– Молись своими словами: Святой Уар, спаси некрещеного раба Божия Леонида своею молитвой… Житие Уара надо читать, он за нехристей молился. Еще Богородице нужно молиться, заступнице нашей.
Внезапно Аня смягчилась и перешла к поминкам:
– Кутью я тебе сама сварю. Её едят на поминках, а не шашлыки. А то будто праздник у тебя какой, а у самой муж в рай не попал, душу не спас.
От Юнны Аня пошла на кладбище. Это она настояла, чтобы Лёню похоронили на Парголовском кладбище. Долго убеждала Юнну, говорила, что в холмистой деревне, на возвышенности, Лёне будет лежать легче. Не в болоте каком, а в песочке.
Она часто ходила на его могилу, ведь жила Аня в Парголово круглый год, а не как Юнна – набегами да летом.
Могилка уже почти осела за год – можно оформлять и памятник ставить. Креста не поставишь – не крещеный.
Аня достала из холщовой сумки мешочек с просом и насыпала в Лёнино изголовье православным крестом с перекладинкой.
«Пусть птички Божьи его помянут». – Аня смахнула слезу.
Начал накрапывать еще холодный июньский дождик.
Аня присела на корточки и узловатыми руками стала разламывать комки земли на могиле.
«Надо же, всю глину вывернули, цветы не приживутся».
Она достала из другого холщового мешочка горстку семян бархатцев и, держа ее в левой руке, правой проделала в земле мелкие бороздки.
«Взойдут, наверное. Июнь уже».
Аня посеяла семена и слегка присыпала бороздки землей.
– Пресвятая Богородица, Царица Небесная, спаси душу некрещеного Леонида! – Она повторила это трижды, трижды перекрестилась и простодушно добавила: – А то не встретиться нам в Царствии Божьем… из-за дуры этой, которая даже окрестить его не смогла!
И заплакала, с трудом вспоминала слова молитвы.
– Анька, что ревешь-то? – У могилки стоял старый кладбищенский сторож – одноногий дядя Ваня.
– Плачу оттого, что святой человек не попал в Царствие Небесное. – Аня встала с колен и утерла глаза кончиками платка.
– Знаю я вас, баб! Не об этом плачешь. – Дядя Ваня добродушно прищурился. – Об этом вам, святошам, плакать нельзя!
– Эх, если бы жизнь по-другому сложилась… – Аня вздохнула. – Но на все воля Божья. Я же помню, как он меня называл Аней-шуршалкой. Святой человек был, чистая душа! Помню, каждый раз со мной здоровался, когда я на заутреню шла. И все с улыбкой, и взгляд светлый.
Аня собрала мешочки и, худая и прямая, как палка, побрела с кладбища.
3. Ольга
– Бесхозяйственная ты! – Ольга мыла уличный стол возле дома Юнны и ругалась. – Первым делом надо было стекла протереть после зимы. В доме сразу бы светлее стало.
– Да, окна – как глаза у дома, – поддакивала Юнна. Она радовалась, что Ольга пришла помогать.
Дочь Ольги, тринадцатилетняя Ленка, вешала гамак между двух старых берез.
– Помидорчики, огурчики, сейчас все нарежем и в холодильник поставим. – Юнна заболела каким-то странным для нее энтузиазмом.
– Главное, что водочка есть. – Ольга отхлебнула из горла, и глаза ее заблестели. – С беленькой веселее, правда?
Юнна в этом не была уверена. Она поглядывала на лицо соседки, красневшее сеточками вен, что выдавало ее тайное пристрастие, которое для всех соседей уже давно не было тайным.
– Мы и с мужем твоим иногда прикладывались. Выпивоха он у тебя был, но веселый. Всегда встретит с шуткой-прибауткой, не то что ты!
– Да! – радостно поддакнула Юнна, видя, что гамак подвешен и стол полностью оттерт от грязи.
Ольга снова приложилась к бутылке, и ее лицо окончательно покраснело.
– Помидоры с огурцами не режь – до завтрашнего дня отводенятся, невкусные будут. – Ольга деловито рылась в пакетах. – А шашлык-то ты как будешь делать? Кто мангал разожжет?
– Я разожгу. Печку же вспомнила, как…
– Нет, милая, это тебе не печка. Тут мужские руки нужны. Уголь специальный, жидкость для розжига. Дай-ка я мясо себе возьму, найду, кто пожарит, да принесу.
Юнна с легким сердцем согласилась.
Заморосил еще холодный июньский дождь. Ленка в гамаке заворчала и с головой завернулась в покрывало.
– Иди-ка холодильник помой, – деловито распорядилась Ольга. – А то совсем грязью заросла. Бывало, муж твой приедет раньше тебя и сразу мне записочку отсылает по электронной почте: приходи, мол, Олька, помогать убираться. А я и бегу! Знаю, что у него всегда беленькая под подушкой припрятана.
– Откуда ты знаешь, что под подушкой? – Юнна похолодела.
– Да уж знаю! А вторая – за валенками на печке. Неси ее сюда!
Хозяйка вошла в дом. На круглой пузатой печке под самым потолком действительно сушились валенки. Юнна вытащила один, потом второй. В каждом лежало по бутылке водки.
Юнна знала пароль от электронной почты мужа, и ее неудержимо потянуло прочесть его переписку. Дрожащими руками она включила ноутбук, открыла окно Яндекса, ввела первые пять цифр пароля… и выключила питание.
«Не хочу знать!»
Ольга подметала дорожки веерными граблями.
– Оль, ты знаешь, наверное, уже все убрали! – нервно крикнула Юнна.
– Ну, так я возьму мясо? – Ольга, не дожидаясь ответа, принялась упаковывать сырой шашлык.
Початая бутылка водки показала сухое дно.
– Ленка, Ленка, пойдем! – крикнула Ольга и, не оглядываясь, двинулась к калитке.
Ленка не шевельнулась. Дождь усилился.
– Спит, наверное, – буркнула соседка и вышла на улицу.
Юнна потрясла девочку за плечо – никакой реакции. Тогда она сняла с низенького парника кусок пленки и накрыла им весь гамак.