С другой стороны Рублевки

– Я не знаю, Лёш, думай сам. Если бы это было в моих силах, я бы тебе помог, честное слово.

– Понимаю, – обречённо произнёс Загайнов. Согнувшись и шаркая ногами, он пошёл прочь из кабинета.

– До свиданья, Лёш! – крикнул ему в спину Глеб Митрофанович.

Тот не ответил.

Директор подошёл к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. Он увидел, как Лёшка вышел из здания и присел на постамент скульптуры. Тройка чугунных лошадей неслась вперёд. Плечи Загайнова тряслись. Глеб Митрофанович отвернулся. Чувство вины перед парнем настойчиво грызло его. Конечно, один росчерк пера – и конезавод мог бы оплатить Алексею все пять лет его обучения. Можно заключить с парнем договор, обязать его отработать пять лет в совхозе. Но уж больно смутные настали времена. Деньги на счету конезавода таяли с каждым днём, а поступлений из бюджета всё не было. Кругом перемены. Везде новое начальство, которое с досадой отмахивается от назойливого директора: «На что тебе деньги, Глеб? На корма? Лето же сейчас. Пусть твои кони травку щиплют – вот тебе и корм!»

А лошадям ведь и овёс нужен, и витамины. Но начальство это вообще не волнует. Да, времена настали…

Директор снова бросил взгляд за окно. Лёшка всё сидел на постаменте и плакал. Мужчина приоткрыл дверь своего кабинета. На лице его была решимость.

– Валентина Петровна, пройдите ко мне!

Секретарша послушно вошла.

– Оформите, пожалуйста, один земельный пай на имя Загайнова Алексея Матвеевича. Его паспортные данные должны быть в отделе кадров.

– А кто это – Загайнов Алексей Матвеевич? – вздёрнула брови женщина.

– А вон он, на скульптуре сидит. Видите?

Валентина Петровна подошла поближе к окну.

– Это тот, что к вам сейчас заходил? Младший конюх? – В голосе секретарши послышалось немалое удивление. – За что этому сопляку такой подарок? За какие заслуги?

Женщина повернула к директору лицо, на котором читалось плохо скрываемое раздражение.

– Глеб Митрофаныч, вы уверены?

– Уверен, уверен, – кивнул тот.

– Да кто он такой? – не унималась Валентина Петровна. – Родственник что ль, ваш?

– Нет, не родственник.

– А кто?

– Просто хороший парень, которому нужна помощь.

– Помощь! – проворчала секретарша. – Помощь всем нужна. Сколько он в совхозе-то проработал? Неделю?

– Почему неделю? Год.

– Один год! Раньше только после трёх лет была возможность пай получить, и то не у всех. А тут один год отработал – и пай ему оформи! Это ж не просто бумажку взяла и буквы накорябала. Собрание пайщиков надо собирать, чтобы протокол был с подписями собравшихся.

– Соберём собрание, соберём. – Директор терпеливо слушал ворчание подчинённой.

– Ну хорошо, как скажете!

Валентина Петровна нехотя пошла выполнять указание.

* * *

Земельный пай члена совхоза – гербовую бумагу с печатью Московского конного завода и подписью директора – Лёшке вручили торжественно, на собрании в сельском клубе.

Глеб Митрофанович крепко пожал парню руку.

– Держи, Алексей! – произнёс он. – Теперь ты не просто совхозный работник. Ты – полноправный член нашего совместного хозяйства. Мы принимаем тебя в наш коллектив, в нашу семью, можно сказать. Вот эта бумага, земельный пай, тому подтверждение. И не просто принимаем, а доверяем тебе часть нашего совхозного имущества. Ты теперь наравне со всеми можешь распоряжаться самым дорогим, что у нас есть – нашей землёй. Не единолично, разумеется! – Директор поднял указательный палец. – Но в числе других пайщиков теперь есть и твой голос. Надеюсь, что ты будешь использовать его разумно и исключительно во благо нашего общего дела.

* * *

В тот же день Лёшка получил ещё одну бумагу. Из военкомата ему пришла повестка в армию.

* * *

Служил Загайнов исправно, без происшествий. Лёшке повезло, в отдалённые воинские части его посылать не стали. Парня даже не вывезли за пределы Московской области. Дед с бабкой регулярно навещали внука.

– А дружок твой, Вовка, в армию-то не попал, – докладывала новости бабка Нюра. – Грыжу у него на медкомиссии нашли. Сказали, к воинской службе не годен. Операцию надо делать. Он после ПТУ на конезавод работать пошёл. Говорят, ему тоже пай дали – мать его, Маринка, выпросила. А Лизка медучилище заканчивает. Директор про тебя спрашивал. Говорит, как там Алексей? Ждём его на конезаводе. А совхоза уже нет, Лёшенька. Теперь это не совхоз, а… как его?

– Ахционерное обчество! – подсказал дед Матвей.

– Во! Оно самое. И директор теперь уже не просто директор, а этот… как его?

– Генеральный дирехтор ахционерного обчества!

– Генеральный? – не понял Лёшка. – Это вроде генерала, что ли?

– Ну, типа того, – подтвердил старик.

– И мы теперь все не члены совхоза, – продолжала бабка Нюра.

– А кто?

– Да, чёрт его знает, кто. Просто сельские жители.

– А пайщики теперь не пайщики, а держатели ахций! – со знанием дела добавил дед.

– Намутили, в общем, – задумчиво произнёс Лёшка.

– И не говори-ка! – вздохнула бабка. – На вот, лучше борща моего, домашнего, поешь.

Парень согласно кивнул и взялся за ложку.

Глава 3

В начале апреля 1997 года на заборах по всему селу появились объявления следующего содержания: