секундой раньше:

– Она целые дни только и говорит об этих снах! О тех, что видела, и о тех, что собирается увидеть…

Не сделав даже попытки взять его за руку, что стало так распространено в последнее время, Зина вдруг оживленно заерзала:

– А это интересно!

– Что интересного? – немного обиженно спросил Клим, не ожидавший такой реакции.

– Она умеет заказывать сны…

– Заказывать? Нет. Она все выдумывает. На самом деле ей снится что-нибудь другое. Или вообще ничего не снится… Она просто накладывает свои фантазии на пустоту.

– Откуда вы знаете? А вдруг правда?! Представляете, как здорово уметь такое! Захотел провести ночь с каким-нибудь человеком и – пожалуйста! Он тебе уже и приснился.

Не разделив ее ребяческого восторга, Клим равнодушно заметил:

– Ночь можно провести с кем-то и без помощи сна…

– Ну, не скажите! – горячо возразила она. – На деле это совсем другое. Разные же бывают обстоятельства… Семьи. Расстояние. А иногда и то, и другое.

– Боюсь, ни у кого еще не получалось заказывать сны, – холодно заметил Клим. Он не мог отделаться от ощущения, что эта женщина втайне смеется над тем, что было его болью. И не придуманной, а самой что ни на есть настоящей. И оттого, что он спьяну доверился именно ей, становилось еще больнее…

«Пить надо меньше!» – Клим повторил про себя фразу из знаменитого кинофильма и вспомнил, что там ее тоже произносил врач, который, с непривычки выпив, влип в разные неприятности. Ему также вспомнилось, что там все закончилось хорошо, но это его ничуть не обнадежило. В его случае надеяться на что-либо хорошее было уже невозможно…

Он уже подался вперед, чтобы встать и уйти, сославшись на то, что не хочет мешать ей собраться перед спектаклем, и, скорее всего, если не поймают, совсем бежать из этого дворца, для которого Клим был чужим, как вдруг Зина резко дернула его за полу пиджака:

– Тихо! Сидите. Не шевелитесь…

Глаза у нее опять сделались круглыми и совсем почернели, но Клим не сразу сообразил, что это от страха. Сперва он хотел было даже возмутиться, потому что хоть в обычной жизни терпел чужую бесцеремонность, но, выпив, мог и сдачи дать. Однако прежде чем Клим раскрыл рот, он успел расслышать голоса внизу. Узнав Ивана, он без дальнейших уговоров прикусил язык и в панике подумал: «А с чего она так перепугалась? Неужели он до того ревнив? Мы же просто разговаривали…»

Уже придумывая самые неправдоподобные оправдания своего присутствия, он услышал, как Иван натянутым голосом спросил:

– Все действительно так серьезно?

– Куда уж… – ответил немолодой, глуховатый голос. – Он уже в предвариловке, я тебе говорю.

– Вот влипли! – раздраженно процедил Иван. – И я замажусь вместе с вами…

– А чего ты хотел, когда упрашивал нас половину твоего дворца арендовать? Сам упрашивал! Забыл, что ли? А раз уж мы под одной крышей…

В невнятном бормотании Ивана послышалось слово «деньги». Тот же незнакомый голос подтвердил:

– Ну правильно! У тебя ж долгов было больше, чем волос твоих крашеных. Чем думал? Сам же игрок, знаешь, что и продуться можно… Когда мы тебя на фестиваль отправили, ты доволен был, что соседи у тебя не какие-нибудь… А теперь чего испугался? Замазаться он боится! Вспомнил, что интеллигент? Артист!